– Эллин знает об этом? – поинтересовалась Зельда.
Майк покачал головой.
– А мне казалось, что у вас с ней серьезно.
– Нас разделяют океан и континент, – напомнил Майк. – И пока мы не найдем способ сократить это расстояние, вряд ли наши отношения можно считать серьезными.
– Он всего лишь звонит ей каждый день и дважды в месяц ездит встречаться в Нью-Йорк, – ввернула Джоди. – Но это, конечно же, несерьезно. Как и ваш трехнедельный отпуск вдвоем на Карибских островах.
– Ладно, хватит язвить, – одернул ее Майк. – Между нами еще ничто не решено.
– А Клода думает иначе, – сообщила Джоди. – Во всяком случае, ей так кажется.
– Что? – Майк рассмеялся. – Клода приедет сюда с минуты на минуту, и мы постараемся напрочь выбить эти мысли из ее головы. И уж коли речь зашла о моей семье, не знает ли кто-нибудь из вас, звонил ли мне Каван?
– Ах да, прости, – ответила Джоди. – Я забыла тебе сказать. Он звонил около часа назад, пока ты разговаривал с Крейгом. Я не решилась прерывать вашу беседу, но…
– Ничего страшного, ты поступила правильно, – успокоил ее Майк, поднимаясь на ноги. – Я схожу в кабинет Дэна и попытаюсь связаться с Каваном.
Несколько минут спустя он дозвонился до квартиры брата в Леме.
– Ты застал меня в последнюю секунду, – послышался в трубке голос Кавана. – Я уже собирался уходить. Как у тебя дела? Как мама?
– Все в порядке, – ответил Майк. – Главное, как дела у тебя. Когда я звонил тебе пару дней назад, ты говорил так, словно у тебя что-то на уме, и у меня сложилось впечатление, будто ты что-то скрываешь. Так что же случилось?
– Ничего. – Каван рассмеялся. – У тебя разыгралось воображение. – Он вновь рассмеялся. – Ты первый человек, к которому я обращусь за помощью в трудную минуту, и ты прекрасно об этом знаешь. Так что поверь на слово – у меня все хорошо. Мой путь устлан розами. А как у вас? Колин сказала мне, что ты завел новую женщину. Что-нибудь серьезное?
– Мы говорим не обо мне, а о тебе, – отозвался Майк. – Или, может быть, речь идет о Мишель? Не в ней ли дело?
– У Мишель все в порядке, – сказал Каван. – Все просто чудесно.
Майк чувствовал, что Каван кривит душой, но не знал, как заставить его признаться в этом.
– Ладно, – проговорил он наконец. – Ты уже вырос и способен сам позаботиться о себе. Если потребуется помощь, ты знаешь, где меня искать. – Он положил трубку.
Возвращаясь в свой кабинет, Майк поймал себя на том, что разговор по какой-то причине рассердил его. Может быть, его раздражала скрытность Кавана, а может, все дело в том, что Каван знал о Мишель нечто неизвестное ему. Так или иначе он чувствовал: здесь что-то неладно.
Глава 20
Уже один кошмарный запах, который источали трущобы, был способен заставить чужака держаться подальше. Дома, а точнее сказать, лачуги, были сооружены из кусков потрескавшегося гнилого дерева, ржавых листов гофрированного железа, сломанных оград и калиток, пенопластовых блоков и даже из картона. Некоторые жилища были сложены из кирпича, который можно было раскрошить каблуком, иные представляли собой самодельные палатки, сшитые из изношенных простыней и одеял, найденных, как и остальные материалы, в мусорных кучах у подножия холма.
Центральная улица, по которой шагали Мишель и Антонио, поднималась по крутому склону к самому сердцу трущоб. По обе стороны тут и там виднелись заросшие аллеи и туннели, соединявшие между собой жалкие пародии на улицы. Сточные канавы были забиты полуразложившимся мусором, а воздух был такой горячий и влажный, что вонь нечистот буквально липла к ноздрям и раздражала горло. Повсюду – вокруг отбросов и канав, вокруг собак и детей – вились мухи. Радиоприемник оглушительно орал песню Мадонны «Не плачь по мне, Аргентина», рев автомобильного движения внизу постепенно стихал, и когда Мишель и Антонио, свернув с центральной улицы, начали плутать в лабиринте лачуг, громоздившихся на склоне словно штабеля старых, гниющих на солнце досок, Рио-де-Жанейро и океан окончательно пропали из виду.
Из дверных проемов и из-за разбитых ставен выглядывали обитатели лачуг, рассматривая пришедших, а на почтительном расстоянии от них двигалась компания босоногих подростков в рваных футболках. Проводник Альдо заранее предупредил, что среди детишек есть соглядатаи наркодельцов, но если Мишель и Антонио не принесли с собой оружия или наркотиков, опасаться нечего.
Почувствовав, что ее тянут за полу рубашки, Мишель обернулась и с улыбкой посмотрела на детей, которые тут же нырнули за угол.
– Все в порядке? – спросил Антонио, оглянувшись вслед за Мишель.
– Ничего страшного. – Мишель ухватилась за руку Антонио, чтобы перебраться через кучу искореженного металла. Грязи и отбросов становилось все больше, и порой было трудно отличить жилище от мусора, а от густого смрада испражнений, разливавшихся у крылец серо-коричневыми лужами, к горлу подступала тошнота.
Наконец, поднявшись почти до вершины холма, Альдо остановился у неуклюжего кирпичного дома без дверей и ставен, стены которого, как и остальные дома трущоб, были покрыты вездесущими граффити. Крышей дому служили обрезки древесно-волокнистых плит и линолеума, а к задней стене подступали буйные заросли сочной зелени.
Вытирая пот со лба промокшим насквозь платком и все еще не отдышавшись после подъема, Мишель следила за Антонио, который приблизился к дому и остановился в пропыленном дворике. Рядом с ним прямо на земле стояла каменная раковина. В серой мыльной воде мокли тряпки. У ног Антонио среди рваных башмаков и старых пластиковых бутылок копошились тщедушные цыплята.
– Клаудио! – позвал провожатый. – Антонио пришел, и с ним гринго!
В дверном проеме появился худощавый старик, стараясь держаться как можно прямее. Мишель не могла отчетливо расслышать, о чем говорят Клаудио и Альдо, но потом, поздоровавшись с Антонио, старик обратил на нее взгляд ясных карих глаз и приветственно вытянул руку. Мишель шагнула к нему, словно к хорошему знакомому. Она вдруг сообразила, что Клаудио своей доброжелательностью и мягкой улыбкой напоминает ее деда.
– Вы желанная гостья в моем доме, – произнес он прокуренным голосом. – Спасибо, что пришли.
Мишель улыбнулась и тепло пожала ему руку.
– Спасибо, что пригласили, – отозвалась она.
В глазах старика мелькнул веселый огонек. Он усмехнулся и сказал что-то, чего Мишель не смогла полностью уразуметь. Она повернулась к Антонио, дожидаясь, пока тот переведет слова старика на более понятный португальский, и, выслушав объяснение, рассмеялась.
– Полагаю, в свое время вашим гостеприимством пользовалось немало прекрасных женщин, – возразила она.
Судя по всему, ее ответ пришелся старику по вкусу.
– Я Клаудио Мигель, дядя Марсио, – представился он. – Вы встречались с моей женой, когда она принесла в приют ребенка.
Мишель кивнула, надеясь, что Клаудио не спросит, намерена ли она усыновить младенца. Ей очень не хотелось огорчать его отказом.
– Нам нужно многое обсудить, – продолжал он. – Так что, прошу вас, входите в дом.
По сравнению с другими жилищами этого района дом выглядел на редкость опрятным, хотя в любом другом месте показался бы жалкой лачугой. Его стены были возведены в основном из кирпича, и все же кое-где виднелись заплаты из дерева и пенопластовых блоков, закрывавшие дыры там, где вывалились кирпичи. Пол был из плотно утоптанной земли, но чисто выметен и покрыт лоскутами вытертого ковра. Здесь был набор мягкой мебели из двух кресел и дивана с выцветшей рваной розово-белой обивкой, из-под которой выглядывали клочья серовато-желтого поролона, а у дальней стены, как и в большинстве домов в трущобах, стояла современная стойка с новеньким телевизором и видеомагнитофоном. Вероятно, Клаудио до конца своих дней предстояло выплачивать кредит, поскольку иначе он, как и другие обитатели района, не смог бы позволить себе подобную роскошь. Электричество поступало из городской сети и подавалось в трущобы через паутину проводов, висевших над головой и соединенных на живую нитку. Пожалуй, истинной трагедией бедняков было их пристрастие к бразильским мыльным операм, в которых они видели все, о чем только могли мечтать, зная, что ничего этого у них никогда не будет.
Предложив Мишель и Антонио садиться, Клаудио зажег сигарету, поставил на подлокотник кресла набитую окурками пепельницу и уселся сам.
– Я знаю, какой опасности вы подвергались, приехав сюда, – сказал он Мишель. – В сущности, рискуем мы все. Но моя жена говорит, что вы беседовали с ней в приюте и обещали помочь.
– Совершенно верно, – подтвердила Мишель, стараясь не вспоминать о Томе и Каване, которые в эту минуту находились на севере страны и не могли знать о том, что она отправилась в трущобы. Более того, когда прошел слух, что там есть человек, который готов рассказать о Пастиллиано, Том категорически запретил ей совать туда нос. Мишель ни за что не ослушалась бы его, если бы тетка Марсио не сказала Антонио, что он может привести с собой только женщину. Антонио встревожился. Он отлично знал о решимости Чамберса любой ценой оберегать Мишель от опасности. Поэтому Мишель пришлось солгать и сказать ему, что она говорила с Томом по телефону и тот дал согласие на поездку. Ей еще предстояло придумать, что делать, когда обман вскроется.
Старик моргнул и опустил взгляд на кончик сигареты. Потом он вновь посмотрел на Мишель и спросил:
– Кто позаботится о младенце? Вы?
Сердце Мишель замерло. Она сглотнула и ответила:
– Нет, не я. Но он в хороших руках.
Клаудио кивнул:
– Мы не рассчитывали, что вы возьмете его…
– Только потому, что у меня нет возможности, – перебила Мишель. – Если бы была, то, поверьте, я усыновила бы ребенка. Он такой милый. Но мы уже зарегистрировали его в американском агентстве, и, насколько нам известно, им заинтересовались пять супружеских пар.
– Спасибо, – сказал Клаудио. Затем он поднялся на ноги и жестом пригласил Мишель и Антонио следовать за ним.