По такому случаю она оделась с особенной тщательностью. Дарси всегда настаивал, чтобы в Нортклифф-Холле к обеду семья садилась при полном параде. В Ллинвидде же Джулиана одевалась значительно скромнее. Но на сей раз на ней было нарядное голубое с полосками жаккардовое платье и роскошно вышитый корсаж. Она даже велела горничной уложить себе волосы, что делала весьма редко.
Джулиана с улыбкой дотронулась до своей прически. Теперь она покажет Рису, что может быть образцовой женой, если захочет.
А что, если ему это все равно? Что, если он будет груб и требователен? Или, может, она ошиблась и он не захочет валлийской пищи? Джулиана оглядела комнату. Что, если ему не понравится, как она переделала столовую?
Что ж, если так, это уже не ее дело, решила она, пожав плечами. Если он не сможет оценить усилия, затраченные ею на этот обед, тогда он в самом деле грубое, невоспитанное животное и между ними никогда не будет мира.
Лицо Джулианы омрачилось. Что ж, в таком случае, она в следующий раз выставит перед ним тарелку простой овсянки.
Но, однако ж, нынче вечером Рис все же доказал, что может быть справедлив, когда захочет. Разговор в кабинете ее очень ободрил. Оказалось, за безрассудным поведением скрывался вполне разумный человек. Человек, чья гордость несказанно страдает. И все же он попытался разобраться в том, что произошло, и не стал безоговорочно верить россказням Дарси. В конце концов, может, мир между ними не так уж и невозможен?
— Я не слишком поздно? — раздался громкий голос от дверей.
У Джулианы бешено заколотилось сердце. Он уже здесь. Изо всех сил стараясь подавить волнение, Джулиана приветствовала его сердечной улыбкой.
Похоже, он удивился, но тоже ответил ей широкой обезоруживающей улыбкой, некогда так пленившей ее сердце.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он, направляясь к столу. — Этот цвет очень тебе идет.
От столь неожиданных комплиментов Джулиана смутилась и низко наклонила голову. Рис подошел к ней вплотную, взял ее руку и поцеловал. Перед тем как отпустить ее, он запечатлел легкий поцелуй на ее запястье, отчего все тело Джулианы пронзила сладостная дрожь.
— Прелестный цвет, — произнес он и распрямился.
Она заставила себя посмотреть ему в глаза и тут же пожалела об этом. Его взгляд пылал такой страстью, что разжег в ней ответный огонь желания. «О Господи! — подумала Джулиана. — Зачем он это со мной делает?»
— Т-ты тоже хорошо выглядишь, — совершенно ничего не соображая, пробормотала она.
— Да? — Он удивленно поднял бровь. — Ты не боишься, что я зазнаюсь от твоей похвалы?
Эти шутливые слова напомнили ей прежнего Риса и то, как он поддразнивал ее в первые дни их знакомства. Он же продолжал по-прежнему крепко держать ее руку.
— Что ж, наверно, мне следует быть сдержанней в комплиментах, — не задумываясь ответила Джулиана. — Мистеру сквайру следует быть поскромнее. И упаси Бог допустить, чтобы мистер сквайр принялся разгуливать в бриджах цвета фуксии, как щеголи из Клуба франтов.
Рис весело расхохотался. Потом, не выпуская ее руки, он проводил Джулиану к ее стулу. Усадив ее, он занял место во главе стола под зачарованным взглядом жены.
Впервые за сегодняшний день он не казался напряженным. И ее слова по поводу его костюма были совершенно справедливыми. Он оделся так, как и в торжественный вечер, устроенный по случаю ее помолвки. Узкие атласные брюки и прекрасно сшитый камзол подчеркивали его мускулистые бедра и плечи. Годы физической работы на море развили его мышцы и сделали тоньше его лицо. Если раньше он был строен и гибок, словно острый клинок, то теперь он походил на мощный разящий меч. Этим, наверно, и объясняется, почему он показался ей столь грозным и внушительным при первой встрече.
Но в то же время он стал и еще более красив. Суровые морщины, избороздившие его чело, лишили его юношеской свежести, но придали чертам мужественную определенность, чудесные смоляные волосы все так же блестели при свете свечей. Это были его собственные волосы, заплетенные сзади в косичку, и Джулиана была очень рада, что он пренебрегал модой, заставляющей мужчин носить пудреные парики и румянить щеки. Слава Богу, он никогда не будет франтом.
— Ты знаешь, у американцев есть песенка о франтах, — сказал он, усаживаясь за стол. — Она называется «Янки Дудль Денди». Я слышал, как ее пели в таверне перед сражением.
Воган позвонил в колокольчик, подавая сигнал к началу обеда.
— А какие там слова? — спросила Джулиана, стараясь удержать Риса в этом миролюбивом настроении. К тому же ее искренне интересовала его жизнь в Америке. Прищурив глаза, он запел для нее песенку о человеке на пони; и пока он пел, Джулиана почти видела его в американской таверне, распевающим боевой гимн колонистов. Бедный Рис! Он был так долго вдали от родного Уэльса, что вынужден был петь о свободе чужой страны. Как это ужасно — быть изгнанником, а затем заложником в чужом краю!
Эти мысли растревожили Джулиану. Безусловно, он имел право злиться на нее за все происшедшее, даже если в этом была виновата не она сама, а ее братья. В конце концов, если бы он вообще ее не встретил, его бы не завербовали. Если бы он не осмелился ее полюбить, его никогда бы не отправили в изгнание.
Открылась дверь, слуга внес горячий суп и разлил его в бульонные чашки. Рис прервал свою песню, нагнулся над чашкой, и улыбка исчезла с его лица. Какое-то время он пристально вглядывался в горячую жидкость с плавающими в ней по старинной валлийской традиции нежными лепестками бархатцев.
«О Боже, — испугалась Джулиана, — он, верно, терпеть не может этот суп. Не нужно было слушать кухарку!»
Он поднял голову над чашкой.
— Ты знаешь, сколько прошло времени с тех пор, как я в последний раз ел эту похлебку?
Стараясь не показать своего волнения, она легко угадала:
— Шесть лет?
— Даже больше. Тогда я отправился в странствия по Европе… как раз тогда, когда Ллинвидд… поменял владельца.
Она кивнула. Воган зачерпнул ложку супа, и Джулиана затаила дыхание. Но тут же вздохнула с облегчением — на его лице застыло невыразимое блаженство.
— Удвой кухарке жалованье, — улыбнулся Воган. — Дай ей все, что она захочет, но пусть она готовит этот суп каждый день до самого второго пришествия.
Джулиана не смогла сдержать улыбки. Она готова была просто расцеловать кухарку. Удвоить ей жалованье? Это стоит сделать, хотя бы ради того, чтобы видеть Риса таким оживленным. И чувствовать себя ему равной, а не кающейся грешницей.
— Правильно ли я поняла, — желая подзадорить его, спросила она, — что эта похлебка не входила в твое американское меню?
Он отломил кусок хлеба и бросил его в суп.
— Ни в американское, ни во флотское. — При упоминании флота ее лицо погрустнело, и он поспешно добавил: — Но в Америке были другие интересные блюда.
— Да? — Она проглотила ложку супа. — И какие же?
— Скажем, суп из мидий. Это просто мидии в густом бульоне, но американцы добавляют в него еще какие-то специи… в общем, это замечательное блюдо, если его готовит хорошая кухарка.
Джулиана отложила ложку, у нее вдруг пропал весь аппетит.
— И кто готовил его для тебя? — спросила она, разом вспомнив обо всех женщинах, с которыми, как говорил, он спал.
Но Воган, казалось, не заметил ее изменившегося голоса.
— Чаще всего моя хозяйка. Когда я не выходил в море, то жил больше в меблированных комнатах. Вот так и сэкономил уйму денег. — Он проглотил ложку супа и ухмыльнулся. — Видела бы ты эту ужасающую женщину. С седыми волосами, с плоским лицом, вдвое толще тебя. И если кто-нибудь входил на кухню, она вышвыривала его одним ударом огромного кулака. Горничные, лакеи, солдаты — от всех оставалось лишь мокрое место. Но она умела потрясающе готовить.
Джулиана с облегчением вздохнула. Пожалуй, трудно было представить Риса в постели с этакой амазонкой.
— Расскажи мне о твоей жизни в Америке. Я читала о колониях и всегда задавалась вопросом, действительно ли там такая захватывающая жизнь, как описывается в рассказах.
Он взглянул на нее с изумлением.
— Ты серьезно? Ты действительно хочешь узнать об Америке?
— Да. Очень.
Он пожал плечами.
— Хорошо. Что бы ты хотела узнать?
Следующий час пролетел, словно в тумане. Стоило только попросить, и Рис с удовольствием принялся рассказывать ей о колонистах. Ей они казались какой-то разношерстной компанией — все эти говорящие по-английски голландцы из долины Гудзона, шотландцы из Северной Каролины, воинственные племена индейцев и даже англичане, порой любящие, а порой и ненавидевшие свою отчизну. Занимаясь каперством, он изучил все американское побережье и за три года повидал больше, чем она за всю жизнь.
Блюда все прибывали и прибывали — заливные миноги, жареный гусь, вареный лук-порей с беконом, консервированные абрикосы… Но Джулиана к ним едва притронулась. Вместо того она, затаив дыхание, впитывала истории Риса о людях, которые раскрашивали свои тела и полунагие шли в бой, о деревянных укреплениях, густых лесах и тучных полях, возделываемых рабами.
— Это звучит так дико! — сказала Джулиана, когда он прикончил вторую порцию хлеба, запеченного с сыром, столь любимого валлийцами. — Как люди могут растить детей и мирно жить, если над их головами раздаются воинственные кличи индейцев?
Рис фыркнул от смеха и вытер рот.
— Боюсь, я дал тебе такой же искаженный образ Америки, как и твои книги. Но, знаешь, это твоя вина. Ты — превосходная слушательница, а потому я не удержался и кое-что приврал. На самом деле воинственные индейцы, а вернее, остатки некогда могучих племен обитают лишь в девственных лесах в самой глубине материка. В прибрежных же городах и на плантациях протекает совершенно цивилизованная жизнь. Люди ходят в театр, в церковь, дети каждый день посещают школу… все это не слишком уж отличается от Уэльса или Англии…
В этот момент слуга внес слоеный торт, над которым, как стало известно Джулиане, кухарка трудилась с самого момента их приезда. Рис со смехом указал на него.