— Палочка! — она заметила, что я очнулась. — Анастасия, быстрее, волшебная палочка! Надо не дать ей снова завладеть ею. Ну же!
Я проследила за рукой Ариэль и увидела палочку, застрявшую среди обломков. Но, самое ужасное, ее видела и Элла, которая бежала к ней с другой части зала, путаясь в пышном платье, которое из-за воды превратилось в настоящий капкан.
Теперь уже сюжет ничего не решал, а решала удача. Я, молясь, что ничего себе не сломала и могу еще быстро двигаться, поднялась на ноги и, хромая, двинулась к палочке.
— Не смей! Не смей! Она моя! Моя! — завизжала Элла и, как разъяренная фурия, помчалась мне наперерез.
До цели мы добрались почти одновременно. Но, к счастью, роль милой сестренки действительно осталась в прошлом. Элла потянулась к палочке, ну а я, не стесняясь, резко развернулась и с силой ударила кулаком в ее солнечное сплетение. Некрасивый, грубый и гадкий удар. Но мне было плевать.
Элла, не ожидавшая такого, охнула и упустила решающий момент, когда я схватила волшебную палочку. Та сразу завибрировала от скрываемой внутри мощи, подстраиваясь под новую хозяйку, читая ее мысли и угадывая, что она собирается сделать.
Лицо Эллы вытянулось от удивления и ужаса, а глаза заметались, выдавая то, как она мучительно ищет нужные слова, чтобы защитить себя… Возможно, она бы их и нашла, только вот я не тратила время на разговоры или зрелища.
— Биббиди-Боббиди-Бу.
Я искренне желала ее уничтожить, и в намерениях моих была сплошная тьма без единого просвета. Увы, на пощаду в сказках способен только герой, а не злодей. А мне судьбой предначертано быть злодейкой.
Золушка, громко вздохнув в последний раз, взорвалась мыльными пузырями и, как только последний из них лопнул, навсегда сгинула из этого мира.
Я ничего не почувствовала, кроме беспробудного опустошения.
Но вскоре сквозь глухую пустоту, по-матерински обнявшую меня, пробился жгучий страх. Как будто кто-то переключил переходник, возвращая часть эмоций.
Дракона нигде не было видно. Экскалибур валялся на полу, все еще горделиво блестя, будто сразил настоящее чудовище и всех спас, а не отнял жизнь у колдуна, который стоил всех рыцарей и героев этого чертового мира.
Румпельштильцхен лежал, как разбившийся о землю сокол, раскинув руки и чуть приоткрыв полные губы. Я, из-за боли почти не наступая на правую ногу, дошла до него, взяла за руку, чтобы проверить пульс… как будто не было этой смертельной раны на груди, этого бескровного лица, этой холодной кожи… как будто была надежда.
— Биббиди-Боббиди-Бу, — я направила палочку на него, всем сердцем желая оживить.
Но волшебная палочка не влияла на великого и ужасного Румпельштильцхена, которого и убить-то мог лишь тот, кого он любил.
Лучше бы не любил. Я сейчас бы все отдала за то, чтобы он меня не любил.
— Нет… нет.
Рана не затягивалась, дыхания не было.
— Анастасия, — окликнул меня Эрик, он остановился в нескольких шагах, не осмеливаясь подходить ближе. — Мне очень жаль.
Его звала Ариэль, которая ползла к нам, опираясь на локти, но принц, не обращая внимания на нее, стоял рядом со мной с этим жалостливым выражением на лице — с таким обычно пытаются подобрать нужные слова, когда никакие слова уже не помогут.
— Ты пришел в себя? — глухо спросила я, припоминая, как недавно он застыл безвольным солдатиком под боком у Золушки.
— Если убить того, кто наложил чары, они развеются, — пояснил Эрик и чуть робко добавил, — ты победила Эллу и освободила меня. Снова…
Я помотала головой, отгоняя истерику.
— Как ему помочь? Должен же быть способ?
Волшебный цветок, заклинание, дьявол, которому можно продать душу? Да все, что угодно. В сказке ведь часто герой воскресает удивительным способом. Ну⁈
— Мне жаль, — хмуро сказал Эрик, — но он уже мертв.
Я снова подняла волшебную палочку и начала повторять заклинание. Дерево нагрелось в ладони, дымилось и обжигало кожу, но рука онемела раньше, чем я поддалась боли.
— Анастасия, перестань. — Эрик попытался остановить меня, но я вырвалась. — Ты губишь себя. Пожалуйста…
— Не трогай меня! — закричала я, но все-таки выпустила из рук палочку, которая была бесполезной, и, прижимая к себе кровоточащий кулак, разревелась. — Спаси его. Кто-нибудь, ну кто-нибудь… Это я должна была погибнуть, не он.
Эрик скривился, словно последние слова причинили ему настоящие страдания.
— Он даже не заслуживает, чтобы ты по нему так убивалась. Это Румпельштильцхен, который сам сгубил сотни жизней, а потому, как никто другой, должен получить по заслугам. Сегодня свой конец встретили два злодея.
Хорошо, что палочки больше не было в моих руках, иначе случилось бы непоправимое.
— Вставай, — он протянул руку и ласково-ласково заговорил, — сейчас мы обработаем твои раны, станет легче, обещаю. И теперь у тебя есть магия, если будет совсем невмоготу, сможешь заставить себя забыть обо всем.
— Замолчи! — закричала я.
Голос Эрика был смертоноснее Экскалибура, я больше не могла его слушать.
— Я любила его, я любила… Слышишь⁈ — я наклонилась к лицу Рупельштильцхена, такому спокойному и нежному, будто он спал. — Я люблю тебя, и ты не можешь меня здесь бросить. Ты ведь обещал, что все будет хорошо!
Сказка по своей природе всегда стремится к счастливому финалу, ведь так? Это её обязанность. Так пусть она и вернет мне Румпеля, заставив поверить в чудеса и в великую силу любви…
Я, уцепившись за эту безумную мысль, приникла к холодным губам. Поцелуй истинной любви… Кажется, в детстве мне нравились истории, в которых любовь побеждает смерть одним лишь поцелуем. Только в реальности в этом не было ничего увлекательного или романтичного, только отчаяние вперемешку с надеждой.
— Я люблю тебя, — выдохнула я, — ты мне нужен, ты мне очень-очень нужен.
Но, видимо, любви моей было достаточно лишь для того, чтобы убить, и недостаточно, чтобы вернуть к жизни, потому что сердце Румпельштильцхена по-прежнему оставалось тихим.
Здоровой рукой я снова сжала волшебную палочку. Хватит ли ее возможностей на то, чтобы повернуть время вспять и все исправить? Или все предрешено? И сколько бы я ни пыталась, финал не изменить?
— Биббиди-Боббиди-Бу!
Но ничего не произошло, палочка лишь накалилась и сочувственно затрещала.
Ариэль, тоже наблюдая за мной, догадалась:
— Прошлое нельзя изменить, время не терпит никаких вмешательств. Мне очень жаль.
— Анастасия, — Эрик помог мне подняться, придерживая за плечи. Я не сопротивлялась. — Ты сделала все, что могла. Ты ни в чем не виновата. — потом он порывисто обнял меня, прижав к груди.
Я начала задыхаться то ли от сочувствия Эрика и его тепла, то ли от душащих слез, но не сделала и попытки отстраниться, будто наказывая себя, желая задохнуться.
Ариэль опустила голову, чтобы не смотреть на нас. А Эрик даже не задумывался, что может причинять ей боль, когда успокаивающе гладил по спине другую, когда смотрел на эту другую так, словно никто больше не имел значения.
Неправильная сказка с неправильным прекрасным принцем и неправильной Золушкой.
— Пойдем, — Эрик, коснувшись спины, направил меня к разрушенному выходу, — я помогу тебе дойти, обопрись на меня.
Я погрузилась куда-то на дно, абстрагируясь от внешнего мира и теряя интерес к собственному телу. Неважно, куда его ведут, что с ним делают, потому что смысла уже ни в чем не было. Наверное, только ощутимо дрожащая палочка в руке не давала потерять сознание.
— Все закончилось, я никогда больше не позволю никаким ужасам случиться, — шептал Эрик, — в моем королевстве ты будешь жить так, как захочешь.
Как захочу? Смешно. Сказка доказала, что желания мои не исполняет. Наверное, так и становятся настоящими злодеями, потому что я собиралась потопить этот мир в хаосе за то, что он со мной сделал.
— Я тебе всем обязан, — сказал Эрик в который раз, — поэтому позволь мне позаботиться о тебе, хорошо?
С моих губ чуть не сорвалась грубость, но другой голос, хриплый, насмешливый и злой, опередил:
— Значит, не успело мое тело остыть, как тебя уже начали утешать? Постыдились бы.
Мы с Эриком синхронно развернулись, а Ариэль сдавленно вскрикнула. Румпельштильцхен, все еще бледный, но живой, привычно усмехался, несмотря на открытую рану, быстро зарастающую на его теле.
А я будто бы стремительно вынырнула на поверхность, оттолкнувшись от дна, и вдохнула. Даже краски вокруг обрели яркость. Все обострилось: зрение, слух…
Боль от ожогов и ушибов тоже вспыхнула, но это справедливая цена за вернувшуюся жизнь.
Эрик побеждено отстранился, отпуская меня, и я побежала к тому, кого любила всем своим черствым, несказочным сердцем. Румпельштильцхен развел руки, приглашая меня, плачущую, смеющуюся и совершенно безумную, к себе в объятия.
Я схватила его за плечи, вдохнула запах, провела рукой по волосам, все еще не веря. Румпель сам оглядывал меня с жадностью, словно не видел сотни лет.
— Я люблю тебя. — теперь эти слова он наконец услышал.
— Конечно, я не против умереть, чтобы заполучить твое признание, но, надеюсь, в будущем моя смерть не будет обязательным условием? Мне больше нравится жить без перерывов, знаешь ли. — засмеялся Румпель, но глаза его сверкнули настоящим счастьем. — Я тоже тебя люблю, моя прекрасная злодейка-спасительница.
— Ты напугал меня, — прошептала я.
— Прости.
Он накрыл мои губы своими, и столько нежности, откровенного желания и чувственности было в этом поцелуе, что все оставшиеся тени исчезли и осталось только одно, сильное и головокружительное чувство.
Румпель никогда еще так меня не целовал, не прижимался, не проводил носом по щекам, когда отстранялся, чтобы перевести дыхание, будто между нами рухнула преграда… Будто он позволил себе открыться. А, может, тем, кто открыл дверь, была я.
Нас прервал шум. Я оглянулась, замечая, что Эрик пытался поднять Ариэль, но ее хвост был слишком тяжелым и при каждом неудачном движении громко бил по полу.