тело тяжелым, а в голове слышится неприятный, везде преследующий гул.
И все-таки Олимпийские игры 1968 года состоятся именно в Мексике. На заседании Олимпийского комитета в Баден-Бадене, где решался этот вопрос, были люди, которые высказывались против. Но мексиканцы держались на заседании так, как подобает мексиканцам. Они парировали выпады скептиков.
— Иностранному спортсмену, — заявили представители Мексики, — достаточно девяноста шести часов, чтобы акклиматизироваться в нашей стране. В Мексике уже не раз проходили международные соревнования: в 1926 и 1954 годах чемпионаты стран Центральной Америки, в 1955-м — панамериканские игры, в 1961 и 1962 годах — национальные состязания юношей.
— У вас в Мексике стадионов-то всего — раз-два и обчелся. И с жильем не очень просторно, — слышались голоса скептиков.
В ответ мексиканцы выложили на стол заседания Олимпийского комитета многочисленные проекты строительства будущих спортивных сооружений и жилых домов.
Мексиканская делегация в Олимпийском комитете победила. Это сообщение было встречено в Мексике торжественно и по-деловому. Был создан организационный комитет во главе с видным политическим деятелем, бывшим президентом страны Лопесом Матеосом. При вступлении на новый пост Лопес Матеос заявил: «Мы, мексиканцы, придаем Олимпийским играм огромное значение. Это обязывает нас прекрасно организовать игры и добиться того, чтобы все их участники были удовлетворены».
Трудно сказать, какие средства будут израсходованы в конечном итоге Мексикой за все эти предолимпийские годы. Очевидно, сумма будет огромной, потому что речь идет о большом строительстве, которое уже сейчас меняет облик города. В это строительство включились частные компании, акционерные общества. Поднимают свои этажи новые банки, гостиницы, строится гигантский олимпийский отель, в главном зале которого будет установлена экспозиция художника Сикейроса.
Уже поднялись стены Дворца спорта. Он занимает территорию 29 855 квадратных метров. Здесь будет 9 футбольных полей, 23 баскетбольные площадки, 51 волейбольная, 28 бейсбольных, велодром, бассейны, стрельбища...
Лучшие архитекторы, инженеры, строители приступили к созданию новых спортивных комплексов. Наверное, за всю историю Мексики никогда не существовало столько проектов спортивных сооружений и не было столько архитекторов, увлеченных «спортивной темой».
Городские власти заявили, что реконструкция улиц, которая проводится сейчас, позволит во время Олимпнйских игр пересечь город в любом направлении на автомобиле за 20 минут. Это сообщение поначалу вызвало улыбку скептиков. «Кто не знает улиц Мехико, сотни машин собираются у перекрестков. Шоферы нажимают на клаке и с завистью смотрят на пешеходов».
Но власти отнеслись к своему заявлению серьезно, и уже сейчас улыбки скептиков погасли. А тех, кто давно не был в Мехико, езда по городу просто обескураживает. В этом я убедился, как только сам сел за руль автомобиля. Сначала я ехал по знакомой улице. Ехал не торопясь. Шоферы провожали меня гневными взглядами. Но я не прибавлял скорости. Я ехал и удивлялся, потому что хорошо знакомые улицы были настолько обновлены, что стали незнакомыми. Огромные дома из стекла и алюминия стояли на месте старых двухэтажных домиков с узорчатыми балконами, построенных во времена колонии. Я доехал до центра города и здесь совсем растерялся. Не оказалось той улицы, по которой я прежде ездил. Я остановил машину и услышал с разных сторон выразительные возгласы водителей машин.
— Вы заблудились, сеньор? — спросил меня подлетевший на мотоцикле полицейский.
— Тут была улица, — сказал я на всякий случай, нащупывая в кармане свои мексиканские права.
— Это давно было. Прошу вас не задерживать движение... Можете ехать прямо.
Я дал газу и помчался в плотном потоке машин, изредка оглядываясь по сторонам и напряженно припоминая, где же все-таки я еду. Бывали минуты, когда, глядя, на старый дом, я как будто бы и узнавал улицу, но рядом стояли огромные, совсем незнакомые новые дома.
Машины мчались без остановки. Там, где были ненавистные для шоферов перекрестки, теперь прорыты тоннели, где улицы сужаются, стоят сетки, и дорожные знаки громко гласят: «Скорость не меньше семидесяти километров!» Чем уже дорога — тем больше скорость — логика!
Скоро поток машин стал не таким плотным. Приближалась окраина города. Я выбрался в первый ряд и остановил машину у тротуара. В глазах еще мелькали высокие новые дома, тоннели эстакады, пешеходные мостики и заборы из металлических сеток. Как будто это был не Мехико, а какой-то другой новый город.
Наконец я узнал место, где остановился. «Это же выезд из города на Сочимилко!» Я взглянул на часы. Прошло пятнадцать минут после моего разговора с полицейским, и я вспомнил, что прежде, семь лет назад, по этой дороге нужно было ехать целый час. Ну и дела!
«Стадион Ацтека», — прочитал я указатель, висевший неподалеку. Этого стадиона прежде не было. У ворот стадиона толпились служащие, одетые в зеленую форму с золотой кокардой на фуражке. Один из них, Педро Родригес, согласился показать мне стадион. Он сел со мной в машину. Асфальтированная дорога кружила вокруг трибун стадиона, поднимаясь все выше и выше. Мы подъехали к самому верхнему ряду трибун. Отсюда видна огромная чаша олимпийского стадиона, в глубине которой — ярко-зеленый квадрат поля. На поле нервно вздрагивали поливальные аппараты, далеко выбрасывая струйку серебристой на солнце воды.
— Стадион построен по проекту архитекторов Педро Васкеса и Рафаэля Михареса, — сказал служащий. — Во время Олимпийских игр здесь будут футбольные состязания. Сто тысяч зрителей разместятся...
Служащий еще что-то говорил с гордостью, и в его речи мелькало все то же слово «олимпико» — олимпийский. А я не мог оторвать взгляда от прекрасного видения вулканов Попо и Итца. Своими очертаниями вулкан Итца напоминает спящую девушку. Будто гигант-мастер высек ее из этой огромной скалы, покрытой серебристым льдом. Она лежит на спине, сложив на груди руки, волосы ее рассыпались по склону горы. А рядом вулкан Попо. Он взметнулся в небо, он строен — это символ юноши, охраняющего покой спящей девушки. Легенда гласит, что когда-то юноша и девушка преданно любили друг друга. Бог заметил их любовь и увековечил их образы в этих вулканах.
Уже тысячи лет вулканы являются стражами столицы, свидетелями ее величия, боев, поражений_и побед. Много страниц истории прошло перед ними. Теперь разворачивается еще одна страница — олимпийская, которая преображает облик удивительного города Мехико.
«Они снимают фильм!»
Едва ли найдется иностранец, который, побывав в Мехико, не посетил Сочимилко. Я не знаю, с каким уголком Москвы можно сравнить это место. Так много древних уголков нашего города преданы забвению или совсем уничтожены.
Сочимилко — это не памятник архитектуры. Это просто кусочек древней земли. Когда индейцы ацтеки пришли в долину Мехико, здесь было огромное болото, поросшее камышом. Но именно здесь они основали столицу, потому что, как гласит легенда, бог Уитсилночтли повелел им построить столицу там, где они увидят орла, который сидит на кактусе и держит в когтях змею. Здесь они и встретили орла со змеей в когтях.
Ацтеки соорудили дамбы, воздвигли храмы и дворцы. Но земли не хватило, и тогда индейцы стали делать острова чинампас. На камыши они набрасывали землю — так возникал остров. Рядом другой остров, а дальше третий. Между островами каналы.
На островах росло очень много цветов. Индейцы любили цветы. Некоторые ацтекские вожди брали дань не только маисом и плодами какао, но и цветами.
Со временем, а его прошло так много, плавучие острова срослись с землей, и все стало таким, как сейчас в Сочимилко, — ровные каналы, между ними квадраты земли, на которых плантации цветов. На одной плантации — красные цветы, на другой — желтые, на третьей — голубые...
В наши дни Сочимилко — это памятник прошлому и место отдыха.
Во время Олимпийских игр здесь будут проходить соревнования по гребле. На берегу древних каналов уже высится трибуна для зрителей, на которой разместятся пять тысяч человек.
Обычно в воскресенье с утра нескончаемой вереницей идут машины и автобусы в Сочимилко. Мексиканские семьи — папы, мамы, дети, бабушки — все едут в Сочимилко.
Машины въезжают в парк. Еще не видны каналы, а для тех, кто приехал сюда, праздник уже начинается. Лихо вертятся карусели, взлетают в небо качели, трубы марьячис, крики продавцов мороженого — все сливается в один праздничный шум^ который сразу отрешает от шестидневных рабочих будней.
Праздник! Бабушки и дедушки, взявшись за руки с внуками, включаются в общее веселье.
Но это только прелюдия — самое главное будет на каналах. Сколько здесь улыбок, сколько цветов и музыки! И пусть сюда придет много людей, всем хватит лодок, гребцов, всем хватит места, где поставить машину.
Мы подъезжаем к причалу. Красочные ладьи, такие же, как те, на которых когда-то плавали ацтеки. Одни покрашены в желтый, другие в красный, третьи в зеленый цвет. Ладьи большие и маленькие, для двоих и для двадцати человек. Над ладьями крыша и дуга из цветов, точь-в-точь как у индейцев ацтеков, и на этой дуге какое-нибудь ласковое слово, например «Терезита».
— Сеньор, я отвезу вас! — наперебой кричат лодочники.
— Сеньор, я возьму недорого... Сеньор...
— Сеньор! — подбегает к нам парень. — Прогулка будет стоить вам всего тридцать песо. Сеньор!
К нам подбегают особенно часто, потому что мы — Дмитрий Гасюк, Борис Головня и я — нагружены киноаппаратами, аккумуляторами, объективами, ящиками с пленкой... Мы приехали в Мексику снимать' документальный фильм, и Сочимилко должно занять в нем свое место.
Мы не слушаем тех, которые кричат над самым ухом: «Сеньор, сеньор...» Мы выбираем лодку, которая нам приглянулась, и зовем лодочника, молодого парня со смуглым индейским лицом.
— Как тебя зовут, парень?
— Игнасио.