Хотя я с нетерпением ждал этого дня почти двадцать лет, ничто не смогло подготовить меня к нахлынувшим эмоциям. Как и другие члены целевой группы я был зол и разочарован нашими прошлыми неудачами. Теперь эти чувства исчезли. Их заменили глубокое удовлетворение и надежда, что с арестом Риджуэя мы остановили убийства и можем начать получать ответы. Я думал о страшных последних минутах всех тех девушек, чьи тела мы извлекли – и тех, кого так и не нашли – и думал об их семьях. Очень многие люди ощущали огромное облегчение.
В 4:30 мне нужно было пробраться через толпу до своего стола. Из-за всех этих людей и огней в комнате сделалось душно и жарко. Я сел и взглянул на подготовленные записи, что привёз с собой. На мгновение масштабность того, что я собирался произнести, поразила меня, и я почувствовал подкатывающий к горлу комок.
– Мы, э-э, благодарны всем вам за то, что вы собрались в этом тесном пространстве услышать слова, которые очень и очень долго ждали шанса быть произнесёнными, – сказал я. На «очень и очень долго» мой голос дал слабину. Я сделал паузу, чтобы совладать с эмоциями. – Я прочитаю вам подготовленное заявление, а затем отвечу на вопросы.
«Сегодня примерно в три часа по полудню детективы Службы шерифа округа Кинг арестовали 52-летнего мужчину в результате расследования убийств. У детективов есть основания полагать, что он ответственен за смерть четырёх девушек – Опал Миллс, Марши Чапмен и Синтии Хиндс, найденных в Грин-Ривер 15 августа 1982 года; и Кэрол Кристенсен, чьё тело было найдено 8 мая 1983 года в лесу неподалёку от Саут-ист-Стрит, 242 и Саут-ист-Авеню, 248 в Мапл-Вэлли. Арестованный – Гэри Леон Риджуэй, проживающий в районе Оберна. Был задержал в Рентоне. Последние тридцать лет он работал в «Кенворте», компании по производству грузовиков. Прорыв в этом деле произошёл, когда детективы из Службы шерифа вместе с работниками лаборатории штата Вашингтон смогли связать ДНК Риджуэя с тремя из четырёх жертв. Мы считаем, что он повинен и в смерти четвёртой жертвы, исходя из фактов, связавших его с двумя жертвами из реки».
Репортёры не выглядели удивлёнными. Многие догадались, зачем их позвали в мой кабинет. Тем не менее, я видел отражение произнесённых слов в их лицах. Хотя они были объективными, даже бесстрастными, я видел неподдельную взволнованность и облегчение. Несмотря на то, что меня возмущала большая часть того, что пресса публиковала об убийствах Грин-Ривер, в конечном итоге, они всё восприняли правильно. Отказались от критики, показали жертв настоящими достойными людьми, и признали проблемы, с которыми сталкивались детективы. Теперь, казалось, они действительно оценили масштабы нашей работы.
Остальные мои заявления касались предыстории расследования в отношении Риджуэя. Я сказал, что в прошлом его арестовывали дважды. В 1982 году его взяли за предложение денег в обмен на сексуальные услуги в ходе оперативного эксперимента против клиентов «Полосы». Тогда же, всего через две недели, он был повторно задержан по тому же обвинению.
Я знал, что у людей возникнет огромный интерес в отношении улик и прошлого арестованного, поэтому объяснил, что Риджуэй числился подозреваемым с середины 80-х. «Некоторые обстоятельства… привели нас к нему и послужили причиной обысков, которые не дали никакого результата», – вспоминал я. – «Однако, мы взяли у Риджуэя образец слюны, дав ему пожевать кусочек марли».
Этот кусочек хранился у нас более десяти лет, пока совершенствовалась ДНК-технология. Когда наука дошла до той точки, когда можно было подвергнуть образец анализу, мы попросили лабораторию сравнить его со спермой, извлечённой из тел жертв. Стопроцентное совпадение, объяснил я прессе.
Когда репортёры начали задавать вопросы, многие из них хотели, чтобы я назвал Риджуэя «Убийцей с Грин-Ривер», ответственным за все смерти и исчезновения, которые мы расследовали. Я знал, что, скорее всего, это было так, но не мог произнести вслух по юридическим причинам.
– По мере углубления в жизнь мистера Риджуэя, нам предстоит много всего выяснить, – ответил я. – Но на данном этапе у нас есть четыре жертвы, которые можно связать с этим человеком, а по остальным предстоит провести ещё много работы, дабы точно установить ответственен ли он за их смерть.
Некоторые репортёры с самого начала следили за делом Грин-Ривер. Они хотели знать, какого это делать заявление, которое многие уже считали несбыточным.
– Это один из самых волнующих дней в моей карьере, – сказал я. – Тяжело выразить словами, – Я снова почувствовал комок в горле и остановился. – Определённо, у всех в офисе поднялось настроение, когда его взяли под стражу.
Я отдал должное науке, которая позволила нам арестовать Риджуэя. И рассказал историю о том, как Том Дженсен пришёл ко мне в тот день с распечатками по ДНК-образцам.
– Том перевернул последний листок и сказал: «Шериф, вот ДНК “Убийцы с Грин-Ривер”. Мы чертовски рады сообщить вам об этом».
Было приятно рассказать об этом, но я хотел, чтобы общественность понимала – к Риджуэю нас привело основательное расследование, хотя целевую группу частенько высмеивали.
– Это говорит о предпринятых усилиях за этот период времени, – сказал я. – Было много негатива в прессе. Были карикатуры, изображавшие целевую группу «немощными клоунами». Но в 84-ом этот подозреваемый был у нас в первой пятёрке. Мы разрабатывали его три года, и по ряду причин не смогли предъявить обвинений. Но большинство детективов ставило его тогда на первую строчку списка. Мы сделали свою работу ещё в 1984 году.
– Вы переживали, что этот день мог и не наступить? – спросил меня один из репортёров.
– Нет, – ответил я без запинки.
– Почему?
– Я – оптимист. И никогда не сдавался, потому не сдавались семьи жертв. Мы были их спасательным кругом. Все, кто работал над этим делом, стали близки с несколькими семьями. Я всё ещё получаю звонки, открытки, письма. Я нёс гроб на похоронах одной молодой леди. И это будет отличная новость для них.
И снова я остановился от накативших эмоций. Голос надломился.
– Для меня это дополнительное удовлетворение, быть шерифом в это время. Невероятное удовлетворение.
В тот момент я думал обо всех друзьях и семьях жертв, обо всех правоохранителях, работавших над делом, и о своей собственной семье. Мы с Джули позаботились, чтобы все оказались рядом с телевизорами. Позже я узнал, что мои дети были глубоко тронуты увиденным.
Во время просмотра Джули, Дэниел, Табита и Анджела поочерёдно подходили к телефону, одновременно радуясь и плача. Джули, через многое прошедшая со мной, испытала всепоглощающее чувство облегчения. Анджела сказал, что разревелась перед телевизором. Она позвонила одной из своих тётушек, и они вместе плакали и радовались. Табита сказала, что ощутила огромное облегчение от того, что я выполнил своё обещание перед семьями всех жертв. «Ты взвалил на себя тяжёлую ношу, и я рада, что всё закончилось». Дэниел сказал, что в основном чувствовал гордость и облегчение. Как и я, он никогда не терял уверенности и считал это вопросом времени.
Многие мои родственники и друзья были изумлены, увидев мягкого, слабого человека, которым был Гэри Риджуэй. Но сомневаюсь, что его поведением были удивлены детективы и помощники, общавшиеся с ним в день ареста. Этот внешне нормальный человек, по всей вероятности, убил более пятидесяти девушек. Он тридцать лет проработал на одном рабочем месте. И ему очень хорошо удавалось выглядеть непримечательным.
В день ареста Риджуэй был пассивен, почти не интересовался своей судьбой. По дороге в Региональный Центр Правосудия он не расспрашивал о предъявленных обвинениях. Он не просил адвоката или позвонить жене и сыну. Единственный его вопрос был: «Что станет с моим грузовиком?» Мы заверили его, что с ним всё будет в порядке.
У центра детективы заехали на охраняемую стоянку и отвели Риджуэя в комнату, где мы дожидались его с файлами и папками, помеченными: «РИДЖУЭЙ, ГРИН-РИВЕР». Мы хотели, чтобы он недвусмысленно понял, что у нас имелась куча информации о его кровавой жизни, и, что он никогда больше не окажется на свободе.
Разумеется, мы надеялись, Риджуэй заговорит без адвоката. Любое сделанное заявление могло быть использовано против него и существовал небольшой шанс на чистосердечное признание.
Ему зачитали права и так как после этого он не прекратил разговор и не попросил адвоката, Рэнди и Джим Дойон продолжили допрос. За двухсторонним зеркалом наблюдали Том Дженсен и расшифровщик, записывавший всё, что Риджуэй говорил. (В штате Вашингтон запись подразумевает согласие обеих сторон, а поскольку мы не хотели, чтобы Риджуэй отдалялся от нас, решили использовать расшифровщика.)
Более часа Рэнди с Джимом рассказывали Риджуэю о доказательствах, собранных против него. Они показали ему толстую подшивку с временной шкалой, указывающей где он был и что делал в самые активные годы преступной деятельности. В ней содержались записи с места работы, выписки по кредитным картам, банковские записи и отчёты наружного наблюдения.
Заинтригованный, Риджуэй взял у детективов папку и начал перелистывать страницы. Он внимательно изучил период, когда пропали Мари Мальвар и Кэрол Кристенсен. Рэнди представил, что Риджуэй вспоминал визит полицейских из Де-Мойна и насколько близко он был от поимки. На мгновение даже показалось, что он собирается заговорить. Но он этого не сделал, заявив, что определённо нуждается в адвокате и на этом допрос закончился.
Риджуэй не знал ни одного адвоката, но вспомнил, что однажды услугами адвоката пользовался один из его родственников. Он решил выбрать имя из справочника. Ему дали телефонную книгу, и он начал медленно прохаживаться по списку адвокатов. Через добрые пол часа Том Дженсен вошёл с номером телефона офиса общественных защитников, написанном на клочке бумаги. Они уже сами звонили предложить свои услуги. Риджуэй воспользовался номером и позвонил.
После этого допрос прекратился, а Риджуэй получил свой белый комбинезон. С его согласия Рэнди взял прядь волос с головы (лобковые волосы Риджуэй предоставил сам), а спец