тнего мужчины.
Чего мне на самом деле хотелось — так это вмешаться в его судьбу, примчаться в «Ансонию», затолкать Эрика в машину и увезти в Мэн на пару месяцев. Я как-то закинула эту идею в телефонном разговоре, сказав, что ему не помешает какое-то время пожить вдали от Нью-Йорка, зарядиться новыми эмоциями.
О, я все понял, — ответил он. — После недели одиноких прогулок по пустынному пляжу мои душевное равновесие и вера в человечество восстановятся, и на Комиссию конгресса я прибуду в идеальной форме.
Я просто подумала, что смена обстановки пойдет тебе на пользу.
Извини… ничего не получится.
Я перестала просить его о встрече. Вместо этого я нашла одного клерка в «Ансонии» — Джо, — который за пять долларов в неделю согласился сообщать мне обо всех передвижениях Эрика. Я понимала, что это своего рода слежка, но мне было необходимо знать о его моральном и физическом состоянии. У Джо был номер моего домашнего телефона, на всякий случай. За неделю до явки в Комиссию по расследованию мой телефон зазвонил в три часа ночи. Джек, спавший рядом со мной, резко вскочил. Я тоже. Я потянулась к трубке, ожидая худшего.
Мисс Смайт, это Джо из «Ансонии». Прошу прощения, что тревожу вас среди ночи, но вы сами просили, чтобы я звонил в любое время, если возникнут проблемы…
Что случилось? — не на шутку перепугалась я.
Не волнуйтесь, ваш брат жив. Но он вернулся минут пятнадцать назад, вдрызг пьяный. Скажу вам прямо, он едва держался на ногах, так что нам с ночным охранником пришлось вытаскивать его из такси. Как только мы подняли его наверх, ему стало плохо. Его рвало с кровью…
Вызовите «скорую».
Уже вызвали. Они будут через пару минут.
Я еду.
Мы с Джеком оделись и пулей выскочили из дома. Поймали такси до «Ансонии». У входа уже стояла карета «Скорой помощи». Когда мы вбежали в вестибюль, Эрика выносили на носилках. За те три недели, что мы не виделись, он постарел лет на десять. Его лицо было изможденным, высохшим. Чахлая бородка слиплась от засохшей крови. Его волосы заметно поредели, руки стали костлявыми, под нестрижеными ногтями чернела въевшаяся грязь. Он выглядел худым и бледным, как мертвец Но больше всего пугали его глаза. Красные, налитые кровью, стеклянные — как будто он находился в постоянном шоке от жизни. Я взяла его за руку. Он безучастно уставился на меня. Я заплакала. Джек — бледный от волнения — поддерживал меня, пока санитары грузили носилки в карету.
Нам разрешили поехать с ним. «Скорая» резко сорвалась с места и помчалась по Бродвею. Я держала Эрика за руку все пять минут, что мы ехали до госпиталя Рузвельта. В глазах щипало от слез. Всю дорогу я не переставала корить себя.
Нельзя было оставлять его одного, — говорила я.
Ты делала всё, что могла.
Всё? Взгляни на него, Джек. Я предала его.
Прекрати, — твердо сказал он. — Ты никого не предавала.
В госпитале Эрика сразу повезли в реанимацию. Прошел час Джек сходил в ночное кафе за углом и вернулся с булочками и кофе. Он беспрерывно курил. Я ходила из угла в угол по комнате ожидания, мучаясь от неизвестности. Наконец усталый доктор в белом халате вышел из распашных дверей реанимации. На вид ему было лет тридцать, в углу рта у него дымилась сигарета.
Здесь кто-нибудь ждет мистера… — он заглянул в карту, — Эрика Смайта?
Мы с Джеком тут же бросились к доктору. Он спросил, кем я прихожусь мистеру Смайту. Я сказала.
Что ж, мисс Смайт… у вашего брата целый букет недугов: истощение, алкогольное отравление и прободение язвы двенадцати-перстной кишки, которое могло бы убить его часа через два, если бы его не доставили в госпиталь. Как, черт возьми, его угораздило так отощать?
Я услышала собственный голос:
Это моя вина.
Джек тут же вмешался и объяснил:
Не слушайте ее, доктор. Мистер Смайт переживает сложные проблемы с карьерой и сознательно решил загубить себя. Его сестра сделала всё, что могла…
Доктор перебил его:
Я здесь не для того, чтобы искать виновных. Я просто хочу знать, что довело его до такого состояния. Потому что нам пришлось срочно оперировать его…
О боже, — сказала я.
Когда происходит прободение язвы, здесь только два варианта: либо хирургия, либо смерть. Но думаю, нам удалось вовремя вмешаться. Следующие два часа будут критическими. Пожалуйста, можете располагаться здесь, как дома. Или, если вы дадите нам свой телефон, мы позвоним…
Я остаюсь, — сказала я. Джек кивнул в знак согласия.
Доктор ушел. Я опустилась в кресло, пытаясь взять себя в руки. Джек устроился рядом. Обнял меня за плечи.
Он справится, — сказал он.
Как я могла это допустить…
Это не твоя вина.
В том-то и дело, что моя. Я не должна была оставлять его одного.
Я не собираюсь слушать, как ты казнишь себя…
Он для меня всё, Джек. Всё… — Я уткнулась ему в плечо. — Прости, я не так выразилась…
Конечно. Я понимаю.
Теперь и тебя обидела.
Прекрати, — тихо произнес он. — Не надо ничего объяснять.
К семи утра о состоянии Эрика так ничего и не было известно — кроме того, что из реанимации его перевели в палату. Джек предложил позвонить в офис и сказаться больным, но я настояла на том, чтобы он шел на работу. Он взял с меня обещание, что я буду звонить ему каждый час и сообщать новости — даже если их не будет.
Как только он ушел, я вытянулась на диване в комнате ожидания и провалилась в сон. Очнулась я от того, что медсестра трясла меня за плечо:
Мисс Смайт, вы можете увидеть брата.
Сон как рукой сняло.
С ним все в порядке?
Он потерял много крови, но сейчас его жизнь вне опасности. Он только что пришел в себя.
Меня проводили в темную переполненную палату в дальнем крыле госпиталя. Эрик лежал на кровати в самом конце ряда из двадцати коек. Шум здесь стоял оглушительный — о чем-то спорили пациенты, дежурные врачи давали указания, и все кричали, чтобы быть услышанными. Эрик был сонным после наркоза, но в сознании. Он лежал на спине, и две толстые внутривенные трубки с плазмой и прозрачным раствором тянулись от капельницы и скрывались под простынями. Какое-то время он молчал. Я поцеловала его в лоб. Погладила по лицу. Я старалась не заплакать. Мне это не удалось.
Теперь-то уж это совсем глупо.
Что глупо?
Плакать… как если б я умер.
Пару часов назад ты выглядел так, будто умер.
Сейчас я в полном порядке. Забери меня отсюда, Эс.
Мечтать не вредно.
Я имею в виду… в отдельную палату. Эн-би-си оплатит…
Я не ответила ему — было очевидно, что он бредит.
Переведи меня в отдельную палату, — снова попросил он. — Эн-би-си…
Давай сейчас не будем об этом, — сказала я, продолжая гладить его по лбу.
Мою страховку никто ведь не отменял…
Что?
В моем бумажнике…
Я поймала санитара, который по моей просьбе принес бумажник Эрика (он был заперт в сейфе госпиталя вместе с его часами и семью долларами наличности). В бумажнике был полис «Мьючел лайф», на обороте которого значился телефон страховой компании. Я позвонила — и, как оказалось, Эрик до сих пор был в корпоративном списке Эн-би-си на медобслуживание.
Да, мне удалось поднять его досье, — сказал клерк, с которым меня соединили. — И мы знаем о том, что мистер Смайт больше не является сотрудником Эн-би-си. Но по условиям полиса срок страхования его жизни и здоровья до 31 декабря 1952 года
Значит, я могу перевести его в отдельную палату госпиталя Рузвельта?
Думаю, что да.
В течение часа Эрика перевели в маленькую, но довольно уютную палату на верхнем этаже госпиталя. Он все еще находился в полусонном состоянии.
Что? Никакого вида из окна? — так отреагировал он на изменение окрркающей обстановки, прежде чем снова отключился.
В четыре пополудни я позвонила Джеку и заверила его в том, что жизни Эрика ничто не угрожает. Потом я отправилась домой и проспала до утра. Проснувшись, я обнаружила рядом с собой спящего Джека. Я обняла его. Трагедии удалось избежать. Эрик выжил И рядом со мной в постели был необыкновенный мужчина.
Ты тоже для меня всё, — прошептала я. Но он мирно похрапывал.
Я встала, приняла душ, оделась и принесла Джеку завтрак в постель.
Как всегда, он закурил после первого же глотка кофе.
Как ты, пришла в себя? — спросил он.
Знаешь, мир всегда кажется лучше после двенадцати часов сна.
Чертовски верно подмечено. Когда ты теперь собираешься в госпиталь?
Через полчаса. Ты со мной?
У меня утром встреча в Ньюарке…
Что ж, не проблема.
Но ты передай ему от меня наилучшие пожелания. И скажи, что я всегда к его услугам…
По дороге в госпиталь мне в голову пришла мысль: а ведь Джек сумел выстроить особые отношения с моим братом. С тех пор, как началась вся эта вакханалия с «черными списками», он был безупречно корректен (и великодушен) по отношению к Эрику, при этом сохраняя безопасную дистанцию. Он избегал общения лицом к лицу. Я не винила его в этом… тем более что его имя тоже фигурировало в списках ФБР, где он значился как мой любовник, и он об этом знал. Меня восхищало в нем то, что он остался с Эриком в этот кризисный период… в то время как многие испуганно шарахались от него, отрицая даже факт знакомства.
К моему приходу Эрик уже проснулся. Хотя он по-прежнему выглядел изможденным и больным, на его щеках проступил едва заметный румянец. И соображал он куда лучше, чем вчера.
Я выгляжу так же плохо, как себя чувствую?
Да.
Прямой ответ.
Ты заслуживаешь прямого ответа. Что ты с собой вытворял, черт возьми?
Просто пил много.
И конечно, не ел?
Еда мешает выпивке.
Тебе повезло, что в «Ансонии» дежурил Джо…
Я действительно хотел умереть, Эс.
Не говори так.
Это правда. Я не видел выхода..
Я тебе говорила не раз и повторю снова: ты справишься. Но только при условии, что позволишь мне помочь тебе в этом.
Я не стою той цены, что ты платишь…