Могу предположить, что тогда мы как-то общались эсэмэсками. Мама не любитель звонков. Наверное, она присылала мне теплые вещи – но как именно это было, я не знаю. Не было никаких прощаний – ни с ней, ни с домом, ни с нашей жизнью. Мое детство резко оборвалось. И это был шаг к моей свободе, но до нее еще было очень далеко.
Что было дальше, можно воссоздать лишь по перепискам. Временами я пыталась хоть что-то рассказать своим друзьям про наше с мамой общение, но чаще всего встречала резкое непонимание. Не потому, что мои друзья были не эмпатичны, нет; просто они были так далеко от подобных отношений, и, конечно, они тоже были потеряны в трудностях своих семей… Я говорила им, что «моя семья – самое странное явление на планете», что «кто-то обожествляет мам, но я не из таких – потому что мы с сестрой ей не нужны, она так часто нам это повторяла», и закрывала тему. Но кое-что сохранилось, и я хочу проиллюстрировать те времена наших семейных отношений сообщениями, которые хранят память вместо меня.
Итак, эскизы из жизни дисфункциональной семьи:
Я: случайно сломала шкафчик на кухне.
Мама:«Лучше бы он упал тебе на голову».
Я: болею ангиной с температурой 39, мне больно глотать даже слюну.
Мама:«Вы такие слабые, будто и не мои дети».
Я: расстроилась из-за чего-то.
Мама:«Если бы ты завела собаку, это был бы ирландский волкодав – он тоже такой же вечно печальный».
Я: должна лететь на Камчатку на летние каникулы, не успеваю сдать курсовую, думаю перенести на осень.
Мама:«Сдавай билет и не прилетай».
Комментарий друга:«О боги, а почему нельзя домой без курсовой?»
Я:«Потому что это моя мама. И неважно, что у меня все пятерки, это ни на что не влияет».
Друг:«Ну это как всегда – может, все изменится!»
Я: получила первую зарплату.
Мама:«Как мало, смени работу!»
Я сестре:«Что бы я ни делала, это недостаточно хорошо».
Сестра:«Тебя это все еще удивляет?»
Мы с сестрой о маме, поочередно, меняясь репликами:
«С ней невозможно».
«Она очень хорошая, просто несчастна».
«Она невыносима».
Мама о нас с сестрой: «Вы безалаберны, вы портите себе жизнь, я устала от вас».
Как может выглядеть детство рядом с эмоционально незрелым родителем?
Я не сторонник подхода, требующего радикального прощения всех вокруг себя. Вы принимаете решение о том, хотите вы прощать или нет. Вы имеете право злиться. Вы имеете право на любые свои эмоции. Вы имеете право на свой темп, и если мысль «мой родитель делал все, что ему было доступно» становится для вас инструментом в угнетении себя – остановитесь.
Вашей избивающей части больше не нужно защищать вас для того, чтобы у вас был доступ к биологической программе привязанности.
Вы больше не ребенок. И вы имеете право не оправдывать.
Я пережила огромное количество злости, прежде чем перейти к более-менее стабильному принятию своих родителей и своей истории. Честно говоря, я считаю, что мы не можем пропустить этот этап, – этап эмоциональной бури по отношению к своему детству. Что без него «принятие» будет лишь иллюзией, подкрепленной имплицитными воспоминаниями, свидетельствующими о том, что чувствовать – это опасно.
Я нахожу полезным предложение Линдси Гибсон, автора книги «Взрослые дети эмоционально незрелых родителей», оценить эмоциональную зрелость родителя, рядом с которым вы росли, по следующим пунктам (33, с. 27):
1. Мой родитель часто чрезмерно реагировал на относительно незначительные вещи.
2. Мой родитель не выражал особой эмпатии или эмоциональной осведомленности.
3. Моему родителю было будто бы дискомфортно касаться эмоциональной близости и чувств, и он не шел в них.
4. Моего родителя часто раздражали отличные от его мнения точки зрения и наши индивидуальные различия.
5. Когда я рос, родитель часто доверял мне свои тайны, но я не мог доверить ему свои секреты.
6. Мой родитель часто говорил или делал какие-то вещи, пренебрегая чувствами других людей.
7. Я не получал много внимания и симпатии от своего родителя, кроме, возможно, тех случаев, когда я был сильно болен.
8. Мой родитель вел себя непоследовательно.
9. Если я расстраивался, мой родитель говорил что-то поверхностное и неполезное либо злился и становился саркастичным.
10. Мои разговоры с родителем в основном были сконцентрированы на его интересах.
11. Даже вежливое несогласие приводило к тому, что мой родитель начинал обороняться.
12. Мне было неприятно рассказывать родителю о моих успехах, потому что казалось, что это не имело значения.
13. Факты и логика не влияли на мнение моего родителя.
14. Мой родитель не был склонен к самоанализу и редко задумывался о своей роли в какой-либо проблеме.
15. Мой родитель был склонен к черно-белому мышлению и не воспринимал новые идеи.
Любой из этих пунктов может деструктивно отражаться на отношениях в семье и на развитии ребенка, если такое поведение родителя имеет постоянную тенденцию. Доктор Гибсон резюмирует – существуют следующие черты, которые могут быть связаны с эмоциональной незрелостью родителя (33, с. 29–36):
• Такие родители ригидны – как только они выбирают мнение, которого хотят придерживаться, их разум будто закрывается. Есть только один правильный ответ – и это их ответ.
• Такие родители очень слабо толерантны к стрессу – им трудно регулировать свои эмоции, и они часто реагируют чрезмерно.
• Такие родители делают выбор на основе своих сиюминутных чувств – они делают то, что кажется им более приятным, избегая дискомфорта.
• Такие родители не стараются быть объективными – то, что является правдой, не так важно для них, как то, что кажется им правдой на основе их убеждений и их страхов.
• Такие родители не проявляют уважения к различиям между ними и другими людьми – они считают, что все должны смотреть на мир через их объектив.
• Такие родители эгоцентричны – они одержимы собой, опасаясь, что их выставят плохими, неадекватными или непривлекательными. Все крутится вокруг их жизни, все дороги ведут к ним.
• Такие родители могут полагаться на ребенка в удовлетворении своих потребностей – такой процесс называется парентификацией. Они ждут от своих детей внимания и утешения, опираясь на ребенка в том, что выше его сил.
• Такие родители имеют низкий уровень эмпатии – они избегают близости. Ребенок в такой семье не чувствует, что его видят и понимают.
Наши родители любили нас в меру своей осознанности, и у каждого из них есть своя история. Однако вы не обязаны отменять свои чувства лишь потому, что знаете историю своего родителя и понимаете, через что ему самому пришлось пройти. Это может быть полезным для осознания травмы, которая передается из поколения в поколение. Но это не может быть оправданием того, почему они причиняли вам боль. Травма может объяснить поведение – но это не значит, что травма извиняет поведение.
Я скажу это еще раз: вы имеете право на любые свои эмоции. Вы имеете право на любой свой темп. И если вам хочется злиться – возможно, стоит дать этим чувствам пространство? Злость не делает вас плохим человеком. Злость не делает вас неблагодарным ребенком. Злость вообще ничего не делает – это чувство, и оно просто бурлит в вас.
Вы достаточно стойкие, и вы можете выдержать это чувство. Оно не опасно. Оно не разрушит вас. Оно не убьет благодарность и любые другие чувства, связанные с вашими родителями.
Но если вы стыдите себя за него – вы попадаете в ловушку травмы.
Эпоха безразличия
Когда я уехала с Камчатки, мы стали общаться с сестрой – средства онлайн-связи стали более доступны. Но это общение носило странный, хаотичный характер. Мы жаловались друг другу на маму, иногда делились чем-то из сферы романтических отношений, но все наши разговоры были, как правило, поверхностны.
В 2011 году я должна была лететь к ней во Францию на зимние каникулы. Чья это была идея – я не помню. Сестра прислала мне приглашение для визы, мама купила мне билеты. Учитывая наши крайне ограниченные финансовые возможности в детстве, это был огромный шаг, но я не оценила этого: в то время я жила исключительно одним днем. Думаю, мое отношение к жизни и будущему в те годы можно было описать одним словом – «безразличие».
Это было тотальное безразличие ко всему, кроме болезненной привязанности.
Люди, выросшие в небезопасной среде, часто фиксируются на романтических партнерах, видя в них некое лекарство от пустоты и одиночества. Будучи детьми, живущими с холодными, отстраненными взрослыми, они могут погружаться в свои фантазии об отношениях, наполненных теплом и безопасностью. Об отношениях, в которых их потребности наконец будут признаны и закрыты. Об отношениях, в которых их смогут увидеть по-настоящему.
А затем эти дети вырастают и становятся взрослыми, жизнь которых крутится вокруг привязанности. Им легко почувствовать себя влюбленными в практически незнакомых им людей – и так же легко почувствовать себя отвергнутыми ими.
Мы ставим этих незнакомцев на пьедестал – как будто у них есть ответ. Как будто они смогут стать для нас теми людьми, которых нам так не хватало. Мы смотрим на них снизу вверх, как ребенок смотрит на родителя.
Проблема в том, что мы продолжаем тянуться к тому, что кажется нам знакомым. К тем людям, с которыми мы чувствуем себя как дома. И, живя в мире теплой и безопасной фантазии, в реальности мы выбираем совершенно недоступных нам людей.
Мы говорим себе, что здоровые отношения – это скучно. Мы лжем себе, потому что настоящая близость пугает нас.