– Точно. Я и забыл…
– Мальчики, – громко обратилась к ним Римма, – зачем вы курите?
Они оба вспыхнули, но ничего не ответили.
– Это вредно, некрасиво и к тому же совсем не модно! Вы с этим курением отстали от века, – улыбалась во весь рот Римма. – В Америке курят, можно сказать, изгои общества!
– Так то в Америке! – весело отозвался Гошка, который первым оправился от смущения. – Нам Америка не указ!
– Не указ? – засмеялась Римма. – С одной стороны, это прекрасно, давно пора своим умом жить, но вот что касается курения… бросьте вы, зачем самим себе здоровье портить! Вы тут кого-то ждете? Нет? Так шли бы лучше в парк погулять!
– Чего пристала? – тихонько проговорил Никита. – Давай-ка смываться.
«Да, мы самые настоящие бездари», – подумал Гошка.
– Вы говорите, парк? – добродушно улыбнулся он. – Где тут парк?
– А вы нездешние, что ли? – настороженно подняла голову Нора Федоровна.
– Да как сказать… мы только неделю как переехали сюда.
– Тогда понятно. Вы сейчас идите вон туда, потом свернете налево и увидите парк.
– Спасибо, мы пойдем!
Им ничего не оставалось, как уйти.
Когда женщины уже не могли их видеть, мальчики остановились, растерянно глядя друг на друга.
– Мы с тобой слишком избалованы, слишком любим всякие удобства, – смеясь, заметил Гошка. – Если следить за кем-то, то сидя на лавочке, в тени, и хорошо бы еще поблизости стоял холодильник с пепси-колой.
– А что ты смеешься? Мы же с треском провалили задание! – воскликнул Никита. – И это не смешно!
– Ну, положим, ничего мы не провалили. Два снимка у нас есть, а больше и не надо…
– Как?
– Очень просто. Ты что же, думаешь, я буду ему на блюдечке с голубой каемочкой настоящие сведения подавать, чтобы он успел вовремя кого-нибудь угрохать? Так, по-твоему?
– То есть? – растерянно спросил Никита.
– Деза, деза и только деза!
– Но он же нас разоблачит в два счета! Он… Он нас убьет! А ты тут хорохоришься только потому, что не хочешь признать наш провал! Допустим, сегодня ты отделаешься этими двумя снимками. А завтра? Скажешь, что она вообще из дому не выходила, да?
– Вообще-то мы вовсе не провалились… Я же сказал, что мы тут живем, если попадемся еще разок – другой ей на глаза… тьфу, черт, при ней теперь не закуришь… Чего пристала, какое ей до нас дело?
– У нее небось своих детей нет, вот она нас и воспитывает. Нет, Гошка, тут что-то другое надо придумать…
– Что?
– Понимаешь, тут нужен кто-то еще…
– Кто тебе еще нужен?
– Девчонки!
– Девчонки? Какие девчонки? Ты спятил?
– Ничего не спятил! Если девчонки за нею последят, она их запросто может и не заметить, не обратить внимания…
– Если девчонки будут курить и щелкать зажигалкой, она им вообще житья не даст. Зануда! И потом, где они, девчонки? Тут только Ксюха сгодилась бы, а ее увезли… Нет, девчонки тут – это ерунда. Они и проболтаться могут и вообще… К тому же девчонок надо охранять, так что мы все равно должны тут поблизости тусоваться…
– А давай сегодня скажем киллеру, что зажигалка для нас не годится, слишком много внимания привлекает. Вдруг у него есть какая-нибудь другая штуковина, например, ручка или что-то еще…
– Нет, Никита, лучше пока ничего ему не говорить. А то он решит, что зря связался с малолетками, и все такое. Нет, пусть пока все идет, как идет.
– И что ты сейчас предлагаешь?
– Заниматься своим делом. Кстати, Никита, я вот что подумал… Нам придется многих обманывать…
Никита непонимающе взглянул на него.
– И, кажется, французы говорят: «Чтобы врать, надо иметь две памяти». Так вот, если мы не хотим все на свете перепутать, давай начнем записывать…
– Что записывать?
– То, что происходит в действительности, на одну бумажку, а то, что мы будем сообщать киллерку, – на другой.
– Зачем? Зачем записывать, что происходит в действительности? Кому это надо?
– На всякий случай. Мало ли… А вдруг пригодится.
– Кому и зачем?
– Тебе трудно, да? В таком случае я сам буду записывать… Но я думал, один из нас будет записывать враки, а второй – правду. Но я могу и сам…
– Ты что, обиделся?
– Даже не собирался. Просто если мы будем спорить из-за всякой чепухи, то…
– Сам же говоришь – чепуха!
– А-а, я, кажется, понял! Я не согласился привлечь девчонок, а ты не соглашаешься записывать…
– Гошка, ты меня что, совсем дебилом считаешь?..
Тут они оба увидели, что Римма быстро идет по направлению к парку, и, позабыв о разногласиях, двинулись за нею, держась на довольно большом расстоянии. Она вошла в парк и все тем же быстрым пружинящим шагом направилась вглубь по тенистой аллее. Мальчишки шли за ней. В конце концов, она же сама посоветовала им гулять в парке.
А Маша тем временем не находила себе места. Вот уже второй день Гошка неизвестно где пропадает. Вчера вечером она мельком увидела его, но он был с мамой, и поговорить им не удалось. А сегодня с утра он опять исчез. Наверняка выслеживает убийцу! Эх, почему он не хочет взять ее с собой? Она бы не стала мешать им, Гошке и его двоюродному брату.
– Маняша, ты что такая задумчивая? – спросила Саша.
Температуры у нее уже не было, но докторша велела ей пока лежать в постели.
– Я не задумчивая…
– А где твой Гошка?
– У двоюродного брата, без порток и без халата!
– Что? – опешила Саша. – Что ты несешь?
– Другая рифма не получается!
– Ну, знаешь, Маня, это уж просто черт-те что! – засмеялась старшая сестра.
– Хорошо, у двоюродного брата он без фотоаппарата! Так лучше?
– Ну, наверное… Рифма уж точно чище!
– Фиг с ней, с рифмой…
– Манька, да что с тобой?
– Скучно! Мне скучно!
– Займись чем-нибудь!
– Неохота! Неохота! И вообще, отвяжись! Ты болеешь? Вот и болей себе! Ты болей себе, болей, а сестренку пожалей! Пожалей бедняжку, милую Маняшку!
– Слушай, ты ополоумела? Раньше только рифмы подбирала, а теперь уже стихи сочинять начала. Не иначе, это любовь!
– Отвянь!
– Не отвяну! Мне тоже скучно! Знаешь, Манька, если ты примешься сочинять стихи, тебе придется найти себе парня с каким-нибудь более удобным именем.
– Чего?
– Ну сама подумай, нельзя своего героя всегда называть Гошкой и рифмовать с окрошкой. А Георгий… С чем его срифмуешь?
Маня задумалась.
– Ну, – приставала Саша.
– Да, Георгий… Действительно, хорошей рифмы и вправду нет.
– А вот звали бы его… Ну, скажем, Сережа…
– Противная рожа, на мурло похожа!
– Сергей?
– Апогей, перигей! Эге-гей!
– Кирюша!
– Чумазый, будто хрюша!
– Кирилл!
– Цветочки подарил!
– Иван!
– Свалился на диван!
– Ну, Ваня у тебя точно срифмуется с баней! – захохотала Саша. – А вот Георгий…
– Георгий – бывает в морге! – вырвалось вдруг у Мани.
– Манька!
– Ой, что я сморозила! – зажала себе рот рукой испуганная Маня.
– Вот видишь, до каких глупостей ты договорилась! – укорила сестру Саша.
– Это ты виновата, пристала, как…
– Да ты ничего ужасного не сказала. Если он бывает в морге, значит, живой, покойники там не бывают, они туда попадают, лежат, но не…
– Поняла уже! – отмахнулась Маня и вдруг, неожиданно для себя, произнесла: – Сестра, сестра, оставь меня в покое, дай мне упиться горечью своей!
Саша сперва замерла от изумления, а потом покатилась со смеху.
– Ну, Манька, ты просто точь-в-точь Васисуалий Лоханкин. Ты «Золотого теленка» читала? Помнишь?
Маня прыснула.
– Вообще-то точно, похоже на Васисуалия… Только я сама не понимаю, как это получилось.
– Следи за собой, сестренка, а то скоро станешь психопаткой!
– Психопатка, психопатка, ты мала, как куропатка! Сашка, а куропатки вкусные?
– Не знаю, не пробовала.
– Да я вот «Трех мушкетеров» читала, там они часто куропаток едят.
– Слава богу, о еде заговорила! Манька, ты небось проголодалась?
– Вообще-то да.
– И я. Давай рисовую кашу сварим, а?
– Со сгущенкой?
– Естественно!
– Годится!
И Маня отправилась в кухню варить рисовую кашу, которую они с сестрой просто обожали. В голове сами собой складывались идиотские стишки: «Саша и Маша обожают кашу, рисовую сладкую, кожа будет гладкой!»
– Тьфу, что это на меня нашло? – проворчала Маня. – Неужели все из-за Гошки? Но эту фигню про кашу я Саньке не скажу. Стыдно!
А Гошка и Никита тем временем крались по тенистой аллее парка, не упуская из виду Римму. Но вот она свернула с аллеи и села на скамейку. Переглянувшись, мальчики молча прибавили шаг. Ничего страшного, если они далее попадутся ей на глаза. Даже, наоборот, хорошо… Может, она опять с ними заговорит, тем более им опять придется сделать вид, что они закуривают. Но вдруг они заметили, что навстречу им идет женщина в легком розовом сарафане. Поравнявшись со скамьей, она подошла к Римме, поздоровалась и села рядом.
– Эх, надо бы их снять, а еще лучше – послушать, о чем они говорят, – сказал Никита.
– Снять не выйдет, очень уж явно получится, а вот послушать… Давай попробуем сзади подобраться! – ответил Гошка, и они побежали по газону к кустам.
– Опоздали! – с сожалением воскликнул Никита.
Женщина в розовом сарафане торопливо удалялась по аллее. Но вдруг какая-то тревога кольнула Гошку. Он побежал к скамейке. Римма сидела на прежнем месте, но…
– Вам плохо? – кинулся к ней Гошка.
Женщина не отвечала. Похоже, она была без сознания. Голова свесилась на грудь, руки бессильно повисли.
– Она… Она умерла? – дрожащими губами проговорил Никита.
Гошка схватил руку женщины, попытался нащупать пульс.
– Жива! Никита, беги, вызывай «Скорую».
– А ты?
– А я с ней побуду!
От волнения ребята совершенно забыли, что у Гоши есть с собой мобильник. Никита сломя голову кинулся к выходу из парка, но вдруг на глаза ему попался мужчина, прячущий в карман сотовый телефон. Мальчик бросился к нему.