— Не веришь? — удивился Эрик. — Почему?
— Не то, чтобы не верю, — смутилась я, — скорее не воспринимаю ее как нечто великое и прекрасное. Ее переоценивают. Меня вряд ли хватит на то, чтобы снять проклятие.
— Но что заставило тебя так очерстветь?
Из-за адреналина, все еще плескавшегося в голове, я разоткровенничалась:
— Не знаю, но, может, мама с детства учила не доверять мужчинам. Сначала отец разбил ей сердце, потом ничего не складывалось с другими. Я видела ее одиночество, появившуюся ненависть, которой она кормила меня, уговаривая не повторять ошибок. Я выросла на сказках с несчастливыми финалами. Потом у меня было несколько несерьезных романов, которые разочаровали еще больше. Я никогда не испытывала любви, которая бы что-то созидала, понимаешь? Поэтому не верю, что любовь с тем смыслом, который принято в нее вкладывать, существует. А те, кто якобы сталкивался с ней, те просто выдают желаемое за действительное. Некоторые вообще видят великую любовь даже в зависимости, равнодушии, абьюзе…
— Абьюзе? — переспросил Эрик.
Он слушал внимательно, но было видно, что он меня совсем не понимал. В его глазах читалась растерянность. Конечно, сказочный принц не знал, что такое нездоровые отношения, ему важно было найти свою настоящую любовь, которая несомненно будет идеальной.
— Забудь… — я покачала головой.
— Если ты пока не встретила своего нареченного, — сказал Эрик, — это не значит, что никогда не встретишь. И пусть им буду не я, но все равно желаю тебе счастья и любви, Анастасия.
Перед глазами неожиданно появился наглый образ Румпельштильцхена с довольной ухмылкой, от которого я быстро отмахнулась.
— Ты тоже заслуживаешь счастья.
— Может быть, но я не верю, что встречу любовь, способную победить злые чары.
— Фея-крестная — это противная старуха, — не сдержалась я, — как будто она сама знает что-то о настоящих чувствах.
— Она сказала, что лишь тот, кто искреннее полюбит, вопреки моему звериному обличью, разрушит проклятье. Это просто издевка. Она знает, что это невозможно.
Я вздохнула и положила ладонь на его когтистую лапу:
— Не отчаивайся, лучше позволь себе влюбиться в Эллу. Я уверена, она та самая-единственная-неповторимая.
— Ты очень беспокоишься о личной жизни своей сестры, это похвально… — Эрик грустно улыбнулся. — Спасибо, что не убежала.
Я кивнула и поежилась то ли от холода, то ли от нервов. Заметив это, принц поднялся и, обогнув меня, подошел к декоративному дереву, на котором висела одежда. Взяв камзол, он осторожно накинул его мне на плечи.
— Не надо, — запротестовала я.
— Можешь не отдавать, — сказал он, — но я не могу смотреть на то, как ты мерзнешь. И тебе пора возвращаться.
— Как я могу оставить тебя здесь одного? И кстати, зачем тебе запасная одежда?
Эрик склонил голову набок, как любопытный щенок, окончательно развеяв страх перед ним.
— У меня нет запасной одежды, — он приблизился ко мне и когтем поправил камзол, — только эта. Снимаю ее перед превращением в монстра, чтобы не порвать. Так что, если не хочешь увидеть меня обнаженным, уходи. Но можешь и остаться, я не против.
— Ну уж нет, — засмеялась я и поднялась. — Пойду, пока ты еще чего не предложил.
Взгляд Эрика вдруг изменился, став еще более печальным. Принц произнес:
— Пожалуйста, не избегай меня. Проводи время со мной… И с Эллой.
Я сдалась:
— Хорошо. Тогда встретимся на завтраке?
— Да… Встретимся. И… Спасибо.
— Ага. Ну, я ухожу?
— Конечно.
Как бы ни хотелось признавать, но, выбравшись из тайного сада, я испытала облегчение. Сказка каждый раз подкидывала мне новые испытания, будто проверяя на прочность.
Как назло, не успела я добраться до своих покоев — на очередном повороте все же нарвалась на Люмьера. Он удивленно выпучил глаза, рассматривая меня, и остановил свой взгляд на камзоле Эрика. Несколько эмоций промелькнуло на его лице, из которых хорошо угадывались недоверие и злость.
— Вы с сестрой своего не упустите, да? Прохода не даете, бесстыдно вешаетесь на принца. В постель уже, наверное, пробрались. Не понимаю, что он нашел в столь глупых девицах. В вас нет достоинства.
Люмьер возненавидел меня и Золушку с первого взгляда и даже не пытался этого скрывать.
— Да, пробрались, — я прошла мимо, задев его плечом, затем буднично произнесла, — знаешь, можно забыть о достоинстве, особенно когда узнаешь, что принц по ночам просто зверь.
Я не удержалась и взглянула на Люмьера, который страшно покраснел, как будто его зажгли, как спичку.
— А ты что же, сам влюблен в Эрика? — спросила я напрямую. — Ревнуешь его?
— В к-каком смысле⁈ — он отшатнулся в ужасе. — Ты что себе позволяешь⁈
— Хочешь, могу отдать тебе его камзол? — я постучала пальцами по роскошной вышивке. — Он еще хранит тепло Эрика и его запах.
— Как же можно… — Люмьер от гнева начал задыхаться. — Как можно быть такой бессовестной, беззастенчивой, наглой!
— Ну, мое дело предложить. — Я хмыкнула и направилась прочь, оставив Люмьера наедине с его возмущением.
Но в покоях меня ждала еще одна неожиданная встреча. Открыв дверь, я столкнулась с Румпелем, который стоял почти на пороге. Он галантно отстранился, пропуская меня внутрь.
— А вот и ты, — он улыбнулся, — я уже собирался идти тебя искать.
— Что ты здесь делаешь? — я оглядела комнату, замечая на столе вино и фрукты. Опустошенность и усталость в ту же секунду куда-то испарились, и их место заняло волнение.
— Ну, ты сама сказала, что тебя нужно очаровывать по-другому. Поэтому я решил приготовить ужин, ведь из-за меня ты сегодня почти ничего не ела. Но, гляжу, ты и так прекрасно проводишь вечер. — его голос изменился на один неуловимый оттенок. — Не кажется, что эта верхняя одежда тебе немного великовата?
Я поправила камзол и опустилась в кресло, не торопясь с ответом. Взгляд Румпельштильцхена приятно нервировал. Или я просто видела то, чего не было, потому что еще не отошла от потрясения.
— Нет, не кажется.
— Чей он?
Дыхание на миг сбилось, когда Румпель вдруг присел у моих ног и, сложив свои руки на моих коленях, хитро прищурился.
— Только не говори, что была с прекрасным принцем? В такой час? И не испугалась его вида?
Это не первый раз, когда он так опускался и… Смотреть на него сверху вниз было приятно.
— Так ты знаешь о том, что Эрик превращается в монстра?
— Я много чего знаю, — медленно кивнул он, — но с чего бы ему рассказывать тебе о проклятии?
— Он мне не только про проклятие рассказывал, но и про настоящую любовь, — я попыталась встать, но Румпельштильцхен надавил на колени, не позволяя сдвинуться.
— Неужели? И это, — он дернул за край камзола, — тоже в честь любви?
— Я просто замерзла.
— Какая жалость.
Румпель сильнее сжал ткань, и от его пальцев пробежали огненные сполохи, которые проглотили камзол, превратив его в прозрачный дым за несколько мгновений. Этот огонь вреда мне, конечно, никакого не причинил. Я усмехнулась:
— Ну и зачем?
Румпель провел пальцем по моей оголенной руке:
— Пока существует наша сделка, никто не имеет права претендовать на тебя.
— Одолжить девушке одежду, чтобы она не замерзла, это не обозначение своих прав на нее. — я пыталась игнорировать мурашки, которые рождались от его близости и прикосновений. — И может, ты уже свалишь из моего личного пространства?
— Я тебя смущаю?
— Ты мне не нравишься.
Он недоверчиво покачал головой, но все же поднялся и сел напротив — на кровать.
— Почему же?
— Я не люблю, когда со мной играют.
— О, дорогая, насчет тебя у меня только серьезные намерения, — пробормотал он.
Столь простые слова, но что-то внутри меня сломалось, какая-то стена.
Хитрый, привлекательный маг, который обманывал отчаявшиеся сердца. Его имя произносили с трепетом, встреч с ним боялись и ждали. Он разрушил столько жизней, разбивал надежды, влюблял в себя, а сейчас… Сейчас он просто расслабленно сидел, прикрыв глаза и позволяя собой любоваться.
Он знал, что я смотрю на него, но даже мысли не возникло отвести взгляд, потому что эта игра, в которую превратились наши отношения, странно будоражила.
Что будет дальше? Чей ход?
— Принц правда надеется, что ты полюбишь его? — Румпель посмотрел прямо на меня, настороженно и пронзительно.
— А не должен?
— Нет, не должен, потому что я единственный, кто может украсть твое сердце.
Я засмеялась от неожиданности, потому что не была готова к такой прямолинейности. Но жар, охвативший тело, путал мысли и беспокоил, потому что толкал на необдуманные поступки. Я посмотрела на его губы. В последние дни я часто на них смотрела, а когда ловила себя на этом, то ужасно раздражалась.
— Ты слишком самонадеянный, раз считаешь, что можешь влюбить меня в себя. Ограничить свободу, заставить служить — да, но сердце мое не получишь.
— А что, если я предложу свое имя взамен? — спросил Румпель и пригубил вино, которое напоминало густую кровь.
Настоящее имя колдуна, которое заставит его подчиняться? Оружие, сильнее волшебной палочки. Да, звучало заманчиво, только вот…
— Мне твое имя не нужно, — я пожала плечами, — в отличие от тебя, я не хочу никого превращать в своих марионеток или иметь над кем-то полную власть. Ты мне не нужен.
Он вдруг улыбнулся, широко и довольно, как никогда не улыбался даже Люцифер. Я вдруг почувствовала, что прошла какую-то тайную проверку, ответив правильно.
— Поцелуй меня, — сказал Румпельштильцхен, отставляя бокал в сторону. В его глазах заплясали плутоватые огни. Наверное, в старых легендах похожие огни заводили путников на лесные болота.
— Это третий приказ или просьба? — спросила я, сопротивляясь сильному притяжению, но поддалась и все-таки поднялась с кресла.
Он усмехнулся: нам обоим нравилось то, что я еще пыталась сопротивляться.