Григоренко Петр. В подполье можно встретить только крыс
Издательство выражает искреннюю благодарность семье П.Г.Григоренко за содействие в подготовке настоящего издания, а также заведующей архивом программы «История диссидентского движения» НИПЦ «Мемориал» Т.М.Бахминой за предоставление части помещенных в книге фотографий
Андрей ГригоренкоПредисловие к российскому изданию книги моего отца
Обломки обелисков из гранита
ползли, ползли и выбились из сил…
На кладбище расстрелянных иллюзий
Уж не хватает места для могил.
Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»
...
Кто скажет: «Всем, кто пойдет за мной,
Рай на земле — награда».
...
Он врет, он не знает — как надо.
Прошло без малого два десятка лет с того дня, как книга воспоминаний генерала Петра Григоренко впервые увидела свет. Об издании ее в России в те времена не могло быть и речи. Но времена давно переменились, а книга все никак не могла предстать перед российским читателем.
История этой книги так же непроста, как и история ее автора.
Отец начал писать свои мемуары еще за решеткой так называемой специальной психиатрической больницы (СПБ) в г. Черняховске. Однако все написанное было конфисковано администрацией «психушки» и сожжено.
Освободившись, отец еще несколько раз брался за создание этой книги, однако и эти варианты бесследно исчезли — в архивах КГБ.
Рождению книги предшествовали события, которые в то время, казалось, не имели к ней прямого отношения. Еще во время пребывания отца в «психушке» «компетентные органы» начали разрабатывать версию о моей «наследственной психической неполноценности». Особенную активность они развили в период между последними днями пребывания отца в СПБ и моментом моей эмиграции из СССР. Причем, оказывая на меня давление и заместитель главного врача СПБ по принудительному лечению Кожемякина, и прокурор Образцов удивительно единодушно намекали, что избежать принудительного лечения я смогу только эмигрировав.
Я терялся в догадках, почему мне предлагается такой выбор, когда у властей предостаточно возможностей упечь меня в места не столь отдаленные. Только спустя несколько лет я понял, что проявленная ко мне «гуманность» была не чем иным, как долговременным, рассчитанным маневром на изгнание из страны отца — генерала Григоренко.
…Через пару лет после моего отъезда отец заболел, возникла необходимость проведения срочной операции.
В КГБ это вызвало оживленный интерес. Невольно вспомнилась операция, которой подвергли в 1925 г. М.В.Фрунзе. Тогда Сталин тоже проявил к ней необычайный интерес… и пустяковая операция закончилась смертью пациента.
Почти не рассчитывая на успех, я послал родителям приглашение приехать в США, где мы с женой к тому времени поселились. Конечно же, если бы мир был без добрых людей, нам, свежим иммигрантам, было бы абсолютно не по карману оплатить лечение. Но, на наше счастье, через американскую украинскую общину мне удалось познакомиться с докторами Олесницким и Кузьмаком (оба украинского происхождения), которые взялись провести операцию бесплатно и привлекли к этому еще двух докторов — Щёна и Кокса.
И вот все было готово к приезду родителей, но в душе я сильно сомневался, что им разрешат выезд. Как мало я понимал тогда! Невольно все мы помогали КГБ разыграть давно разработанный сценарий изгнания генерала Григоренко из СССР!
Оказавшись на Западе, отец вновь обратился к написанию мемуаров. Первый вариант, в котором насчитывалось около двух тысяч страниц машинописного текста, был закончен очень быстро.
Американское издательство W.W.Norton & Со, InC., взявшее на себя англоязычное издание, пыталось навязать отцу «теневого соавтора» (Ghost Writer), но отец категорически отказался, не без основания полагая, что автор многочисленных исследований в области военных наук и публицистических статей, посвященных защите прав человека, значительно лучше напишет книгу сам.
Американский издатель вынужден был согласиться, оговорив, однако, что автор будет представлять текст для перевода частями, по мере написания каждого логически завершенного фрагмента. Проблемы возникли сразу же по представлении первых глав книги. По договоренности с W.W.Norton, оригинал должен был быть написан по-русски. Однако в отцовском тексте, особенно в первой его части, была масса диалогов на украинском, да и в повествовательной части отец местами использовал украинские слова, смысл которых был абсолютно непонятен переводчику.
Для меня, русского издателя книги (издательство «Детинец»), это тоже порождало техническую проблему. Если бы я оставил украинские куски в русском тексте, то мне пришлось бы давать их перевод на русский, что резко увеличило бы объем и без того весьма пухлого тома. Но в то же время, если дать только русский перевод, пропадет украинский колорит оригинала. И я предложил отцу переделать диалоги таким образом, чтобы украинская стилизация была понятной русскоязычному читателю, но при этом не было утрачено ощущение, что разговор ведется по-украински. Отцу эта идея, скажем откровенно, совсем не импонировала, но чисто утилитарные соображения вынудили его в конце концов согласиться и переработать текст. Насколько это удачно получилось — судить читателю.
Отец еще дорабатывал текст, когда из Франции пришло известие, что там книга уже вышла из печати (Presses de la Renaissace). Оказалось, что французы, получившие первый вариант книги от W.W.Norton, не стали дожидаться авторской правки, а сократили книгу по своему разумению. Я не знаю французского, и мне трудно судить, насколько удачно сделаны эти сокращения, — известно только, что книга имела во Франции огромный успех.
Между тем вторая редакция книги была завершена. Американское издательство приступило к переводу и сокращению, мое издательство («Детинец») начало подготовку полного русского издания, издательство «Українські Вісті» — полного издания на украинском языке, а немецкое издательство С. Bertelsmann Verlag GmbH — перевода на немецкий.
Итак, в начале 80-х годов книга воспоминаний Петра Григоренко вышла из печати на русском языке и в ряде переводов. К сожалению, ни одно издание не обошлось без ошибок — из-за трудностей перевода, необходимости сокращения или просто по техническому недосмотру. Однако хочется надеяться, что принципиальных отклонений нет ни в одном издании, что главная мысль моего отца об универсальности зла подпольного революционного романтизма воспринята его читателями и что все большее число людей разделяют убеждения Григоренко: добро не может родиться от преступления; человек имеет право жертвовать только собой, а не кем-то еще; нет и не может быть в мире идеи, которая бы оправдывала одну невинную слезу.
Отец не оставлял работу над текстом и после выхода нескольких изданий — что-то поправлял, сокращал казавшееся ему несущественным. Однако постоянно возникали какие-то более срочные дела, и завершать эту, третью, редакцию пришлось мне — руководствуясь последними указаниями отца.
Все десять лет, которые отец прожил в эмиграции, вплоть до последней болезни, он был чрезвычайно активен. По просьбе своих друзей, коллег по Украинской Хельсинкской группе он основал в Нью-Йорке ее заграничное представительство, которое дало украинскому правозащитному движению международную трибуну, отсутствующую до этого времени. Генерал возглавил Ассоциацию ветеранов второй мировой войны — выходцев из СССР, которая в меру сил и возможностей облегчала нелегкий быт этих немолодых и не очень здоровых людей в непривычной американской обстановке. Неутомимый публицист, он постоянно писал статьи для эмигрантской русской и украинской периодики, которые переводились и на другие языки. Ну и, конечно, многочисленные поездки и выступления в защиту прав человека, чтение лекций в университетах, встречи с президентами и премьер-министрами. Каким-то образом отец умудрялся открывать разные «высокие» двери, недоступные большинству политических эмигрантов.
Честно говоря, я затрудняюсь перечислить все, что он успел сделать за эти недолгие годы. И, наверное, символично, что последняя болезнь свалила его в середине лекции о правах человека, которую он читал в Канзасском университете.
В тот октябрьский вечер 1983 года, накануне дня рождения моей жены и всего за десять дней до отцовского дня рождения меня разбудил телефонный звонок: «Срочно вылетайте в Канзас-сити. Ваш отец при смерти».
В госпиталь я добрался только к утру. Отец был без сознания, и врачи сказали, что после такого обширного кровоизлияния в мозг он умрет, не приходя в сознание. Несколько суток я и прилетевший мне на помощь из Вашингтона Миша Макаренко просидели у отцовской постели. Мы готовили себя к самому страшному. Однако организм отца каким-то образом справился и на этот раз, настолько, что он смог встать на ноги и дойти до машины, а потом и до самолета, доставившего нас в Нью-Йорк. После этого первого инсульта отец прожил еще три с лишним года. Уже не в состоянии заниматься активной деятельностью, он до последних минут интересовался тем, что происходило на далекой Родине.
В канун 1987 года, в день Рождества по новому стилю, моя жена, тогда единственная наша дочь Татьяна и я по дороге из церкви к моим родителям попали в автомобильную катастрофу. Боюсь, что именно известие об этой катастрофе привело к повторному кровоизлиянию, и перед самым Новым годом отец оказался в нью-йоркском госпитале Бет Исроэл, из которого уже не вышел.
Отец не боялся смерти. Никогда не забуду, как, в последний раз придя в сознание и узнав меня, он сказал: «Не сумуй, синку. Я не хочу більше жити. Бо це не життя».