- Они передают!-задыхаясь, выкрикнул он.-Передают по телевидению из Нью-Йорка! Напрямую, не в записи! У них будто бы монопольное право передач из Кокоа-Бич. Сообщают, что у Пруэтта не сработали ракеты! И называют его "пленником космоса"!
Послышались злобные крики и брань; у дверей и запасных выходов началась давка-разъяренные репортеры ринулись к телефонам. Накаленные до предела, они толпой вывалились из конференц-зала гостиницы "Кейп Колони Инн" на шоссе, ведущее в Кокоа-Бич. Как подло их обошли с величайшей, небывалой сенсацией, обставили, обскакали... Но кто?..
В зале, где только что было пятьсот человек, осталось не более трех десятков. Репортеры двух крупных телевизионных компаний взялись за микрофоны, чтобы передать срочное сообщение.
Барнз сидел и беспомощно смотрел на все, что творилось в зале. Он увидел, как Джек Киршбаум подошел к репортеру телевидения, составившему себе "имя" на научно-популярных передачах. Внезапно Джек протянул руку и сорвал с репортера наушники, зацепив при этом ухо и до крови ободрав его.
Прислушавшись к голосу в наушниках, Киршбаум в недоумении повернулся к Сондерсу и Прайсу.
- Прямая передача! Боже праведный, да ведь он все передавал отсюда, все, что происходило!
Он бросил наушники, круто, стремительно повернулся и с размаху ударил телевизионного репортера кулаком по лицу. Бывший авиадесантник вложил в удар все сто с лишком килограммов своего веса.
Но это уже ничего не меняло. Вся страна уже знала, и повсюду творилось что-то невообразимое.
Пруэтт жил теперь в мире, в котором было по семь рабочих дней в каждой неделе, а всякий день был до отказа заполнен столькими делами, что их просто было невозможно переделать. Препятствия одно за другим вставали перед ним, и надо было напрягать все силы, чтобы преодолевать их; за очередным препятствием он мог немного помедлить, то есть вернуться к нормальному, каждодневному, совершенно бешеному темпу. Джим Дагерти не отставал от него и был как бы его вторым "я" - он взваливал на себя как можно больше работы, занимаясь бесчисленными мелочами, требовавшими хладнокровия и внимательности, и давая этим возможность Пруэтту сосредоточиться на тех задачах, которые были непосредственно связаны с предстоящим полетом.
Пруэтт изучил капсулу No 15 намного лучше, чем любой самолет, на котором летал. Кроме космического корабля, в жизни для него почти больше ничего не существовало; Пруэтт поставил перед собой задачу познать, не только разумом, но и инстинктом, буквально каждый квадратный сантиметр капсулы, каждую крошечную деталь ее оборудования, каждый элемент работы всех ее главных и второстепенных систем.
Получив в условиях жестокой конкуренции право на постройку космического корабля, предназначенного для орбитальных полетов американцев, инженеры компании "Макдоннелл" с самого начал оказались в затруднительном положении. Их ограничивали возможности ракетыносителя "Атлас"; им были поставлены жесткие пределы и по-весу, и по размерам капсулы. Получался грубоватосмешной парадокс-человеку, забрасываемому ракетой в бесконечное пространство космоса, отводилось пространство, столь ограниченное...
Инженеры работали настойчиво и упорно, стремясь обеспечить космонавту максимальные удобства при минимуме имевшихся у них возможностей. Пруэтт понимал, что тут уж ничего не поделаешь. В сущности, в его округлой капсуле было не больше места, чем в телефонной будке, а ни один человек в здравом уме не захотел бы просидеть трое суток в телефонной будке.
Впрочем, в действительности человеческому телу в капсуле было гораздо удобнее, чем это казалось на первый взгляд. Космонавт вовсе не лежит на спине, как считает большинство непосвященных. Он находится в полулежачем положении, спина немного приподнята, а колени чуть возвышаются над головой. Каучуковая и пластиковая обивка контурного кресла точно отформована по телу космонавта и необычайно комфортабельна.
Пруэтт с нетерпением ожидал первых мгновений невесомости. Когда, в порядке тренировки, он лежал по нескольку часов в контурном кресле капсулы или тренажера, это бывало очень утомительным. При нормальном тяготении в полулежачем положении кровь отливала от ног к туловишу, и даже пустячное неудобство вызывало сильнейши.боли:
Но в космосе... Собственно-говоря, даже русский корабль "Восток" не так уж велик с точки зрения земных масштабов. Все дело в том, что в состоянии невесомости самый незначительный дополнительный объем дает колоссальные преимущества. Этого достаточно, чтобы русские космонавты могли, например, расстегнуть привязные ремни и распрямить тело.. Не так важно, что они могли стоять, - в условиях невесомости нельзя "стоять". Там, где нет верха и низа, это понятие теряет смысл. Но Николаев первый станцевал "космический танец". Плавая в воздухе, совершенно невесомый, он ухватился обеими руками за выступы в кабине, тщательно уравновесил тело и начал вертеться. Он вращался и вращался с восхитительной легкостью, без малейшего дополнительного усилия, и прекратить вращение ему удавалось, лишь ухватившись за что-нибудь.
Так что даже капсула "Меркурий", этот крохотный кокон, в который завернулся человек, чтобы дерзнуть взлететь в космос, утрачивает при невесомости все свои неудобства и становится не только терпимой, но даже комфортабельной.
Правда, влезать в капсулу было чистым наказанием.
Иначе не скажешь. И Пруэтт ворчал всякий раз, когда, извиваясь, протискивался с посторонней помощью в узенький люк. Он влезал в капсулу и вылезал из нее не меньше сотни раз, отрабатывая процедуру покидания капсулы в аварийных ситуациях. Он вылезал через люк и через узкий проход в горловине капсулы, где размещались парашюты. Это был тот случай, когда восемьдесят килограммов тренированных упругих мышц и широкие плечи мало радовали его.
Пруэтта никогда не покидало чувство изумления, когда он думал о своем космическом корабле. На орбите эта машина вместе с ним будет весить примерно тысячу пятьсот килограммов. Черт побери, это почти на пятьсот килограммов меньше, чем весит его автомобиль! И все же эта крохотная коробочка полетит вокруг земного шара со скоростью двадцать девять тысяч километров в час; она способна выдержать колебания температуры в несколько тысяч градусов. И ей будет нипочем любое давление-от практически полного вакуума до нагрузок, которые превращают в кашу все, кроме самого прочного металла.
Вживаясь в сложное хозяйство своего космического "домика", Пруэтт понимал, что единственно возможная норма взаимоотношений космонавта с его кораблем-это симбиоз человека и машины. В сущности, человеческий организм должен буквально вплестись в электронные и механические системы капсулы и гибко взаимодействовать с ними.
Он будет жить, как младенец во чреве; только человек, видевший капсулу, с которой слой за слоем снята обшивка, может оценить потрясающую сложность и переплетенность всех "волокон" космического корабля. Тело Пруэтта будет окружено десятью тысячами метров проводов и кабелей. Часть из них будет даже подключена к нему. В ограниченном пространстве капсулы десять километров "венозных и артериальных сосудов" будут обеспечивать подачу электроэнергии, тепла и жидкостей, охлаждать, защищать от радиации... Да, это самый настоящий симбиоз.
Как и его предшественникам-космонавтам, Пруэтту предстояло убедиться, что тренировки и длительная подготовка потребуют больше физических усилий, чем выполнение любой задачи во время реального космического полета.
Тренажеры и специальные устройства представляли собой хитроумно придуманные "барьеры", преодоление которых требовало величайшего напряжения. Это был путь добровольного мученичества и испытаний возможностей человека, но он всегда вел вперед, к конечной цели-максимальной готовности к огненному броску в неизведанное, который потребует предельной отдачи сил. Инженеры НАСА создали несколько тренажеров, по их мнению, воспроизводивших многие ситуации, с которыми человеку придется столкнуться на борту космического корабля во время орбитального полета. Одной из любимейших "игрушек" у них был безопорный стенд "Альфа" (От английского сокращения "ALFA" - Air Lubricated Free Attitude Simulator (свободно ориентирующийся в пространстве тренажер на воздушной подушке).-Прим. ред.).
Опыт показал, что они ошибались. "Полет" на безопорном стенде не был похож на управление реальным кораблем и реальными двигателями в условиях невесомости. На тренажере было работать труднее, значительно труднее. Первое знакомство с "Альфой" застало Пруэтта врасплох.
Он забрался в контурное кресло, и техник надежно закрепил привязные ремни. Просторное помещение, где находился стенд, погрузилось в темноту. Пруэтт вспомнил, что балансирует на огромном стальном шаре, опирающемся всего только на подушку из сжатого воздуха, вспомнил - и забыл. Он услышал глухой шипящий рев воздуха и, не задумываясь, пошевелился, чтобы усесться поудобнее.
Это была тяжкая ошибка: Вселенная мгновенно и резко завертелась вокруг него. Кресло круто наклонилось и стало вращаться. А ведь он всего лишь подвинулся в кресле на какой-то сантиметр!.. Он инстинктивно попытался подчинить себе свое тело, восстановить равновесие, но необычайно чувствительная "Альфа" реагировала на малейшую неточность-его только сильнее стало крутить, причем как-то по-новому, что еще больше сбивало с толку.
Он выругался; мгновенно помрачнев, он представил себе, как будут смеяться над ним другие космонавты, и снова ругнул себя. Надвигался первый приступ тошноты, и тут Пруэтт немедленно воспользовался собственным самым эффективным средством, не раз выручавшим его в подобных случаях. Этот прием стал для него совершенно органичным элементом процесса мышления. Он заставил себя слиться с машиной, заставил свои ощущения и инстинкты вписаться в систему "человек-машина".
Перед его глазами была большая линза. Глядя сквозь нее, он сосредоточил свое внимание на карте, необычной карте, охватывающей пространство в три тысячи километров от горизонта до горизонта и движущейся перед ним со скоростью около восьми километров в секунду, Земля летела под ним точно так, как будет лететь под капсулой на орбите. И когда его внимание переключилось на карту, он обнаружил, что уже не слышит шума сжатого воздуха, а ведь когда начиналась тренировка, ужасный рев просто оглушал его. Теперь же он его не замечал, как не замечал раньше шума работа