В погоне за красотой — страница 17 из 28

– Да не она, ее муж. Он преподает рисование в частном лицее.

– Я не знала.

– Я могу их пригласить в субботу на аперитив, хочешь?

– Ладно, давай.

Камилла притворялась равнодушной, но на самом деле была очень довольна. Ее трогало внимание мамы, желание помочь дочери осуществить мечты. Камилле хотелось поблагодарить маму, но она стеснялась высказывать вслух нежные слова.

7

В следующую субботу все пятеро, Камилла с родителями и Сабина с мужем Иваном, оказались за одним столом. Разговаривали спокойно, но с какой-то чрезмерной вежливостью; можно было подумать, будто они встретились впервые в жизни.

Камилла удивилась, увидев Сабину в мини-юбке и туфлях на высоком каблуке. Раньше она встречала Сабину только в больнице, когда заходила к матери, и всегда считала ее человеком серьезным и скромным. Сейчас, по контрасту, Сабина выглядела чуть ли не вульгарно. Но ее мужа Камилла видела впервые, и он показался ей очень симпатичным. Как будто в каждом его жесте сквозила доброжелательность. Правда, к удивлению Камиллы, он все время набивал рот фисташками, несмотря на лишний вес. Истории из больничной жизни его явно не интересовали. Изабель и Сабина вели разговор об одной из коллег, некой Натали, которая страдает депрессией и, возможно, не вернется на работу. Видимо, от скуки Иван, человек, судя по всему, лишенный комплексов, и объедался фисташками. Тем более что им с Тьерри беседовать было, в сущности, не о чем. Один любил рыбалку, другой – оперу; один постоянно разъезжал, другой сидел на месте; один увлекался футболом, другой спорт терпеть не мог; один голосовал за левых, другой – за правых; одному не хотелось есть, другой поглощал фисташки. Короче говоря, хотя оба женились на медсестрах, было ясно, что мирная встреча за аперитивом не будет повторяться каждую субботу.

Наконец заговорили о том, ради чего все собрались, – тяге Камиллы к рисованию. Изабель принялась нахваливать ее работы, однако в это трудно было поверить, и потому что она нисколько не разбиралась в живописи, и потому что речь шла о дочери. Тьерри знаком дал ей понять, пусть говорит Камилла, и та принялась рассказывать, насколько рисование ее вдохновляет. Простые и точные выражения она произносила с такой страстью, что ее энтузиазм передался окружающим. В конце концов Иван предложил показать ему рисунки, и они с Камиллой направились в ее комнату.

Иван долго рассматривал первый набросок. Камилла подумала, что его молчание не предвещает ничего хорошего, он подбирает слова, чтобы объяснить, почему рисунок ему не нравится. На самом деле он молчал, потому что ему нужно было вникнуть в увиденное. Сейчас он показался Камилле совсем другим, ничего общего с типом, поглощавшим фисташки. Он выглядел спокойным и сосредоточенным. И наконец вынес свое суждение: ему очень нравится, он хотел бы посмотреть другие работы. Камилла, обрадованная и счастливая, достала десятки рисунков и несколько гуашей. Преподаватель снова погрузился в долгое сосредоточенное молчание. Потом уселся на стул перед письменным столом:

– Знаешь, я довольно быстро понял, что никогда не стану художником. Я страшно люблю живопись, но уметь смотреть на мир как художник… это мне не дано. Вот я и учу школьников технике живописи. Но в тебе, Камилла, не сомневаюсь… в тебе что-то есть. Не знаю, что именно. Но все это очень оригинально…

Иван произнес еще несколько слов в том же роде, Камилла его почти не слушала. У нее зашумело в ушах, словно блаженство могло преобразоваться в некий внутренний грохот.

Слова Ивана вызвали у Камиллы восторг. Она-то в глубине души чувствовала себя художницей, идущей своим особым путем; и вот посторонний человек впервые подтвердил ее смутное ощущение.

– Когда я жил в Париже, – вновь начал Иван, – я попробовал рисовать. Но выходило скверно, ужасно скверно…

– Не надо так говорить.

– Но ведь не иметь таланта совсем не страшно. Надо иметь талант это признать.

Камилла улыбнулась и спросила:

– А почему вы уехали из Парижа?

– Ох, это совсем другая история.

Наверно, они провели в комнате Камиллы довольно много времени, потому что Сабина встретила их словами: «Ну наконец-то!» Иван, едва усевшись, заявил:

– У нее настоящий талант.

– Я в этом не сомневалась! – воскликнула Изабель.

– То, что она делает, очень необычно. И удивительно зрело.

– Да, правда, – подтвердила Изабель.

– Но ей не хватает техники, базовых знаний. Это не бог весть что, она быстро освоит. Я ей предложил приходить ко мне по средам после обеда, когда нет уроков.

– Это так любезно с вашей стороны, – ответил отец, перехватив реплику матери.

Воцарилась тишина. Потом Изабель предложила выпить за талант дочери. Все подняли бокалы, и тут Сабина добавила: «И за Натали тоже…» Наверняка их депрессивной коллеге приятно было бы узнать, что о ней не забывают.

8

Камилла бесконечно благодарила Ивана, пока он не прервал ее, сказав, что сам рад возможности ей помочь. По средам во второй половине дня он свободен, и это время целиком принадлежит ему. «Ни уроков, ни жены», – многозначительно подчеркнул он.

В первый раз Камилле показалось, что хозяину как-то не по себе, хотя она не могла бы уточнить почему. Так, общее впечатление. Он несколько суетился, потел, лицо покраснело. Явно хотел показать себя с лучшей стороны. «До чего симпатичный», – снова подумала Камилла. Правда, ее удивило то, что он прежде всего захотел показать ей квартиру. Очевидно, Иван был из тех людей, что указывают вам дорогу в туалет еще до того, как вы об этом попросите. Камилла должна была взглянуть и на супружескую спальню с очень широкой кроватью. Потом, открыв дверь в почти пустую комнату, Иван пробормотал:

– Когда мы переехали, решили, что тут будет детская. Но… Сабина так и не забеременела. Мы здесь уже двадцать лет живем, а комната все пустая…

– Очень вам сочувствую, – вздохнула Камилла. Кажется, именно эти слова нужно произносить в подобных обстоятельствах.

Иван спросил, не хочет ли она выпить или съесть чего-нибудь. «У меня есть все, что нужно», – гордо заявил он, – как будто полный холодильник свидетельствовал о высоком достоинстве. Камилла ответила, что уже обедала.

– Ничего, если я сначала перекушу? – поинтересовался Иван.

– Да, пожалуйста.

– Я жутко голоден. Как начал есть с утра…

Иван сделал себе бутерброд с паштетом, который сжевал с невероятной быстротой. С той же жадностью запил все кока-колой. Если шагал он иногда неуверенно, то ел весьма проворно, можно сказать, решительно. В его отношении к пище не было ни малейших колебаний. Кажется, он не наелся, но больше ничего не взял, боясь сойти за обжору.

Когда они вернулись в гостиную, он спросил:

– По-твоему, тут не жарко?

– По-моему, нет.

– Сниму-ка я свитер, – заметил он с таким серьезным видом, что Камилла рассмеялась. – В чем дело? Я сказал что-нибудь не то?

– Нет-нет, просто у вас странная манера комментировать все, что вы делаете.

– Это плохо? – обеспокоился Иван.

– Да нет, хорошо. Я вот, похоже, говорю недостаточно.

– Ты настоящая художница. Известно же, одни творят, а другие комментируют. Ладно… ты принесла рисунки?

Камилла пошла за папкой. Иван осторожно открыл ее. Задумался, подыскивая нужные слова:

– Я хочу помочь тебе усовершенствоваться. Поэтому честно выскажу свое мнение.

– Да, конечно.

– Мне кажется, ты себя слишком контролируешь. Всегда точно знаешь, что делаешь. Правда?

– Да, правда. Я себе не даю свободы.

Иван угадал. Действительно, Камилла обладала этим свойством «хорошей ученицы» – не столько непосредственно жила, сколько делала то, что нужно. Слова Ивана попали в точку. Она обдумывала их и в этот вечер, и в последующие дни. Кажется, этот человек ее хорошо понимает. Может, он станет ей настоящим учителем. Поразительно, до какой степени он хочет ей помочь. Чтобы она достигла того, чего он сам был не в состоянии достичь? Жизни деятелей искусства сплошь и рядом отмечены встречами с людьми, примирившимися со своей творческой несостоятельностью и целиком посвятившими себя другим. Причем в душе у них не остается никакой горечи, потому что служение прекрасно. Умение помочь выявиться таланту другого – тоже своего рода огромный дар. Видимо, этот человек хочет определять творческую судьбу Камиллы.

Но после предварительного замечания нужно было обратиться к базовой технике.

– У тебя врожденное чувство цвета и общей гармонии, но тебе все же следует ознакомиться с двумя-тремя основными принципами, они всегда пригодятся.

– Спасибо. Я очень хочу.

– У тебя есть бойфренд? – спросил неожиданно учитель.

– Простите?

– Я спрашиваю, чтобы тебе помочь… мне нужно представить себе твое окружение… чем ты живешь.

– По правде говоря, я не вижу связи, но нет… у меня никого нет.

– Очень хорошо. Я не хотел влезать тебе в душу.

– …

После непродолжительного молчания Иван заговорил о том, что следовало в первую очередь знать о цвете.

9

После первого занятия Камилла вернулась домой с еще более страстным желанием заниматься живописью. Она хотела рисовать, рисовать, рисовать! Наконец-то разрозненные куски ее жизни сложились в единое целое. Все прочее не имело значения. Изабель спросила, как прошел урок, дочка ответила: замечательно. Немного рассказав о том, что узнала, она спросила:

– Ты знала, что у них не может быть детей?

– Да что ты! Сабина мне всегда говорила, что не хочет детей. Что хочет посвятить жизнь больным.

– И ты ей верила?

– Да.

– Ее муж мне показал комнату, которую они предназначали для ребенка… а он так и не появился. Судя по всему, для них это было очень тяжело.

– Конечно… раз ты говоришь… Вообще-то, мы с Сабиной не все обсуждаем, особенно личное. Вокруг нас столько страданий, что на себя уже не обращаешь внимания. Но Сабина – человек исключительный, она никогда не жалуется.