— Я совершенно забыла! — А она еще даже не подготовила ему бумагу! Вот к чему приводят витания в облаках! — Отправьте его на кухню и прикажите кухарке налить ему чаю и накормить. Он может взять все это с собой в классную комнату, если пожелает. Я скоро буду.
— Слушаюсь, миледи. — Дворецкий отправился на кухню, а Джулиана бросилась в кабинет, где она хранила запас бумаги. Она поспешно извлекла из ящика стола десяток листков, несколько секунд подержала их края над пламенем свечи. Дождавшись, когда бумага слегка обуглилась, она задула свечу и помахала листками в воздухе, избавляясь от дыма.
— Чем это ты занимаешься? — раздался голос из-за двери.
Джулиана вздрогнула, повернулась и увидела Риса.
— Должна сказать, у тебя ужасная привычка тихо подкрадываться к человеку.
Воган криво улыбнулся.
— У тебя тоже странные привычки. Например, портить вполне хорошую бумагу…
— Я ее не порчу, а просто… ну… пачкаю ее.
— Могу я узнать зачем?
Она пожала плечами и вытащила еще десяток листов.
— Это для Эвана.
Он прислонился к дверному косяку, сунув руки в карманы.
— Ах, да. Это тот мальчик, который ходит к тебе за грязной бумагой. Теперь я понимаю, эта бумага «грязнится» отнюдь не сама собой.
— Ну конечно, нет. Но он бы не взял у меня хорошую бумагу, поэтому я должна… как-нибудь ее испачкать.
— Понятно. — Он наблюдал, как она таким же образом расправляется и со следующей порцией бумаги. — Когда тебе нужна эта бумага?
— Я спешу как раз потому, что Эван уже здесь, а я совсем забыла ее приготовить.
— Можно мне присутствовать на уроке?
Она взглянула на него с любопытством.
— Зачем?
— Раз уж я согласился посодействовать, чтобы твой воспитанник получил образование, я хотел бы познакомиться с ним. Ты не возражаешь?
— Думаю, от этого не будет вреда, — пробормотала Джулиана. Причин для отказа не было. За исключением того, что ей придется находиться с ним рядом. Но объявить ему это значило сознаться, как волнует ее присутствие мужа.
Джулиана собрала бумагу и сложила ее в стопку.
— Эван ждет в классной комнате. Обычно я там с ним занимаюсь.
Рис ничего не ответил, просто ждал, пока она закончит возиться с бумагой. Когда она проходила мимо него, он слегка подвинулся, но ровно настолько, чтобы она его слегка коснулась.
Джулиана проскользнула в холл, стараясь не перепачкать платье жженой бумагой и одновременно не задеть Риса. Хотя ей и удалось с успехом выдержать это испытание, она почувствовала на себе его пламенный взгляд. И горячее соблазняющее дыхание, что почти обожгло ее шею.
Очутившись в холле, Джулиана ускорила шаги, но Воган последовал за ней, обняв ее за талию обычным для всех мужчин жестом собственника. Она попыталась успокоиться, но учащенное дыхание ее выдало. Так они прошествовали вверх по лестнице, бок о бок; его рука будто бы поддерживала ее, но на самом деле — Джулиана была в этом уверена — намеренно возбуждала ее.
И, к сожалению, Рису это неплохо удавалось. Джулиана чувствовала его сильное стройное тело рядом с собой; он двигался с грацией племенного жеребца… его бедра обтягивали тугие, узкие штаны… его рука ласкала ее спину при каждом шаге… а пальцы его лежали у нее на талии, всего в нескольких дюймах от бедер…
«О Боже, — раздраженно подумала она, — он сам дьявол, это точно. Ну и что же, что у него прекрасное тело? Он самоуверенный, упрямый, бессовестный тип, и совершенно не стоит моего внимания».
Жаль, что эта мысль не принесла ей никакого облегчения. Когда они достигли классной комнаты, Джулиана с трудом могла сдерживать бурлившее в ней возбуждение. С глубочайшим облегчением она отстранила Риса и бросилась в комнату.
При виде сидящего за столом Эвана ей удалось немного успокоиться, и теперь ее мысли были далеки от Риса. Когда же он появился в классной, Джулиана, казалось, была полностью поглощена созерцанием своего юного воспитанника. Вероятно, он уже успел с невероятной быстротой проглотить весь свой ленч и теперь сидел, уткнувшись в книгу, которую ей удалось приобрести накануне. То был «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо. Мальчик не заметил их появления; склонившись над книгой, он буквально глотал страницу за страницей. Джулиана все не переставала удивляться тому, с какой легкостью Эван усвоил английский язык и теперь мог читать с поразительной скоростью. Двенадцатилетний мальчик, читающий по-английски, валлийски и французски после столь краткого обучения, — это казалось просто невероятным.
— Прости, что я заставила тебя ждать, — мягко сказала Джулиана.
Эван вздрогнул. Его румяные щеки стали совершенно пунцовыми, когда он поднял голову и заметил ее и Риса. Захлопнув книгу, он вскочил и поклонился.
— Добрый вечер, миледи. Я… я надеюсь, вы не станете возражать. Я увидел новую книгу и…
— Не говори глупостей. — Она улыбнулась. — Я рада, что у тебя была возможность ее просмотреть. Ну как, она тебе нравится?
Эван пожал плечами и с любопытством взглянул на Риса.
— Очень интересная.
«Это как раз такие приключения, которые обожают мальчики», — подумала Джулиана, гордясь своим выбором.
— Я так и думала, что тебе понравится. — Жестом она указала ему на стул, но он продолжал стоять, вопросительно поглядывая на Вогана. Вздохнув, Джулиана произнесла: — Эван, я хочу представить тебя моему мужу, сквайру Вогану. Он собирается присутствовать на нашем сегодняшнем уроке.
— Вот мне и посчастливилось познакомиться с вами, сэр. Это такая большая честь для меня. — Карие глаза Эвана засверкали от восторга и стали похожи на большие блестящие каштаны.
— Для меня также, — весело ответил Рис.
Джулиана села за стол и тут же начала урок, мечтая лишь о том, чтобы он скорее закончился и она могла бы сбежать от Риса. Если Эван и удивился, что она не поболтала с ним, как обычно, о его матери или о ферме, то не показал виду. И, похоже, он вовсе не испытывал неудобства от присутствия Вогана. Разве что произносил спрягаемые французские глаголы с нескрываемой гордостью, а затем не останавливаясь выложил дюжину новых слов из стихотворения, которое она ему задала.
— А что здесь оплакивает герой Гриффида? — спросила Джулиана, когда мальчик покончил с особенно сложной строчкой.
Эван ненадолго задумался.
— Наверно, он горюет, что не может говорить стихи во время путешествия?
— Декламировать стихи, — поправила она. — Но это не совсем точно. Ты понимаешь, он горюет по старым обычаям, до которых никому больше нет дела. Он жалуется, что никто больше не желает внимать валлийским стихам, поэтому он должен «в отчаянии прятать ото всех свой песенный дар».
Впервые за все время урока заговорил Рис:
— Во времена Гриффида немногие решались бороться с засильем английского языка. Валлийский язык считался глупым и никчемным, и многие валлийцы отказывались говорить на нем. Поэтому Гриффид чувствовал себя чужим на своей земле, «приговоренным бродить по свету в поисках правды».
Джулиана подняла взгляд на Риса. Он также наблюдал за ней, словно пытаясь проникнуть в ее мысли. Стихотворение Гриффида было одним из самых любимых ими. Интересно, помнит ли он об этом? И понял ли он, что она отобрала его для Эвана по этой самой причине? Если и понял, то постарался не подать виду, хотя Джулиане показалось, что взгляд его смягчился.
Эван, не замечая, что происходит между ними, спросил:
— Мистер Гриффид похож на вас, мистер Воган, правда? — На лице мальчика было написано восхищение.
— Почему это? — Воган не мог скрыть удивления.
— Ну, вам тоже пришлось бродить по свету и забыть свой поэтический дар.
Джулиана со вздохом опустила глаза, боясь, что Рис сейчас же потребует от нее объяснений. Она должна была предвидеть, что восхищение перед мифическим мужем-героем, которое она прививала Эвану все это время, выльется наружу, как только мальчик встретит живого Риса. Это была ее вина — она слишком много рассказывала ему о Рисе Вогане. Но все эти годы она особенно остро нуждалась в собеседнике, а Эван так охотно слушал!
— Эвану всегда было очень интересно знать… слушать о тебе… — самым равнодушным тоном попыталась оправдаться Джулиана.
— Нет, это не совсем так, сэр, — выпалил Эван. — Я считаю вас самым настоящим героем. Так благородно сражаться за свободу Уэльса, несмотря ни на какие опасности. Вы — великий человек.
Она ощутила на себе пронизывающий взгляд Риса, но сама не решилась поднять на него глаз.
— Я рассказала Эвану, как тебя завербовали во флот.
— Миледи рассказала… — Эвану, вероятно, очень нравился разговор, — …как однажды вы говорили, что никто нам не может запретить изъясняться на родном валлийском языке. И еще она много рассказывала мне о ваших стихах. Я прочел их все до одного. Все. А ведь я вовсе не люблю поэзию.
Рис оперся локтями на стол и наклонился вперед, к Эвану.
— Где тебе удалось прочитать мои стихи? Они ведь никогда не были опубликованы.
— Леди Джулиана разрешила мне прочитать их в книге, которую вы ей дали. О, сэр, они великолепны.
— На самом деле? — Воган сверлил взглядом Джулиану.
— Да. — Эван широко улыбнулся. — Она мне все о вас рассказала. — И доверительно сообщил: — Она сказала мне, что вы — особенный…
— Особенный? — переспросил Рис тихим голосом.
«О, ну почему Эван так любит поболтать?» — подумала Джулиана и вслух предложила:
— Пожалуй, пора вернуться к нашему уроку.
— Нет, это не слишком интересно, — вкрадчиво зтозвался Рис. — Эван, а говорила ли тебе леди Джулиана, что она имеет в виду под словом «особенный»?
Наморщив лоб, Эван какое-то мгновение размышлял.
— По правде, я не знаю. Как герой. Как в книгах — мужчина, в которого влюбляются все девушки.
— И она говорила, что влюблена в меня?
Улыбка исчезла с лица Эвана, и он неуверенно посмотрел на Джулиану.
— Ну, не именно эти слова. Но она говорила о вас, как… ну, как девушки говорят о своих суженых. Ну, вы знаете… совсем как моя сестра Мэри о своем лавочнике из города.