Наступила тишина. Прошло несколько напряженных гнетущих мгновений, после чего один из членов совета встал и начал аплодировать Кэтрин. Девушка быстро взглянула на табличку с его именем: член муниципального совета Элиот Рейнолдс… из старинного рода чарлстонских Рейнолдсов… младший представитель фамилии… в ноябре вступит в борьбу за пост сенатора штата…
Тут остальные члены совета, присоединяясь к нему, встали со своих мест и тоже принялись хлопать Кэтрин. Вздохнув с облегчением, девушка нерешительно улыбнулась и, слегка прищурив глаза, покосилась на человека, благодаря которому чаша весов склонилась в ее сторону.
Аккуратно подстриженный и безупречно одетый, Элиот Рейнолдс был высоким красавцем, слывущим самым завидным холостяком Чарлстона. Кэтрин удивленно вытаращила на него глаза, когда, улыбнувшись, он подмигнул ей с вершины Олимпа.
Кэтрин Уинслоу вышла из здания совета с легким сердцем. Слушания прошли лучше, чем она могла надеяться, но не только из-за этого ее кровь начинала бурлить в жилах, когда девушка думала о заседании. Ночью, лежа в постели, Кэтрин снова и снова вспоминала последние мгновения заседания, а во сне ей грезилось красивое, мужественное лицо советника Рейнолдса, его многозначительная улыбка…
Руки Жака ласкали ее обнаженную спину, его язык проник в теплую сладость ее рта. Упершись ладонями ему в грудь, Ники прервала поцелуй и, слегка толкнув его, приподнялась и уселась на него верхом.
Наездница и скакун слились воедино, их движения становились все быстрее. Мысли Ники унеслись далеко-далеко, и она оказалась у себя дома, где скакала по зеленым полям Большого острова. Солнечные лучи согревали ее тело, ветерок обдувал ее лицо и стальные мускулы жеребца, которого она сжимала ногами. Достигнув вершины наслаждения, она почувствовала на губах солоноватый вкус тихоокеанского бриза.
— Mon Dieu![2] — вскричал Жак.
Ники почувствовала, как он взорвался в ее лоне. Когда конвульсии постепенно затихли, Ники скатилась на бок и положила голову ему на плечо, а он лениво обхватил ее и прижал к себе.
— И как только мне удается не умереть со скуки в перерывах между твоими неожиданными приездами? — пробормотал он.
Ники усмехнулась. Жак Дюпри был четвертым сыном в одной из самых богатых семей Франции, занимавшихся виноделием. Его старшие братья остались жить в великолепном замке в Альсаке, которым владели еще их предки, а Жак поселился на одном из парижских чердаков, где обычно жили художники. Там он мог посвятить всего себя любимому искусству.
Жак отпустил волосы до плеч, увлекался живописью и славился экстравагантными вечерами, которые то и дело устраивал в городе. Ники не сомневалась, что у его порога постоянно выстраивалась целая очередь сногсшибательных красоток.
— Уверена, что ты находишь, чем занять время, — ответила она Жаку.
Запустив пальцы в ее короткие волосы, Жак повернул лицо Ники к себе и стал внимательно разглядывать его — так, как рассматривают портреты.
— В этом свете твои волосы кажутся золотистым нимбом, — заметил он. — А твои глаза такие же синие, как полуночное небо.
— Какие слова! — улыбнулась Ники. — Но, полагаю, все мужчины говорят что-то вроде этого перед тем, как соблазнить девушку.
Казалось, Жак обиделся.
— Я говорил это раньше и сейчас снова повторю свои слова. Я бы хотел чаще и дольше видеть тебя, Ники. Мы познакомились четыре года назад, и за это время были вместе всего четыре Недели после твоих приключений в Альпах. Четыре недели за четыре года!
— Да, но зато какие это были недели!
— После того как ты уехала, у меня появилось чувство, словно тебя вообще не было здесь, словно я встречался с какой-то сказочной, недостижимой обольстительницей.
— Если бы я чаще бывала рядом, то все сказочное очарование бы исчезло, — заметила Ники.
— Иногда, — промолвил Жак, — мне кажется, что я должен ущипнуть тебя, чтобы убедиться в том, что ты настоящая. — С этими словами он протянул руку и от души ущипнул Ники за ягодицу.
— Ох! — вскрикнула она, отталкивая его руку. — Я настоящая и чувствую, когда француз щиплет меня за задницу!
Откинувшись на подушку, Жак расхохотался, а Ники встала с кровати и прошлась по длинному чердаку, заставленному картинами и мольбертами.
— Солнце вот-вот встанет, — заметила она, подойдя к окну и обхватив себя за плечи.
Апрельский рассвет был ознаменован весенним ливнем. Дождь накрыл весь город, вымочил памятники, смешал краски на акварели уличного художника. Подойдя к Ники, Жак завернулся вместе с ней в шелковое одеяло.
— Чудесный вид, правда? — прошептал он ей на ухо.
— Да… Когда я вернусь домой, это уже будет вчерашним днем.
— Неужто ты так скучаешь по дому? По этому твоему коровьему ранчо?
— Мы держим не только коров, а и другой скот тоже, — удивленно поправила его Ники. — Но если ты хочешь знать, то — да, я скучаю по дому. К тому же я уже почти три месяца провела на континенте.
— А со мной ты была всего пару дней, — заметил Жак.
Повернувшись в его объятиях, Ники заглянула французу в глаза.
— Не пару, а восемь.
— Ну и что? Этого недостаточно! Всегда! Должна ли ты уезжать именно сегодня?
— Одним словом — oui[3], — ответила Ники и, протянув руку, несильно ущипнула Жака.
Рассмеявшись, Жак прижал девушку к себе, ухватил за подбородок и наклонился к ней.
— Au revoir, chérie[4], — прошептал он.
— Еще увидимся, — заговорила было Ники, но он заставил ее замолчать, припав к ее губам страстным поцелуем.
Глава 3
Пятница, 6 мая
Сжав сумку в одной руке, а фотоаппарат — в другой, Марла спешила по солнечной улице.
— Чертова машина, — вполголоса ругалась она.
Автомобиль заглох в десяти или двенадцати кварталах отсюда. Впрочем, удивляться было нечему. Яркая спортивная машина, которую отец купил ей, когда у него еще водились деньги, вечно барахлила.
Но как только ее дела пойдут в гору, она купит себе новый автомобиль. А сейчас Марле робко улыбнулась удача, и ей надо бежать за ней, чтобы не опоздать.
Удивив даже журналистов, которым было не привыкать к беготне, связанной со сбором материала, член муниципального совета Рейнолдс взял под свой личный контроль строительство комплекса. Не прошло и недели после того, как Кэтрин выступала перед советом, а люди Рейнолдса уже сообщили прессе, что днем будет положено начало строительству Прибрежной клиники — нового оздоровительного комплекса. Марла уговорила Теда дать ей задание написать об этом.
— И вот теперь я опаздываю, — пробормотала она, заворачивая за угол и оказываясь на улице, где стоял дом Кэтрин.
Ее взору открылось праздничное зрелище. Комитет Рейнолдса постарался. Веревки с яркими флажками отгораживали часть песчаного пляжа, на котором собралось несколько десятков людей. Огромная связка желтых воздушных шаров была привязана к старому доку, рядом с которым наготове стояли бульдозеры и грузовики с заведенными двигателями.
Миновав газон, Марла увидела советника Рейнолдса, стоявшего впереди и поднявшего вверх руку, призывая собравшихся к вниманию. Дойдя до берега, Марла побежала к толпе. Тут раздался шелест аплодисментов, и журналистка увидела, как к Рейнолдсу подошла Кэтрин.
Марла быстро обежала людей, чтобы встать у самой кромки воды. Опустившись одним коленом прямо на мокрый песок, она успела заснять Рейнолдса рядом с Кэтрин. Лучшего снимка и не придумать — так разителен был контраст между ними. На блондинке было простое платье без рукавов синего цвета, а черноволосый советник оделся в белоснежную накрахмаленную рубашку и темные брюки. Бульдозер за их спинами служил драматичным напоминанием о прогрессе, воздушные шарики создавали праздничную атмосферу. Словом, картина была впечатляющая.
Фотоаппарат Марлы то и дело щелкал, когда она снимала, как Рейнолдс показал всем серебряную цепочку со свистком и надел ее на шею Кэтрин, что вызвало новый взрыв аплодисментов.
Действо продолжалось. Кэтрин с Рейнолдсом символически копнули песок лопатой, затем другой член муниципального совета выступил вперед, чтобы пожать Рейнолдсу руку. Кэтрин, воспользовавшись этим, поспешила скрыться в тени, но была тут же остановлена зрителями.
После интервью Марла несколько раз встречалась с молодой писательницей, и с каждым разом Кэтрин все больше нравилась ей. В ней была какая-то необыкновенная южная грация и мягкость, однако за внешней мягкостью скрывался острый ум. Но несмотря на это, Кэтрин была не готова к повышенному интересу собравшихся.
Внимание журналистки быстро переключилось на место стройки — туда, где в окружении людей стоял советник Рейнолдс. Глаза Марлы прищурились, когда она пристально осмотрела его стройную высокую фигуру. Элиот Рейнолдс, без сомнения, был одним из самых привлекательных мужчин в городе, и ему прочили блестящее будущее. Поговаривали, что сам губернатор интересовался советником.
Отряхнув песок с колен, Марла расстегнула пуговицы легкой кофты, открыв взорам желто-зеленый топик, который удивительно подходил к цвету ее глаз и выгодно подчеркивал ее высокую налитую грудь.
Вскоре советник распрощался со своими собеседниками. Марла направилась к нему, не сводя с него глаз и удовлетворенно кивая, когда увидела, что он заметил ее. Люди разошлись, и журналистка приблизилась к Элиоту раскованно-ленивой сексуальной походкой.
— Добрый день, советник Рейнолдс.
— Привет, Марла!
— Вы знаете меня? Но откуда? — удивилась девушка.
— Чарлстон — маленький городок.
— Я помню вас по колледжу, — промолвила Марла. — А приезжая из Гарварда, вы встречались с моей приятельницей Конни Шервуд.
Советник задумался.
— Ах да, Конни… Она была забавной… И вы тоже.
Элиот улыбнулся. И сунул руки в карманы.
— Я часто бываю по делам в редакции газеты и знаю, что Марла Саттон — амбициозный фотограф, который любит видеть свою фамилию напечатанной под материалом и который любит… ходить на свидания.