– Я никого не убивал, – повторил он.
Обыск закончился в 10:15 вечера. Мы сообщили Мелвину, что задерживаем его не по подозрению в убийствах, а за многочисленные дорожные правонарушения. Он не возражал, собираясь в обратный путь до Сиэтла. В изоляторе он оказался чуть позже полуночи. Домой я приехал в пол второго ночи, – уставший, но с большим оптимизмом, чем в прошедшие недели. После сотен наводок и тысяч человеко-часов расследования у нас появился реальный подозреваемый.
Утром, спустя сутки после появления для прохождения теста на детекторе лжи, Мелвин Фостер вёл себя капризно, но по-прежнему был настроен на сотрудничество. Он добровольно предоставил нам образцы волос и крови, и согласился ответить на дополнительные вопросы. Мы решили попробовать что-то новое и в комнату для допросов отправили Фэй Брукс. Мы подумали: будучи женщиной и афро-американкой, Фэй могла выбить Фостера из зоны комфорта. Но также мы хотели использовать её опыт детектива, имеющего дело с мужчинами, виновными в сексуальных преступлениях. Сочувственная по природе, она могла убедить их, что понимала: они просто показывали жертвам свою «любовь». Это заставляло их чувствовать себя в безопасности и многие начинали говорить.
У Фэй не заняло много времени задеть Фостера за живое. Через несколько минут он кричал на неё, проклиная на чём свет стоит. Он назвал её «нигером» и даже хуже, сказав, чтобы она «убрала отсюда свою жопу, пока в ней не оказался ботинок».
Я наблюдал за сценой через стекло смотровой комнаты и пошёл к Фэй, когда она вышла из допросной. Её не сильно беспокоило то, что произошло. Она знала – это часть работы. Фостера взбесило одно только появление Фэй, но позже он попытался вывернуть всё так, будто она вынудила его выйти из себя.
Зайдя в допросную, я отчитал Мелвина, и он угомонился. Несмотря на то, что он говорил о провокации и был сыт этим по горло, он не просил адвоката и не просил отпустить его. Я неоднократно говорил ему, что он может вызвать адвоката, чтобы обезопасить себя, но он продолжал настаивать, что не нуждается в нём. Он знал, что был невиновен и хотел, чтобы мы ясно осознавали это.
– Продолжим разговор, – сказал он.
В течении нескольких следующих часов мы расспрашивали о его жизни: где раньше жил, какое образование, где работал, об отношениях, а он отвечал, как персонаж из того старого ТВ-шоу «Это твоя жизнь». Ему нравилось говорить о себе, и он считал нас своей аудиторией. Он настолько расслабился, что даже рассказал нам о своей сексуальной импотенции, и что был убит горем с тех пор, как в марте его покинула последняя девушка.
Нам было важно заставить Мелвина рассказать о своей активности таким образом, чтобы проследить временную линию, а также проверить его честность. Я вышел из допросной и взял несколько календарей, что мы храним специально для этой цели, и фотографии жертв с Грин-Ривер. Когда вернулся, он согласился рассказать о своём местоположении в определённые даты. Я положил календари на стол, и когда он начал писать, достал фотографии таким образом, чтобы он видел их краем глаза. Через минуту он перестал писать и протянул руку к фотографии Дебби Боннер.
– Жаль, что их не стало, – сказал он, а затем положил фотографию на стол и накрыл чистым листом бумаги, будто тело белым саваном.
Пока мы разговаривали в течении дня, разбирая связи Мелвина с жертвами с Грин-Ривер, в Сиэтл приехал его отец и внёс залог. В 6:30 вечера мы сказали Фостеру, что он свободен, но хотели бы услышать ответы на другие вопросы. Он решил продолжить, настаивая на том, что все его связи с жертвами – простые совпадения без тени криминала.
Мы хотели дать Мелвину шанс снять с себя подозрения, но это была не единственная причина для продолжения беседы. Марафонские допросы, наподобие этого иногда снижают оборону подозреваемого и приводят к признаниям. По крайней мере, они предлагают полиции отличную возможность для выуживания новых деталей или вывода подозреваемого на чистую воду, когда он начинает повторяться или даже противоречить самому себе.
Шли часы, а он всё ходил и ходил по кругу. Он описал краткие встречи с Маршей Чапмен и Венди Коффилд в феврале. В марте он снова увидел Венди на Пайк-Стрит. Она была с девушкой, называвшей себя Ясноглазкой. В тот же месяц он сталкивался с Синтией Хиндс, Дебби Боннер и Опал Миллс.
Мелвин сказал нам, что в тот период времени он много ночей провёл в дешёвых мотелях по всему Сиэтлу, вместо того, чтобы по окончании смены отправляться домой. В мае он ездил в Калифорнию с некоторыми уличными детьми, с которыми подружился. В Стоктоне родители одной девочки вызвали полицию. Офицеры проверили заявления, поступившие из других штатов и выяснили, что все дети были беглецами из Вашингтона; и арестовали Мелвина за склонение несовершеннолетних к правонарушениям. Выпустили его в середине мая, и он вернулся назад в Вашингтон.
Когда Мелвин закончил эту маленькую историю, в комнату для допросов вошёл майор Краске, держа в руках пару наручников. Они были найдены в машине Фостера, припаркованной снаружи. Фостер сказал, они были «частью общения». Иногда он просил людей сесть в машину и надеть их, но никогда не использовал по прямому назначению.
К восьми вечера после десяти часов разговоров, письменных свидетельств и разъяснений, Мелвин решил, что с него хватит. Его увели обратно в изолятор для оформления освобождения. В это время мы договорились с детективами, чтобы они проследили за Мелвином до дома. Из сотен контактов никто больше не дал нам столько информации о жертвах. Никто не признался, что был так близок со всеми пятью девушками. И никто больше не подходил так хорошо под профиль убийцы. На неопределённое время Мелвин Фостер стал объектов круглосуточного наблюдения.
Глава 4Основной подозреваемый
В течении трёх-четырёх дней в сентябре 1982 года у членов целевой группы были хорошие причины надеяться, что кошмар Грин-Ривер не продлится долго. Хотя у нас было несколько тревожных заявлений о пропавших, общее число пропавших женщин на то время не было каким-то экстраординарным. И больше месяца не было найдено ни одного тела и не случилось ни одного убийства в стиле Грин-Ривер. А также у нас появился очень вероятный подозреваемый, который находился под постоянным присмотром.
Тем не менее, мы не говорили в открытую о том, что остановили дьявола с Грин-Ривер. Было ещё слишком рано так думать, и мы продолжали действовать, как при нераскрытом деле. Для меня это значило следовать за историей Мелвина. Одним из первых контактов в этом деле была девушка по имени Карен, которая сама пришла в отдел особо тяжких преступлений, чтобы дать о нём информацию. Она сказала, что знала многих людей, которых Фостер считал своими друзьями и предоставила нам длинный список бездомных граждан, которые могли дать нам полную картину личности Мелвина Фостера. Ряд свидетелей, названный одной только этой женщиной, мог дать нам отличное представление о странном и сложном мире, в котором жил Мелвин. Среди тех, с кем предложила связаться Карен, были Бэмби и Бризи, две девочки-подростка, дружившие с сутенёром Диджеем; Бад, известный под кличкой Космический Чудак, знавший всё, что происходило на Пайк-Стрит; Базз, «очень уродливый» парень, носивший ковбойскую шляпу и ходивший по улицам с котом на плече, и его друг Уилс.
Когда я искал этих персонажей и многих других, попутно продолжал проверять наши теории о Мелвине. Я позвонил Джону Дугласу, и он повторил, что Фостер перспективный подозреваемый, подкинув несколько идей, как его прижать. Сначала он предложил найти девушек, которые вызывали Фостера и спросить пытался ли он отвезти их в безлюдные места против их воли. Далее следовало связаться с семьями – узнать, был ли Фостер на похоронах жертв с Грин-Ривер. (Люди, убивающие ради острых ощущений, получают удовольствие, видя, какое горе причинили друзьями и семьям.) Дуглас также думал, что нам стоило отвезти Фостера в мотель, где можно было устроить сцену с показом пирамидальных камней, найденных в телах жертв и посмотреть на его реакцию.
Идея о постановке – классический приём ФБР. Они предпочитают такого рода психологическую войну, веря, что плохие парни расколются, если увидят улики против них. Не такая уж невыполнимая задача, но я боялся, что Мелвин был слишком умён, чтобы попасться на удочку. Он уже выяснил, что мы наблюдаем за ним и позвонил выразить жалобу на притеснения.
На тот момент вряд ли операцию по наблюдению можно было обвинить в притеснении. Всё, что мы сделали – разместили одну гражданскую машину с двумя детективами перед домом Фостера. (Шериф округа Тёрстон, под чьей юрисдикцией мы находились, был в курсе операции.) Когда Мелвин покидал дом, мы следовали за ним на расстоянии, пока он не возвращался обратно. Мы не останавливали его и не окружали со всех сторон. Если ограничивали его возможность обращаться к проституткам или подбирать с улиц беспризорников, то в этом не было ничего смертельного.
Мои первые несколько смен в наблюдении за Мелвином не были ничем примечательны, за исключением парочки доверительных бесед с напарником, Фэй Брукс, когда мы вместе провели в машине пару холодных тёмных ночей. Как обычно и делают люди, мы начали делиться своими историями из жизни. Я рассказал ей, что вырос в доме, где ссоры и ругать были обычным делом. Она поведала, что родилась в Гарлеме, и живя в семье военного, её детство прошло в таких далёких местах, как Коннектикут, Канзас и Япония. Школу Фэй закончила в сельской местности на Аляске, где была единственным чернокожим ребёнком.
Я подумал, что трудности, с которыми Фэй сталкивалась при переездах из города в город, из культуры в культуру, были ключом к пониманию того, почему она так хорошо справлялась с работой. Она была отличным следователем по сексуальным преступлениям. Она проявляла столько сочувствия к жертвам, что им очень легко было говорить с ней, обсуждать унизительные и беспокоящие аспекты пережитого опыта. Это же сочувствие помогало Фэй манипулировать преступниками, заставляя их делать компрометирующие заявления. Она знала, что все они считали себя хорошими парнями, которые просто проявляли «любовь» в том виде, который обществу никогда не понять. Фэй заставляла их думать, что понимает их, что с ней можно поделиться своими секретами.