– Мне хватит получаса, – заверил его Дмитрий и с облегчением вернулся на свое место.
Наконец гости начали прощаться. Подали экипажи. Стоя на крыльце, Ордынцев с нежностью наблюдал, как Надин машет вслед коляске, увозящей ее мать и сестру. Неужели это все-таки случилось, и синеглазая Диана-охотница стала его женой?..
Он обнял Надин за талию и тихо спросил:
– Пойдем наверх?
Надин поняла. Она не ответила, лишь молча кивнула. Дмитрий проводил ее до парадной спальни, где хозяйку уже ждала переехавшая в новый дом Стеша, а сам отправился в свою комнату. В последний раз повесил он в полупустую гардеробную свой фрак. Завтра все вещи нужно будет перенести в спальню. Дмитрий сбросил жилет и, сжигаемый нетерпением, направился к жене.
Надин полусидела в постели. Свечи в люстре уже потушили, в спальне горел лишь ночник. Он подсвечивал тонкий профиль Надин. Ее плечи в отблесках свечи казались золотистыми, длинные кудри струились по высоко взбитым подушкам, а глаза в полутьме стали темными, глубокими омутами. Она была так хороша, что в это даже невозможно было поверить.
Дмитрий сел с ней рядом. Надин заметно волновалась: он видел дрожь ее полуоткрытых губ. Ничего…Ее страхи уйдут, ведь он будет очень нежным и терпеливым. Дмитрий потянулся к губам жены, но та шарахнулась в сторону и с ужасом прошептала:
– Я не могу. Мне кажется, что нас здесь будет трое…
Глава 24
«Трое в постели!.. В его собственную брачную ночь…Застрелиться что ли?»
Ночь за окном казалась такой же непроглядной и черной, как тоска в душе Ордынцева. Он давно поднялся с постели в своей прежней комнате и теперь, распахнув окно, сидел на подоконнике. Ползущие из сада сырость и холод, как ни странно, приносили облегчение, по крайней мере, Дмитрий чувствовал, что жив. Это было все-таки легче, чем острое – чуть ли не до воя – отчаяние, накрывшее его в первые часы после визита в спальню.
Самым ужасным оказалось то, что Надин, зная о его отношениях с любовницей, решилась на венчание и даже собиралась начать с ним супружеские отношения, но так и не смогла переступить через собственное отвращение. Разум его молодой жены подсказывал ей одно, а сердце требовало другого. Но если с разумом можно было договориться, объяснив все выгоды и преимущества этого союза, то с сердцем даже и не стоило торговаться – оно либо принимало человека, либо нет. Сердце его жены не приняло Дмитрия, и он сам был в этом виноват.
Ордынцев застонал. Раскаленный сгусток отчаяния выжигал душу.
«Что делать? Что делать?..» – стучало в висок.
Может, просто поговорить с Надин? Объяснить, что связь с Ольгой ничего для него не значит? Почему он не сделал этого сразу?
«Какой разговор, когда она шарахнулась от меня, как от чумного? – вспомнил он и признал: – Я бы выглядел не только дураком, но и циником. Тогда все уж точно стало бы непоправимым».
Дмитрий давно замерз, но так и сидел на подоконнике. Тусклое пятно луны лишь угадывалось за тучами, а звезд не было и в помине. Сама природа надела траур по его несбывшимся мечтам и разбитым надеждам. Ордынцев допил очередную стопку анисовой и прикинул, стоит ли налить еще, но решил не суетиться – сегодня его водка не брала. Что же делать? Умолять жену о прощении, вымаливать ласки? Это свыше его сил! Самым простым было бы уехать из этого дома. В конце концов, в Москву он приехал с заданием, а преступника так еще и не поймали.
«Объяснюсь завтра с Чернышевым – и уеду, – решил Дмитрий, – оставлю жене денег, и с глаз долой…»
Так потянуло домой – в Севастополь или в любимый Кореиз.
«Буду считать, что в моей жизни ничего не изменилось, закончу со шпионом и уйду в море».
Вот где он всегда считался королем! Ордынцеву так мучительно захотелось оказаться на палубе своего «Олимпа», что он даже закрыл глаза и представил нагретые солнцем палубные доски, услышал шум парусов и перекличку матросов, бегущих по вантам. Господи, что бы он сейчас ни отдал, лишь бы оказаться на капитанском мостике! Скорее бы утро. Решив разрубить все узлы, Дмитрий соскочил с подоконника и подошел к бюро. Он поочереди зажег свечи во всех канделябрах, и черная, ледяная комната озарилась янтарным светом.
«Вот так и в мою жизнь войдет свет, откроем двери разуму, это всегда приводило к успеху» – утешил себя Дмитрий.
Он взял лист, разделил его пополам, написал сверху фамилию Печерского и принялся выписывать уже известные факты. Постепенно у него окончательно вызрел план разговора с военным министром. Слишком уж острой была ситуация: шпион подобрался к самым важным сведениям о российской армии, ведь именно к Чернышеву стекалась вся документация по этому вопросу, а Печерский считался его ближайшим помощником.
«Посмотрю, как будет складываться разговор, – прикинул Ордынцев, – В крайнем случае, предъявлю Данилу, как свидетеля разговора связника со шпионом».
Претворяя свой план в жизнь, Ордынцев посадил паренька в экипаж и отправился на Солянку.
– Ты все помнишь? – на всякий случай уточнил он у Данилы. Тот еще раз слово в слово повторил свой прежний рассказ.
Коляска натужно проползла по крутой улочке вдоль монастырской стены и свернула в засаженный кустами жасмина сад, еще мгновение, и она и стала у крыльца длинного двухэтажного дома с мезонином. Семья Чернышева занимала его левое крыло, построенное над палатами двухсотлетней давности, здесь бросались в глаза сводчатые потолки и маленькие, забранные в частые переплеты окошки.
«Наверняка и комнаты здесь угрюмые – темные и низкие», – предположил Дмитрий, и скоро понял, что не ошибся. Слуга пригласил его в просторную, но полутемную комнату с низким сводчатым потолком. Следом за ним там появился военный министр.
– Доброе утро, князь. Что за дело могло привести сюда новобрачного в столь ранний час?
– Я нахожусь на службе, ваше высокопревосходительство, и мои частные дела могут подождать, – отозвался Ордынцев. – Адмирал Грейг прислал меня сюда с особой миссией: я должен разоблачить и обезвредить шпиона вражеской державы.
– Да что вы? – развеселился Чернышев. – Какое же я имею к этому отношение?
– Дело в том, что этот шпион – ваш помощник граф Печерский.
Военный министр скептически хмыкнул:
– Не смешите меня. Печерский – болван, у него не хватает соображения даже на примитивные вещи, этот человек не может сложить два и два, а вы заявляете, что он является шпионом. На такое дело мозги нужны.
– Возможно, что он хорошо прикидывается или выбрал для себя самый простой путь, когда и ума особого не нужно: он просто ворует бумаги. В пакете, привезенном его связным в Одессу, лежали документы, украденные им в Адмиралтействе. Там были описания севастопольских кораблей, а также дислокация укреплений и характеристика размещенных в них частей.
Чернышев задумался. Он-то знал, что Ордынцев попал в точку: именно с проверки документации по Севастополю начал он свою ревизию в Адмиралтействе, и его первый доклад, сделанный государю, был о Черноморском флоте, но говорить об этом настырному моряку Александр Иванович не собирался. Вместо этого он предложил Ордынцеву в подробностях рассказать о том, что уже выявило расследование. К его удивлению, тот не стал скрытничать, ссылаться на своего адмирала, а рассказал все, как есть. Закончил он разговором, подслушанным его малолетним помощником.
«Как у него все складно, не подкопаешься, – размышлял Чернышев. – Но с меня теперь взятки – гладки, я от Печерского вовремя избавился. Морячок ждет ответа? Что ж, пожалуйста, с нашим удовольствием!»
Александр Иванович сочувственно улыбнулся визитеру и изрек:
– Видите ли, в чем дело – вы пришли не по адресу. Печерского мне очень сильно рекомендовал наш новый шеф жандармов. Я не сомневаюсь, что этот молодой человек работает на Бенкендорфа, подробно излагая тому все подробности моей службы и личной жизни. Я смотрю на такие вещи трезво: если не он, так кто-нибудь другой. Но я устал от глупости Печерского и отправил того обратно в столицу, я собирался вернуть его Александру Христофоровичу, пусть пришлет кого-нибудь поумнее. Так что вы опоздали: ваш шпион у меня больше не служит, разбирайтесь теперь с шефом жандармов.
Чернышев поднялся, намекая, что аудиенция окончена. Он позвонил в колокольчик, и в дверях, как по мановению волшебной палочки, возник одетый в все черное усталый немолодой господин.
– Принесли, Костиков? – осведомился военный министр. – Кладите на стол, я еще раз посмотрю доклад и тогда уже поеду к государю.
Ордынцев понял, что его выпроваживают. Он попрощался и вышел. Чернышев явно хотел переложить свою вину на плечи шефа жандармов. В любом случае прямых улик у Дмитрия не было, и ему оставалось лишь одно: ехать в столицу и добывать неопровержимые доказательства.
– Ваша светлость, – окликнул его сзади тихий голос, – погодите немного.
Дмитрий повернулся и увидел, что за ним спешит усталый штатский из кабинета военного министра.
– Вы простите меня за настойчивость, но я услышал конец вашего разговора с его высокопревосходительством, – тихо, почти шепотом сказал Костиков. Он помялся, но, как видно, решившись, продолжил: – Дело в том, что Печерский перед отъездом украл из моей комнаты доклад, написанный к сегодняшнему дню, я не стал поднимать шум, а заново восстановил документ по черновым записям. Я думаю, мерзавец надеялся, что я не смогу это сделать, и граф выгонит меня. К тому же Печерский подбросил мне в комнату хозяйкины драгоценности, хорошо еще, что я сразу их обнаружил и с помощью горничной ее сиятельства вернул на место.
– Вот как? И чему был посвящен доклад? – уточнил Дмитрий.
– Военным поселениям. Я подробно описывал их дислокации, количество людей, имущество и вооружение.
– Ценные сведения для того, кто работает на врага, – констатировал Ордынцев и поблагодарил: – Спасибо, что предупредили меня, буду знать, что искать.
– Это еще не все, – пугливо оглянувшись по сторонам, прошептал чиновник, – я ведь тоже слышал тот разговор, как и ваш мальчик. Печерский и его гость, стояли под окнами моей комнаты. Я не решился сообщить об этом его высокопревосходительству, не знал, как он к этому отнесется. Но раз вы ему все рассказали, я, наверное, сегодня же вечером доложу о том, что слышал.