Мэгги тяжело дышала, все ее чувства обострились.
Да, это было больно. Но это была самая прекрасная боль.
Она лежала полностью обессиленная, ощущая тяжесть его тела на себе. Никогда раньше Мэгги не испытывала ничего подобного.
В течение многих лет она задавалась вопросом, а все ли с ней в порядке, потому что раньше она никогда никого не привлекала и никогда не знала истинного желания.
До этого дня.
До встречи с Ильясом.
Глава 8
Одна ночь в его постели.
Даже когда она вошла в огромную спальню, она знала, что это все, что у нее будет.
Мэгги понимала, что ее волосы сейчас взъерошены и растрепаны, и даже не хотела думать, на кого она сейчас похожа.
Когда он помог ей встать, она заметила пятна крови на бедрах, лицо было влажным от поцелуев, а когда она провела рукой по волосам, они оказались спутанными в узел.
Но она никогда в жизни не чувствовала себя лучше.
Мэгги не позволяла себе ходить без одежды. Даже из душа она выходила полностью одетая. И тем не менее сейчас перед ним она была без одежды и даже не думала об этом.
Его спальня выглядела очень по-мужски. На большой кровати лежали расшитые подушки и тяжелые меха, подбитые шелком.
– Нет, не надо, – запротестовала она, когда он накинул на нее одно меховое покрывало.
– Ты хоть представляешь, как холодно здесь зимой?
– А разве здесь нет обогревателя или камина? – спросила Мэгги, желая узнать как можно больше.
– Не в спальне, – ответил Ильяс, проскальзывая к ней под покрывало и притягивая ее к себе. – Все для сна.
– И секса, – отметила она, заметив бархатный шнур у изголовья кровати.
– Конечно.
– У тебя и в пустыне гарем? – Мэгги была неприятна эта мысль, но знать правду ей хотелось больше.
– Женщины по очереди приходят сюда.
– Отпуск в пустыне? – сказала она. – Это сарказм.
– Я понял. Но ты права. Им нравится приходить сюда. У меня больше…
– Чего?
Раньше он не имел дела с женщинами не из гарема. Ему не приходилось объяснять любовницам, как устроена его жизнь. Ильяс колебался.
– Ну же! – настаивала Мэгги.
– У меня больше времени для них, когда я здесь. Ох! Это было больно, но она хотела знать правду, независимо от того, насколько болезненной она будет.
– А когда ты уходишь? Они уходят с тобой?
– Не все.
Они лежали рядом, но были словно из разных миров.
Теперь он владел ее сердцем. Даже если она никогда больше не узнает подобных чувств, она уже знает, что это такое. И кроме того, она знала, что у Ильяса нет сердца, которое он может отдать.
– Что произойдет, когда ты женишься?
– Мой гарем будет распущен.
– Твой гарем?
– Конечно.
Ильяс заботился о своем гареме, и, конечно же, они заботились о нем. Неприятная мысль о Мэгги и брате промелькнула в его голове. Неизвестное ранее чувство появилось в его сердце, и что это за чувство – Ильяс не мог определить.
Еще никогда в жизни принц не испытывал чувства ревности. Он всегда получал то, что хотел.
За исключением титула короля.
Ильяс посмотрел на Мэгги и попытался объяснить, как устроена его жизнь. Никогда раньше он не рассказывал об этом. Никому.
– Я должен быть верен моей жене.
– Должен? – нахмурилась Мэгги. – Ты говоришь так, будто это неприятная обязанность.
– Будущий король не должен жениться по любви, – сказал Ильяс. – Это не одобряется.
Мэгги лежала, возмущенная, вспоминая рассказы вокруг костра, а Ильяс тем временем продолжал объяснять:
– Нас учат, что брак по любви – удел слабых. Если бы ты и я… – Он заколебался, потому что это был неудачный пример. Пример, который показал, что между ними могут быть какие-то чувства. Он поспешил исправить себя: – Допустим, супруги любят друг друга, и вот одного из них похищают. Правитель пойдет на все, чтобы вернуть любимую, однако цена может быть недопустимо высокой. – Мэгги во все глаза смотрела на него. – В таком случае правитель должен отказать в выкупе. – Ильяс подождал, но Мэгги не стала ничего говорить. Ильяс пояснил: – Брак – это способ обеспечить наследника.
– Очаровательно.
– Не я устанавливал правила. Мой отец скорее отречется от Хазина, чем заплатит хоть цент. Твоя подруга Сьюзен не понимает, с кем имеет дело.
– Она не моя подруга, – сказала Мэгги и перекатилась на спину, уставившись в потолок, который все так же покачивался.
Она ненавидела его холодный мир.
Но не его.
– А что насчет Хазина? – спросила Мэгги, вспоминая время, которое она провела с ним, и то, что он ей рассказал. – Правила одинаковые и для него?
– Он родился не для того, чтобы быть королем, – ответил Ильяс. – Он знает это и злоупотребляет этим с ужасающей регулярностью.
– Ты любишь своего брата, – улыбнувшись, сказала Мэгги. Хоть он и говорил с насмешкой, она услышала в его тоне нотки привязанности к брату. – Поэтому и прикрываешь его.
– Хватит об этом, – нахмурившись, проговорил Ильяс.
О гареме он говорил спокойно, но свои отношения с братом обсуждать не собирался. Он притянул Мэгги к себе, и они лежали, глядя в потолок, который уже не так сильно вздымался. Ветер стихал.
– Уже утро? – спросила Мэгги.
– Пока нет. Но солнце вот-вот встанет.
– Завтра в это время я буду готовиться к вылету, – сказала Мэгги. – Если ты позволишь мне уйти.
– Я скажу, чтобы в полдень прислали вертолет. Ты сможешь вернуться в свой хостел.
Мэгги уже не была уверена, что хочет улететь. Сейчас ей хотелось, чтобы опять поднялась песчаная буря и можно было еще на некоторое время затеряться в этом мире. Потому что это было блаженство – лежать вот так, в его объятиях.
– И как ты себя чувствуешь перед возвращением домой?
В отличие от Сьюзен и других людей, которые спрашивали ее об этом, Ильяс не торопил ее с ответом и ждал, пока она соберется с мыслями.
– Уставшей, – призналась Мэгги. – После такого длительного отпуска я чувствую себя превосходно, но когда я думаю о том, что придется вернуться домой… – Она задумалась. – Как бы я ни скучала по всем, я устала начинать все сначала.
– О чем ты?
– Ну, пока я поживу на диванчике в квартире Фло. У нее маленькая квартирка, так что это будет временное пристанище. Я хотела бы иметь собственный дом, но не думаю, что когда-нибудь он у меня будет. А это значит, что мне придется искать съемное жилье, соглашаться на подселение, знакомиться с новыми соседями по квартире…
– Словно ты все еще в путешествии?
Мэгги задумалась, затем кивнула:
– Очень похоже.
– Кто воспитывал тебя после смерти матери?
– У меня было много временных опекунов. С некоторыми я прожила дольше, чем с другими. Сложно пристроить в семью детей старше грудничкового возраста, – пояснила Мэгги. – У некоторых я должна была остаться надолго, но не получалось.
– Почему?
Мэгги сделала попытку встать, но Ильяс удержал ее и снова задал тот же вопрос. Обычно он не задавал вопросов любовницам, но почему-то ему было интересно узнать Мэгги.
– Первая семья взяла меня примерно через год после смерти мамы, но я пробыла у них всего несколько месяцев. Потом они затеяли развод, и… – Девушка пожала плечами. – Думаю, я стала причиной их развода. Видимо, они не были готовы воспитывать ребенка.
– А другой дом?
Мэгги ни с кем не обсуждала это, даже с Фло, хотя Фло была в курсе многих ее проблем и они болтали обо всем на свете. Было очень больно вдаваться во все эти подробности, даже мысленно.
Но сейчас она лежала в объятиях Ильяса, он поглаживал ее волосы одной рукой, а другой крепко прижимал к себе. Мэгги подумала, что, может, настало время рассказать о прошлом.
– Я только начала учиться в старшей школе. Жила в приюте, и все было хорошо, когда мне сказали, что есть семья, которая хочет взять меня под опеку. А может и удочерить.
– Когда ты говоришь, что все было хорошо, что ты имеешь в виду?
– Я была вполне счастлива. Мне нравилась новая школа, и воспитатели были хорошие. С тех пор как я осталась одна, это было самое стабильное время. Семья казалась милой, у них было трое сыновей. Сначала я проводила у них выходные, а потом и праздники. – Мэгги помолчала немного. – Я чувствовала, будто нахожусь на испытательном сроке. Диана всегда хотела дочь, чтобы ходить с ней по магазинам, покупать платья, делать маникюр. Однажды мы собрались пройтись по магазинам, но потом Диана сказала, что сегодня мы идем в кино… – Мэгги замолчала, погрузившись в воспоминания. Ей понравилось, что Ильяс не стал торопить ее. – Мне никогда не нравилось ходить в кино, но я не говорила об этом Диане и пошла с ней. Она обещала мне всякие вещи…
– Например?
– Что, когда я перееду к ним жить, смогу украсить комнату так, как захочу, что смогу завести щенка.
– Она все это сделала?
– О да, – кивнула Мэгги. – Я приехала к ним, и мы украсили спальню, а потом поехали и выбрали маленького щенка. Я назвала его Патч. Я пошла в новую школу…
– Еще одна новая школа? – уточнил Ильяс, и она кивнула. – И как там было?
– Тяжело, – с болью в голосе сказала Мэгги. – Новая школа, новая семья, все новое. Я пыталась подстроиться под них всех. Меня начали водить на балет…
– Но мы оба знаем, что ты не умеешь танцевать!
Ильяс заставил ее улыбнуться. В самой тяжелой части ее рассказа он смог сделать так, что Мэгги улыбнулась. Это говорило о том, что уже сейчас он знал ее лучше, чем Диана тогда.
– Вероятно, я была недостаточно благодарной и недостаточно отзывчивой девочкой. Ее огорчило, что я отказалась звать ее мамой. Я сказала социальному работнику, что у меня была мама, и не важно, что ее больше нет. Может, мне просто следовало звать ее так, как она хотела, и, может, со временем я так и сделала бы, но Диана решила, что я слишком проблемный ребенок.
Мэгги поняла, что она правильно сделала, что рассказала Ильясу эту историю. Сделать это на протяжении многих лет было трудно, но сейчас, когда она лежала в его объятиях, все прошло хорошо.