Значит, вы так и не забыли моего отца?
Никто не мог заменить Джека. Но я смирилась с этим… вынужденно. Конечно, я думаю о твоем отце каждый день. Так же, как каждый день думаю об Эрике. Но Джека нет вот уже… сколько?.. господи, столько лет. Эрика еще дольше. Все это уже в прошлом.
Это ваше прошлое.
Конечно. Мое прошлое. Мой выбор. И хочешь, я скажу тебе кое-что забавное? Когда я умру, это прошлое исчезнет вместе со мной. Только в старости начинаешь понимать, что все эти трагедии, страдания преходящи. Они сопровождают тебя по жизни. Но настает день, когда ты уходишь, и уже никому нет дела до твоей истории.
Если только вы не рассказали ее кому-то. Или не написали.
Она слегка улыбнулась:
Пожалуй, ты права.
Не эту ли цель вы преследовали — заставить меня прочитать этот литературный экзерсис на следующий же день после похорон моей матери? — спросила я, показывая на коробку с рукописью. — Посвятить меня в некоторые семейные тайны — и заодно разделить свою боль?
О, Господи, слышал бы ты меня. Она лишь слегка пожала плечами в ответ на мой сарказм:
Мы с Мег решили, что тебе следует прочесть это.
Но зачем вы это написали?
Я писала для себя. Может быть, и для тебя тоже… хотя я и не знала, доживу ли до того дня, когда смогу встретиться с тобой.
Странное время для встречи вы избрали, мисс Смайт. Неужели не могли подождать немного? Я ведь только что похоронила мать.
Снова величественное пожатие плечами.
Извини, если…
И почему вы шпионили за мной?
Я не шпионила. Я пришла на похороны, потому что чувствовала, что должна прийти и отдать дань уважения…
Я так полагаю, это вы звонили в квартиру моей матери после похорон…
Да, это была я. Мег сказала мне, что ты собираешься там ночевать, и я просто хотела услышать твой голос и убедиться, что с тобой всё в порядке.
Вы рассчитываете, что я в это поверю?
Это правда.
И хотите заставить меня поверить в то, что, пока мы росли, вы ни разу не видели ни меня, ни брата, притом что оплачивали наше обучение?
Я уже сказала, что не приближалась к вам. Но это не значит, что меня не было на твоем выпускном…
И вы не видели меня в роли сестры Сары в школьной постановке «Парни и куколки»?
Да, я была там, — с легкой улыбкой ответила она.
И за Чарли подглядывали, пока он рос?
Она покачала головой.
Разумеется, я была рада, что трастовый фонд помогает оплачивать его обучение. Но за ним я так пристально не наблюдала.
Потому что он был ребенком, который разлучил вас с отцом?
Возможно. А может, потому, что ты была ребенком, который мог стать моим.
Молчание. У меня кружилась голова. Мне вдруг безумно захотелось спать.
Я должна идти. Я очень устала…
Конечно, — сказала она.
Я встала. Она тоже поднялась.
Я рада, что мы наконец встретились, Кейт, — сказала она.
Еще бы. Но я хочу, чтобы вы знали: это наша последняя встреча. Держитесь подальше от меня и Этана. Понятно?
Она была по-прежнему невозмутима. Черт возьми, как ей это удавалось?
Как пожелаешь, Кейт.
Я направилась к выходу. Она открыла мне дверь. Коснулась моей руки и удержала ее на какое-то мгновение.
Знаешь, ты такая же, как он.
Вы ничего обо мне не знаете…
Думаю, что знаю. Я знаю и то, что, в отличие от своего брата ты всегда была рядом с Дороти. И с Мег, которая тебя просто обожает. Она хочет только одного: чтобы ты была счастлива.
Я мягко высвободила руку.
Я тоже этого хочу, — сказала я. И ушла.
2
Я решила пройтись пешком. Отшагав половину улицы, я присела на ступеньках какого-то особняка, пытаясь собраться с мыслями. А их немало кружило в моей голове — и все тревожные, растрепанные. Неожиданно для себя я вдруг подумала: а не те ли это ступеньки, на которых сидел и плакал мои отец, когда Сара сказала ему, что все кончено?
Но самой настойчивой была мысль о том, что мне необходимо выспаться. Я заставила себя подняться. Поймала такси. Поехала домой. Я позвонила Мэтту на работу. У нас состоялся, как всегда, нейтральный и цивилизованный разговор. Он доложил, что вчера вечером сводил Этана на баскетбол и что мой сын мечтает встретиться со мной. Я поблагодарила Мэтта за заботу об Этане. Он спросил, как у меня дела.
«Было много любопытного», — сказала я. Он заметил: «Голос у тебя усталый». Я ответила: «Да, я устала» — и снова поблагодарила его, на этот раз за участие и поддержку в эти нелегкие для меня дни. Мэтт начал что-то говорить о том, как было бы здорово, если бы мы снова стали друзьями. На это я смогла лишь ответить, что благодаря Этану нам все равно придется общаться. Потом я повесила трубку и легла в постель. Ожидая прихода сна, я закрыла глаза, и передо мной возник образ отца, запечатленного матерью на том снимке военного времени, когда они оба были в Англии. Молодой и красивый, он улыбался и, наверное, думал, позируя перед объективом: пройдет пара недель, и я больше никогда не увижу эту женщину. Несомненно, подобные мысли бродили и в голове женщины, которая его фотографировала. Вот еще один эпизод моей личной жизни: флирт во время войны. Теперь эта фотография приобрела для меня особый смысл: ни этот мужчина, ни та женщина даже не догадывались о том, что их история только начинается. Да и откуда они могли знать? Кто из нас может уловить тот необъяснимый момент, который определяет нашу судьбу?
Образ потускнел. Я провалилась в сон. Звонок будильника поднял меня около трех пополудни. Я оделась и пошла за Этаном в школу. По дороге я снова поймала себя на том, что пытаюсь осмыслить историю Сары. Но в голове был сумбур — и я по привычке начала раздражаться. Когда Этан вышел из дверей школы, он быстро оглядел толпу родителей и нянь. Отыскав меня, улыбнулся своей застенчивой улыбкой. Я нагнулась и поцеловала его. Он посмотрел на меня, и в его глазах промелькнул испуг.
Что случилось, Этан? — спросила я.
У тебя глаза красные, — сказал он.
В самом деле? — услышала я собственный голос.
Ты что, плакала?
Это из-за бабушки.
Мы пошли по направлению к Лексингтон-авеню.
Ты сегодня вечером будешь дома? — спросил он. В его голосе отчетливо звучала надежда.
И не только сегодня. Я сказала Клэр, чтобы она не приходила до понедельника. Так что я и завтра заберу тебя из школы. А потом у нас тобой целый уик-энд вместе, и будем делать все, что ты пожелаешь.
Хорошо, — сказал он и взял меня за руку.
Вечером мы остались дома. Я помогла Этану с уроками. Приготовила гамбургеры. Мы заключили сделку: он согласился сыграть со мной две партии в «змейки и лесенки», а за это я разрешила ему тридцать минут «гейм-боя». Мы жевали попкорн и смотрели видео. Впервые за последние недели я расслабилась. Только однажды накатила грусть… когда Этан, прижавшись ко мне на диване, спросил:
А мы сможем завтра после школы пойти посмотреть динозавров в музее?
Конечно, все, что захочешь.
Значит, завтра вечером мы сможем все вместе смотреть кино у нас?
Ты имеешь в виду, мы с тобой? Конечно.
И папа тоже?
Я могу его пригласить, если хочешь.
И тогда в субботу утром мы все вместе проснемся и…
Если я приглашу его, Этан, он не останется здесь ночевать, ты же знаешь. Но предложить я могу.
Он не ответил мне, а я не стала развивать тему. Словно по обоюдному молчаливому согласию, мы вновь уткнулись в экран телевизора. Вскоре он крепко обнял меня… по-своему пытаясь донести детские переживания о том, как сложно устроен мир разведенных родителей.
На следующее утро, проводив Этана в школу, я вернулась домой и позвонила Питеру Тугасу. Хотя и знала, что он был адвокатом моей матери на протяжении последних тридцати лет, сама я никогда не имела с ним дел (я пользовалась услугами своего давнего приятеля по Амхерсту, Марка Палмера, который занимался моим разводом и прочими юридическими «приятностями»). Мама тоже нечасто обращалась к мистеру Тугасу. За исключением завещания, в ее жизни не было ничего такого, что требовало совета адвоката. Когда я позвонила, его секретарь сразу соединила меня с ним.
Вы читаете мои мысли, — сказал он. — Я как раз собирался звонить вам. Пора заняться утверждением завещания.
Вы не могли бы принять меня сегодня ближе к полудню? Я до понедельника свободна, так что подумала, будет лучше все обсудить сейчас, пока я не загружена работой.
Нет проблем, в полдень я вас жду, — сказал он. — Вы знаете адрес?
Я не знала. Потому что впервые встретилась с Питером Тугасом на похоронах матери. Его офис находился в одном из респектабельных особняков постройки тридцатых годов прошлого века, которые до сих пор украшают Медисон-авеню. Офис был небольшим, занимал всего три комнаты, обставленные скромно, без излишеств, а весь штат состоял из секретаря и бухгалтера на полставки. Мистеру Тугасу, наверное, было около шестидесяти. Среднего роста, с редеющими седыми волосами, в очках в тяжелой черной оправе и безликом сером костюме, он выглядел еще лет на двадцать старше. Он был полным антиподом моего дяди Рэя с его безупречной юридической конторой для тугих кошельков. Несомненно, мама выбрала Тугаса именно по этой причине… не говоря уже о том, что его расценки были весьма умеренными.
Мистер Тугае лично вышел в маленькую приемную встретить меня. Пригласил в свой кабинет. Обстановкой служили видавший виды письменный стол из металла и дерева, старомодный офисный металлический стул и два коричневых виниловых кресла возле дешевого кофейного столика. Офис выглядел бы неплохой рекламой бюджетной мебели. Думаю, такая бережливость тоже подкупала мою мать, поскольку соответствовала ее стилю жизни.
Он жестом пригласил меня сесть в кресло. Сам расположился в кресле напротив. На столике уже лежала папка, надписанная «Миссис Дороти Малоун». Она была на удивление толстой.
Ну как ты, Кейт, — произнес он с ярко выраженными бруклинскими интонациями, — держишься?