В то время у меня было всего две проблемы – деньги и секс. Доктор Эллис несколько раз повышал мне зарплату, и к началу 1976 года я получал около тринадцати тысяч долларов в год. Но финансирование проекта доктора Эллиса было не резиновым, а жизнь в Сан-Франциско не из дешевых. Я жил поблизости от места работы в районе Тендерлойн по адресу Турк-стрит, 318, и, поверьте, моя квартира была далеко не роскошной. Даже без машины и страховки я с трудом сводил концы с концами. Я не мог позволить себе купить машину, поэтому не пошел сдавать экзамен на права, хотя умел водить и иногда даже ездил по делам на принадлежавшем больнице микроавтобусе. Я стал задумываться о поиске второй работы. Но если найду вторую работу, у меня вообще не останется свободного времени для того, чтобы наслаждаться жизнью.
Мне хронически не хватало денег, но это еще можно было пережить. Сложнее было пережить дефицит женского общества – такой проблемы раньше не было.
В больнице работала симпатичная медсестра, которую добивались многие мужчины. Она была милой, с округлыми женскими формами, у нее были волнистые волосы и кожа цвета карамели. Она согласилась пойти со мной в кино, и мы начали общаться. Мне кажется, прошло несколько веков, прежде чем она пригласила меня к себе домой. Но в тот день я сильно устал, поэтому лег в ее кровать и заснул.
Я проснулся от того, что она трясла меня за плечо и указывала на дверь. Извиняясь, начал собираться. Вышел на улицу. Дул холодный ветер.
– Ну и холодрыга, – сказал я, надеясь, что она передумает и снова впустит меня внутрь.
– Да? – ответила она. – А у меня в доме тепло! – и закрыла дверь.
Вот поэтому в тот прекрасный весенний денек на Юнион-сквер, когда ко мне обратился мужчина средних лет, сказавший, что Сан-Франциско похож на Париж, мне было грустно и одиноко. Дело шло к вечеру, и у меня не было никаких планов.
– Послушайте, тут по соседству есть бар. Я собираюсь пойти выпить. Не составите компанию? – спросил меня мужчина.
Я согласился, хотя не был любителем выпить. Подумал, что еще не ориентируюсь в городе и было бы неплохо найти какое-нибудь местечко, в котором можно познакомиться с женщинами. Мужчина привел меня в бар под названием Sutter’s Mill, но никаких женщин в нем не оказалось. Я понял, что оказался в гей-баре.
– Послушайте, я, конечно, рад с вами познакомиться, – сказал я и посмотрел на часы, – но у меня завтра ранняя смена, поэтому мне пора.
Он не успел и слова сказать, а меня словно ветром сдуло.
От одиночества я снова начал названивать Шерри Дайсон, которую никак не мог позабыть с тех пор, как увидел ее в магазине военной одежды. В то время она закончила учебу, вернулась в Вирджинию и начала работать преподавателем математики. Шерри пару раз навещала меня в Сан-Франциско, но мы оба занимали выжидательную позицию, и ничего между нами не было.
Однажды вечером я общался по телефону с Шерри, и вдруг у меня блеснула мысль: слишком много рассуждаю и ничего не предпринимаю для того, чтобы сделать свою личную жизнь счастливой. Я осознаю, что думаю только о Шерри и знаю ее уже давно. И резко меняю тему нашего разговора.
– Скажи, а когда мы с тобой поженимся? – спрашиваю я.
– Как тебе 18 июня? Подходит? – совершенно спокойно интересуется она.
Я до конца не отдавал себе отчета в том, что только что сделал предложение, но начал готовиться к семейной жизни.
Следующие три года жизни я провел как образцовый семьянин. Мы поженились, как и договорились, 18 июня 1977 года, и наша свадьба была потрясающей. Все прошло идеально. Свадьбу сыграли в парке рядом с домом родителей Шерри, который стал для меня символом стабильности и достатка.
На свадьбе присутствовала моя мать, которая от души радовалась за меня. Они с Шерри сразу нашли общий язык. Шафером на свадьбе был мой приятель по ВМФ Леон Вебб, который и сам позже переехал в Сан-Франциско. Всем гостям понравился дом родителей Шерри, который не был слишком экстравагантным и шикарным, но в его обстановке чувствовался вкус. В этом двухэтажном доме висели старинные картины и люстры. Столы ломились от еды, а в баре имелся большой выбор вина и крепкого алкоголя со всего мира.
Дом Дайсонов казался мне идеальным. В детстве я прочитал книгу «Волшебник Изумрудного города» и какое-то время даже мечтал о том, что, когда вырасту, перееду в Канзас. В моем воображении Канзас – это место, где спокойно и безопасно. В книге, кроме всего прочего, рассказывалось об обезьянах и ведьмах. И это тоже напоминало сумасшедшую атмосферу, царившую в нашем доме. А в Канзасе жили здравые и адекватные люди, жизнь которых была простой и предсказуемой. Здесь никто не боялся того, что неожиданно может случиться беда и, пока тебя нет дома, могут убить твою мать и сестер.
Дом родителей Шерри нравился мне еще и потому, что мне хотелось бы жить в семье, похожей на Дайсонов. Шерри – единственный ребенок, у нее были отец и мать, которые жили вместе и горячо ее любили. У семьи был дом, и они не жили, как перекати-поле, в атмосфере насилия и полного хаоса. Мне казалось, ее родителей не смущало, что я принадлежал к другому социальному слою, и они отнеслись ко мне очень хорошо. Как и Шерри, они видели, что у меня есть потенциал и со временем я смогу стать врачом и прилично зарабатывать.
У меня оставались некоторые сомнения по поводу изменения моей жизни, но я счел их обычным волнением накануне свадьбы. Первым человеком в Сан-Франциско, которому я рассказал о предстоящей свадьбе, был мой начальник доктор Эллис. Он не стал меня отговаривать, а, напротив, одолжил мне сто долларов, чтобы я мог купить себе красивый костюм для торжества. Потом он сильно удивил меня тем, что разрешил взять выходной после свадьбы. Для человека, который жил работой, это было неслыханным жестом.
Я пошел на Маркет-стрит и за девятьсот долларов купил в кредит кольцо с бриллиантами. Это было старомодное кольцо из белого золота с мелкими бриллиантами, выложенными в форме цветка. Сидя в самолете по пути в Вирджинию, я волновался и постоянно хватался за карман, чтобы удостовериться, что кольцо на месте. Это кольцо было самым красивым и дорогим подарком, который я купил за свою жизнь, и я был уверен, что Шерри оно понравится.
Все мои сомнения рассеялись после того, как мы обнялись в аэропорту. Мы давно были знакомы, с нежностью относились друг к другу, и я сразу успокоился. Я наблюдал, как Шерри взяла на себя подготовку свадьбы, и восхищался ею. Она все спланировала, ее папа дал денег, и нам оставалось только прийти вовремя. На церемонии она держалась уверенно. Она была умной, с чувством юмора и располагающим к себе характером. Люди к ней тянулись. Она была красива, с безупречной формой ног. Меня привлекал ее характер и то, что у нее всегда есть четкая и аргументированная позиция. Ей не очень понравилось купленное мной кольцо, но меня это сильно не задело.
– Очень красивое кольцо, – сказала она, – но не совсем той огранки, которую мне хотелось бы.
Я не понял, что она имела в виду, но мне было бы приятно, если бы кольцо ей понравилось, поэтому мы решили поменять его после приезда в Сан-Франциско. Я не разбирался в бриллиантах, и мне вообще могли продать фианит. Надеялся, что Шерри научит меня понимать и ценить красивые вещи, которых у меня раньше не было. Мы гуляли и веселились всю ночь и только на следующее утро после бранча остались наконец вдвоем. Во время нашего первого секса мы не произнесли ни слова. Возможно, мы оба думали о том, не поторопились ли и не совершили ли мы опрометчивого шага со свадьбой.
Потом мы упаковали вещи Шерри в ее синий Datsun B210 и направились в Сан-Франциско. Моя мать считала, что мне стоило получить права, пока был в Ричмонде, но я этого не сделал, и практически всю дорогу вести машину пришлось жене. Дорога по автостраде 80 была длинной. Лето выдалось жаркое, кондиционера в машине не было, но мы в пути строили планы на будущее, и дорога не показалась долгой.
Шерри уже навещала меня в моей квартирке на Турк-стрит, 381, и была готова к спартанскому образу жизни, однако говорила, что надо как можно скорее из нее переехать. Она быстро нашла работу в страховой компании и вскоре после этого сообщила мне новость:
– Я нашла квартиру на Хейз. Мне она очень понравилась. Она расположена на третьем этаже в доме без лифта, в ней паркетный пол, вид на залив и застекленные створчатые двери!
Все эти тонкости для меня были пустым звуком, но я был рад тому, что мы будем жить в квартире, которая ей нравится. Я знал, что в этом районе под названием Хейз-Вэлли живет много черных братьев, но при этом мы уезжали из ненавистного района Тендерлойн. Мы начали обживать свой новый дом. Заботами Шерри наша квартира преобразилась и стала уютной и гостеприимной. При ограниченных средствах она сумела обставить квартиру со вкусом. Появились фикусы и вьющиеся растения на полках, добротная железная кровать, кресло-качалка из ротанга, красивый диван и новая кухонная утварь. Квартира стала домом.
На кухне Шерри была волшебницей. Она готовила великолепно: жареная курица, паста самых разных видов и форм и потрясающие блюда, которые могли соперничать с творениями лучших шеф-поваров Сан-Франциско. Она постоянно придумывала и экспериментировала.
– Помнишь, какое блюдо мы ели во вьетнамском ресторане? – спрашивала она. – Попробую сделать что-нибудь похожее.
И получалось у нее даже лучше, чем в ресторане.
Потом она нашла еще одну квартиру, на Бейкер-стрит.
– Это старое здание в викторианском стиле. Там пять комнат, огромные окна, светло и потрясающий вид, – говорила она.
Я смеялся и соглашался не глядя. Я понимал, что ей нравится заниматься нашим бытом, и радовался тому, что вместе с ней развиваю собственное чувство прекрасного. Я и понятия не имел, что такое викторианская архитектура, а сейчас узнал не только это, но и начал ходить в театр, комеди-клабы и разные сборища интеллектуалов.
В комеди-клабах мы слушали выступления Ричарда Прайора[46]