— Дохлый номер, его нет… — В голосе Гошки слышалось некоторое облегчение.
— Ладно, пошли во двор, а то тут духотища, — сказал Никита, тоже испытавший облегчение.
Они спустились во двор. Шкаф уже затащили. На лавочке возле подъезда никто не сидел, она была залита солнцем. Но мальчики в изнеможении плюхнулись на нее.
— Аж весь взопрел, — признался Гошка.
— Тут ты не охладишься, — отозвался Никита. — Пошли, тенек поищем.
Но тут к подъезду подкатила синяя «девятка». Из нее вышел мужчина, высокий и очень худой, можно сказать, тощий. Густые темные волосы, темные усы. Он не спеша закрыл машину, поставил на сигнализацию и уже сделал несколько шагов к подъезду, но потом, видимо, что-то вспомнил и вернулся к машине.
— Это он, — шепнул вдруг Гошка.
— С чего ты взял?
— Чувствую!
Гошка вдруг сорвался с места, пробежал несколько метров и юркнул за угол. Потом выглянул оттуда и, сложив руки рупором, гаркнул:
— Иван Егорыч!
Никита так и прирос к месту. А мужчина сразу же оглянулся. «Неужели вправду он?» — подумал
Никита, не сводя с него глаз. Мужчина еще подождал, не повторится ли оклик, потом пожал плечами, взял из машины какой-то сверток, опять запер ее и пошел к подъезду. Никиту как ветром сдуло с лавочки. Он помчался к Гошке, который ждал его за углом.
— Точно, он! — восторженно прошептал Никита. — Как ты догадался?
— Сам не знаю. Что ж ты его не снял, ведь сумка у тебя была? — с укором спросил Гошка.
— Да у меня от неожиданности все из башки вылетело! — признался Никита. — Но главное, мы теперь знаем его в лицо! Это уже немало.
— Мало!
— Ну ты и наглый! — засмеялся Никита. — Все только позавчера началось, а мы уже столько знаем… И адрес, и телефон, и физию… кстати, у него тик! Я заметил!
— Какой еще тик?
— Нервный тик. Глаз у него дергается.
— Ну и что?
— Да ничего, просто штрих к портрету. Ты когда заорал, он аж подпрыгнул.
— Ну, Никита, а дальше что делать будем? Ума не приложу!
— Раз уж приперлись сюда, давай все же понаблюдаем. А вдруг он решит, к примеру, пойти в магазин или еще куда-нибудь…
— Давай, — без особого энтузиазма согласился Гошка.
Они отыскали тенистое местечко и уселись прямо на траву. Отсюда был хорошо виден подъезд, где жил Иван Егорович. Минут через двадцать Гошка не выдержал:
— Кошмар какой-то… Пить охота…
— Мне тоже, — кивнул Никита. — Надо купить мороженого и водички похолоднее. Давай я сбегаю!
— Нет уж, я сам! — сразу вскочил Гошка и рванул со двора. Вскоре он вернулся с двумя запотевшими бутылочками «Спрайта» и двумя эскимо. — На, держи!
— Кайф! — простонал Никита, отхлебнув из горлышка холодной шипучей воды.
— Смотри, Никита!
— Черт, в самый неподходящий момент, — проворчал тот, поднимаясь с земли.
— Из подъезда не спеша вышел Иван Егорович, прошел мимо своей машины и уже приближался к подворотне, как вдруг, откуда ни возьмись, выскочила женщина в пестром сарафане, подлетела к Ивану Егоровичу и — бац-бац! — надавала по физиономии. Мальчики замерли в изумлении. Иван Егорович от неожиданности остолбенел, держась за правую щеку. А женщина, рыдая, кричала:
— Подонок! Мерзавец! Вор! Чтоб тебе пусто было! Чтобы ты сдох где-нибудь в канаве! Сволочь!
Мальчики подобрались поближе, чтобы не упустить ни единого слова. Иван Егорович наконец опомнился и зашипел:
— Молчи, кретинка! Заткнись, кому говорю!
— А, испугался? Думаешь, на тебя управы нет, скотина проклятая? Что ты сделал с моей сестрой? Думаешь, тебе это сойдет с рук? Как бы не так! Я тебя выведу на чистую воду! — вне себя от ярости кричала женщина.
— Если ты сейчас же не заткнешься, очень пожалеешь!
Мало-помалу вокруг начал собираться народ. Иван Егорович затравленно озирался, ища пути к отступлению.
— Сумасшедшая баба! — громко заявил он и уже хотел спастись бегством, но тут женщина снова подскочила к нему и что было сил огрела его сумочкой на длинном ремне.
У Ивана Егоровича из носу хлынула кровь. Он вдруг страшно побледнел, схватил женщину за рукав и размахнулся, чтобы ударить ее, но тут какой-то пожилой мужчина перехватил его руку:
— Эй, друг, так не годится! Женщину нельзя бить! Ты не знал?
— А ты, старый пень, не суйся не в свое дело! — рявкнул Иван Егорович. — Пусти, я кому сказал!
Женщина вдруг расхохоталась.
— Он все прекрасно знает, только думает, что ему все можно, все позволено! Он думает, он самый умный, самый гениальный, а потому имеет право и убить, если очень понадобится… И никого не пожалеет, даже мать родную! Знаете, что он со своей матерью сделал?
Иван Егорович вдруг стряхнул руку пожилого мужчины и сказал со странной улыбкой:
— Охота вам полоумную слушать? Пожалуйста, а я не намерен. Ее муж бросил, вот она и бесится! — и поспешил скрыться в подъезде…
А женщина вдруг начала хватать ртом воздух, ее поддержала молоденькая девушка, оказавшаяся рядом, и помогла дойти до скамейки.
— Может, «Скорую» вызвать? — предложил мужчина, вступившийся за нападавшую.
— Нет, спасибо, не стоит, — тихо проговорила женщина, — я вот посижу немножко… — Она достала из сумочки какую-то таблетку и сунула в рот.
— Никита, — прошептал Гошка, — мы должны с ней познакомиться.
— Я тоже подумал… Хорошо бы ее до дому проводить. Вдруг она что-нибудь интересное расскажет…
Гошка вдруг подошел к женщине и протянул ей еще не открытую бутылочку «Спрайта»:
— Вот, возьмите, она холодная…
Женщина подняла глаза и улыбнулась:
— Спасибо… Это как раз то, что нужно.
Гошка мигом свинтил крышечку и подал бутылку женщине. Та с жадностью приникла к горлышку.
— Ах, хорошо… — простонала она, выпив пол бутылки. — Спасибо тебе, мальчик. Как тебя зовут?
— Гоша.
— Ты хороший человек, Гоша.
— Ну что вы… — засмущался вдруг Гошка, — это пустяк…
— Нет, все начинается с пустяков. И плохое, и хорошее, — вздохнула женщина. — Это что, твой товарищ рядом крутится?
— Это мой брат, двоюродный, — улыбнулся Гошка. — Он бы тоже дал вам воды, только он уже пил из бутылки… Никита, иди сюда!
Никита с готовностью подбежал к скамейке.
— Вы, правда, двоюродные?
— Да, наши мамы — родные сестры, — объяснил Никита.
Видя, что женщине стало лучше, все разошлись, остались только Гошка с Никитой.
— Вам лучше, да? — осведомился Никита.
— Да. Ну что ж, надо идти.
Может, мы вас проводим, — предложил Гошка, — а то на улице жарко, в метро вообще дышать нечем, мало ли…
— Господи, спасибо вам… Мне, правда, тут не далеко, пешком можно…
Вот и хорошо, а то в транспорте духота… Пойдемте, мы вас отведем.
— Спасибо, только я, кажется, пока не могу идти, надо еще чуть-чуть тут посидеть, ладно? Вы не торопитесь?
— Нет, у нас времени вагон и маленькая тележка! — радостно воскликнул Никита. — Лето же!
— Ну, тогда давайте знакомиться. Я уже знаю, что вы Никита и Гоша, а я Людмила Захаровна. Вы, мальчики, все видели и слышали?
— Видели, да, но слышали не все, а главное, ничего не поняли, — ответил Гошка.
— Я, наверное, неправильно себя вела… Но этот человек… Он настоящий мерзавец!
— Не надо вам нервничать… — вмешался Никита.
Женщина только рукой махнула.
— Уж и не знаю, как на него управу найти…
— А если в милицию заявить?
— Да какая милиция! Для милиции он чист!
— Как это?
— Да так… Это длинная история…
— А вы расскажите, вам легче станет… — сказал вдруг Гошка. — Он, правда, что-то плохое сосвоей матерью сделал?
— Да уж… — вздохнула женщина. — Изверг!
— И что же? Неужели убил?
— Да нет, старушка жива, только ей не позавидуешь…
Мальчики быстро переглянулись. Только бы женщина не замолчала.
— Это… Знаете, я вам лучше по дороге все расскажу, хватит тут рассиживаться…
— Она поднялась.
— Ну, не раздумали меня провожать?
— Нет, что вы! — в один голос закричали Гошка и Никита.
Тогда идемте!
Они медленно побрели со двора. Пройдя немного в полном молчании, Никита не выдержал:
— Людмила Захаровна, вы обещали рассказать про того типа…
— Да, да… Так вот, это все началось давно… Иван был художником, портретистом. И даже имел успех. Писал портреты известных людей, не плохо зарабатывал, был женат, имел двоих детей, Митю и Петю… А потом вдруг взбрело ему в голову за границу уехать. В те времена это было очень трудно. Ну, он всеми правдами и неправдами отправил за границу сначала жену с детьми, а потом уж и сам выехал.
— А куда? В Америку? — спросил дрогнувшим голосом Гошка, отец которого уехал именно в Америку.
— Нет, не в Америку, в Голландию. Мало-помалу профессию свою он забросил, она ему там мало денег приносила, а он привык жить на широкую ногу… Тем временем в России начались перемены, открылись границы, и он захотел заняться бизнесом и стал мотаться из Голландии в Россию и обратно. Только ничего у него не получалось, он влезал в долги, делал одну глупость за другой и решил, что у него есть только один путь к спасению. Он заставил свою мать, которая его безумно любила, продать квартиру в Москве, это было в самый разгар квартирного бума, когда московские квартиры стоили поистине бешеных денег, а у нее, надо сказать, квартира была отличная, просторная, трехкомнатная, в центре. Он привез мать к себе в Голландию, хотя она ни на одном иностранном языке ни слова не знала. Но чего не сделаешь ради сына! С женой он к тому времени уже разъехался… И вот Анна Михайловна, так зовут его мать, стала жить в Амстердаме… Он подолгу оставлял ее совсем одну, а для нее было проблемой даже в магазин сходить. Но Алла, его жена, по мере сил ей помогала, а в прошлом году… он уже такого там, в Голландии, наворотил, что ему туда дорога была заказана, и он просто бросил старуху на произвол судьбы. И в конце концов его квартиру и все вещи описали за долги, а несчастную старуху отправили в монастырь, где ей даже словом не с кем перемолвиться. К тому же ей грозит высылка обратно в Россию, у нее потеряны документы… Правда, Голландия — на редкость гуманная страна, но всему же есть предел. Алла, она была категорически против приезда свекрови в Голландию, там с ног сбивается, чтобы помочь старухе, но взять ее к себе не может, у нее у самой крохотная квартирка, где она живет с двумя сыновьями, живет на пособие…