ый обматывал длинный платок/шарф вокруг головного убора, а «паколь» существенно осложняет такую намотку. Так что их «традиционный тюрбан» куда удобнее.
Мне же всё-таки приносят красивый «паколь» из верблюжьей шерсти, и мы отправляемся поесть, пока портные трудятся. Возле нашей машины уличный торговец отжимает сок из сахарного тростника, и это действует на меня как энергетик на время освобождаюший от груза акклиматизационной дремоты.
Сегодня вечером ещё встреча с «очень большим и уважаемым человеком», а потом я уже буду думать о возвращении домой, что, как потом окажется, вовсе не так просто на данном этапе.
Когда мы покушали, мне привезли мой новый «костюм», и я наконец избавился от ощущения, что являюсь лёгкой мишенью для местного снайпера или подрывника. В восторге от своего нового наряда, радуюсь качеству ткани и кроя, ведь я когда-то был отявленым шмоточником – одержимым модой, и внешний вид одежды всё ещё влияет на мой эмоциональном уровень.
Вдруг приходит весть, что запланированная на сегодня встреча с «очень большим и уважаемым» не состоится. Ответственному за весь Север Афганистана срочно пришлось уехать решать какой-то серьёзный инцидент. Догадываюсь, что это может быть связано с одним из конфликтов, которые тут до сих пор регулярно вспыхивают и являются частью здешней рутины. Именно влиятельные – «большие и уважаемые люди» – обычно разрешают подобные ситуации, лично приезжая к тем, кто ведёт спор или мятеж.
Планы изменились, и мы возвращаемся в мой временный «дом» – к Юсуфу. Кладём в пикап мешки с фруктами, свёрток с моей европейской одеждой, «калашников» и снова отправляемся искать удачи на «минном поле» (то есть на дороге). А до этого участка нам ещё надо выехать из города, чьи улицы словно усеяны не только бетонными барьерами и блокпостами, но и просящими милостыню женщинами, рядом с которыми часто дремлют малыши. Тяжело смотреть на эту картину, и я понимаю, что некоторые «попрошайки» так же осознанно выбрали такой способ заработка, как некоторые шженщины, предпочитающие проституцию вместо «более благопристойного» заработка. Думая об этом, коротаю дорогу, пытаясь осмыслить положение местных женщин, особенно потому что на Западе его обычно изображают однобоко и тенденциозно.
Женщины
Да, именно женщина – главный инструмент пропагандистского потока, когда речь идёт об афганской действительности. Конкурировать с ними в таком освещении могут лишь опийные маки. Ведь когда нужно демонизировать общество, образ несчастных женщин – один из ключевых способов убедить население «бомбардирующих» и «завоёвывающих» держав в оправданности таких действий.
Разумеется, статус, роль и влияние женщины в местном обществе меня особенно интересуют, и я стараюсь разобраться в этом спокойно и объективно. Хотя жена Юсуфа – русская, он хорошо знает, как в Афганистане относятся к жёнам, матерям, сёстрам, дочерям, и отвечает на многие мои вопросы.
Но прежде чем тронуть эту чувствительную для «матриархального» общества тему, нужно сказать, что наблюдая, насколько здесь иная культура, надо осознавать – здесь иначе всё, от экономики и быта до физиологии. В Афганистане девочка может выходить замуж с 12 лет, и именно это часто вызывает возмущение на Западе: «Вон, они выдают “детей”». Но жителю севера Европы порой трудно представить, что в 12 лет девочка может быть уже вполне взрослой, способной быть женой и матерью. Примечу, что и у нас в последнее время появлялись случаи, когда у 10-летних (!) девочек начинались месячные, чего в моём детстве невозможно было представить. А если говорить об афганских женщинах, надо понимать, что к 25 годам они зачастую выглядят, как наши 40-летние. Конечно, это обобщение, призванное проиллюстрировать общую картину. «Стандарт» семьи здесь – минимум 10 детей, многодетной считается та, где их 11 и более (а где-то в Испании многодетной будет пара с двумя детьми). Поэтому родители стремятся как можно раньше выдать дочь, пока она «не постарела», и чтобы она не висела на шее у семьи.
Выкуп за девственницу обычно составляет 2 «афганских лая» (около 2000 долларов), а за вдову – 1 лай. Если девушке не нравится жених, отец порой прислушивается к её отказу, хотя, разумеется, не всегда. Есть исключение в среде местных туркмен: там эти суммы удвоены. Это связано с тем, что у туркменок издревле были астрономические выкупы, вплоть до 40 лаев, из-за чего браки становились почти недостижимы, и многие девушки вообще не выходили замуж. Чтобы прекратить этот беспредел, при ограничении махра (платы родителям) туркменам была предоставлена небольшая «скидка» – но всё равно дороже, чем у остальных.
Чтобы понять, что лежит в основе отношений между мужем и женой, нужно знать, что в пуштунском языке нет слова «люблю». Эти «каменные» люди не знают голливудской «love story», которую западным людям внушают уже более ста лет – идею, будто смысл жизни в влюблённости. Предполагаю, что для многих это шок, ведь мы не можем вообразить иной вариант отношений. Но факт лишь в том, что такой вариант в Афганистане есть и имеет право на существование.
Итак, слова «люблю» у пуштун нет, но стоит вам коснуться чужой женщины, не являющейся вашей родственницей, – и можно вполне заслуженно получить пулю в лоб или нож в ребро. Мужчины оберегают и заботятся о своих жёнах, матерях, дочерях, сёстрах на протяжении всей их жизни. Девочки ходят в школу наряду с мальчиками, только сидят отдельно, обычно мальчики – впереди, а девочки – сзади.
Юсуф рассказывает не только об изменениях цен на невест, но и о нищенках. В Афганистане огромное количество не только могил шахидов, но и по-настоящему отчаявшихся вдов, многие из которых сидят у дороги, выпрашивая подаяние. Они его действительно получают. Однако Юсуф убеждён, что среди них немало тех, у кого есть мужья и родственники. Талибы пытаются решать проблему, ведь такие способы заработка харам в исламе. По местным обычаям женщина без кормильца должна получить поддержку рода.
Подавляющее большинство афганских женщин находится в семьях, которые их обеспечивают, но количество «тоскливых силуэтов» на улицах по-прежнему бросается в глаза. Никогда я не замечал, чтобы Запад с его громогласной «защитой прав женщин» направлял конкретную помощь именно этим несчастным…
Афганские женщины, особенно пуштунки, обычно носят голубые бурки. Узбечки, таджички и туркменки могут выходить и в одном лишь платке, но это уже нарушение, за которое мужу или отцу придётся объясняться с местной администрацией. Афганцы в высшей степени озабочены тем, чтобы мужские взгляды и мысли не пробуждали инстинкты.
Есть одна общность, которая порой организует протесты против требования закрывать лицо – хазарейцы. Талибы мне говорили, что именно хазарейские «девицы» были в основном «группами услуг» для зарубежных военных контингентов, но проверять это я не собирался. Хазарейцы – исключение, но не единственное. С населением Панджшера (в основном таджики) также остаётся конфликт: они не согласны со многими шариатскими нормами в новой Афганистане, а подавляющая часть народа живёт по многовековым обычаям и традициям.
Чтобы лучше понять «правду о дискриминации женщин», Юсуф цитирует один из хадисов. «Когда шейха спросили, почему женщинам нужно закрывать лицо и почему мужчины должны отводить взгляды, он задал им встречный вопрос: “Что вы будете делать, чтобы уберечь мёд на столе от мух?” – “Мы накроем его тряпочкой”, – ответили женщины. – “Вот и всё. Ваше лицо – это “мёд”, а мужские взгляды – “мухи”, которые к нему тянутся”».
Афганские женщины привыкают к ношению хиджабов, никабов, бурок и паранджей с детства. Для маленьких мальчиков это столь же привычная вещь в их мире. Бурка здесь – самая распространённая и уважаемая одежда. Ещё в до-талибские времена этот предмет считался признаком статуса – ведь если женщина носит бурку, значит, она не работает, а в семье есть обеспеченный муж. Ныне же это стало не только почётным, но и рекомендуемым вариантом. Афганцы – народ глубоко верующий, практикующий ислам. Здесь мужчина в шортах с голым животом или женщина с распущенными волосами будет производить тот же эффект, что для жителя Запада голый или справляющий нужду человек посреди улицы. Ислам крайне осторожен в вопросах сексуальности, страсти и вожделения и разрешает проявлять их только в пределах конкретных отношений.
Разговоры о якобы «запрете образования женщинам» кажутся смешными, когда видишь афганских девочек в школьной форме в стране, где все знают аль-Фатиху, но по разным оценкам от трети до двух третей населения неграмотны. Слышали ли вы когда-нибудь, чтобы Запад скорбел о неграмотности афганских мужчин?..
Всё, что рассказывает Юсуф, кажется мне настолько интересным, что я напрочь забываю о «заминированной дороге». Она внезапно заканчивается, и мы благополучно добираемся до крупных ворот.
Семья Юсуфа
Жена Юсуфа – русская, она стала вдовой после того, как её муж, друг Юсуфа, погиб в боях за свободу Афганистана. Юсуф «взял» вдову товарища с двумя детьми. Старшей девочке скоро исполнится 10, она по-прежнему считается ребёнком и может заходить в комнату, где мы разговариваем, в одном лишь платке и платье. Она с энтузиазмом заботится о том, чтобы у нас были чай и закуски, а мы продолжаем беседу.
От темы статуса и обязанностей женщин мы переходим к разговорам о боях за освобождение, в которых мой собеседник участвовал много лет, начиная ещё с времён, когда талибы были партизанским движением, собирались на конкретные операции и контролировали лишь горы и дальние ущелья.
Ночной десант
– Слыхал о ночном десанте? – спрашивает хозяин, разливая чай.
– Нет… Что это?
– Это наихудший ужас войны, в который мог попасть человек. Мне самому пришлось всё это пережить, я знаю, о чём говорю, а не просто слышал об этом.
Я начинаю записывать его рассказ на телефон:
– Традиция «ночных десантов» у врага появилась давно. После 2001 года, когда в страну вторгся агрессор, Исламский Эмират Афганистан был повержен и практически уничтожен. Два-три года по всей стране царила тишина – не слышно было ни одного выстрела. Затем талибы объявили о перегруппировке и начали понемногу боевые операции. Сначала это были единичные миномётные залпы. Янки установили в горах сенсоры для фиксации взрывов, передающие данные спутнику, и вызывали на те места бомбардировщики. Однако это мало помогало, и талибы постепенно брали под контроль удалённые районы. Тогда-то и начались «ночные десанты», которые поначалу могли длиться сутки, но позже стали ограничиваться четырьмя часами. Обычно нас заранее предупреждали «свои люди» на аэродроме, где базировались вертолёты «Чинук», и мы понимали: значит, сегодня ночью где-то рядом всё и произойдёт. Если днём над твоим домом туда-сюда летал дрон, это тоже явный сигнал: стоит задуматься, ночевать ли дома. После вечерней молитвы «магриб» дрон, который следил за тобой, мог смениться самолётом C-130, он начинал круги над той же зоной. При наличии ночного видения можно точно установить точку, куда планируется удар, так как с борта C-130 туда бьёт луч инфракрасного света. Если луч не на тебя, можно спать спокойно. Но приборы ночного видения, хоть и не слишком дорогие, большинству не по карману, так что предвес