[65] как высшей добродетели в этой жизни я вспомню о Роне и необходимости оставаться запертым в своем сознании, чтобы выжить. Многие ветераны в креслах-каталках рано умирают, потому что они так сильно хотят выбраться из своего заточения посредством алкоголя, наркотиков, каких-то выходок — чего угодно. Я поступил бы точно так же на их месте. И я мог умереть рано.
Было очевидно, что Рон с его мощной натурой и цельностью оказал на меня глубокое влияние. Он был гораздо более зрелым, чем я. Он не мог быть иным после тысяч ночей, проведенных на больничной койке в Бронксе. Вопреки всем препятствиям ему удалось сохранить свой рассудок, пройдя через все выпавшие на его долю страдания. Он был самым сострадательным человеком из всех, кого я знал. Рон не сразу оценил мой сарказм, унаследованный от отца. Он воспринял его, лишь начав понимать меня. Когда мы с ним впервые посетили его родные места в Массапекуа, меня поразили те тесные комнатки, в которых он вырос. То было дешевое жилье, построенное после войны, в 1950-х. Оно было гораздо меньше по площади, чем то, к которому я привык. Я мягко подтрунивал над его любовью к местному ресторанчику Tony's. Это была обычная забегаловка со спагетти с фрикадельками, красными скатертями и истекающими воском свечами на столах. В Нью-Йорке были итальянские заведения и получше. Когда я приглашал в них «Ронни», как я стал ласково называть его, он неизменно находил возможность ввернуть, что ему все же больше нравится Tony's в Массапекуа.
Рон был всем, чем я не являлся, подрастая в Нью-Йорке 1950-х. Он был бойскаутом, звездой бейсбола, увлекался реслингом. У него было несколько братьев и сестер. Его отец работал менеджером продуктового магазина сети A&P. Его мама регулярно ходила в церковь и развешивала распятия на стенах их дома. Рон был истинно верующим, и призыв к служению, прозвучавший в инаугурационной речи Кеннеди, тронул его настолько глубоко, что после окончания школы он пошел добровольцем в морскую пехоту во Вьетнаме. В противоположность ему я был сторонником Барри Голдуотера, кандидата от Республиканской партии в президентской кампании 1964 года, мне импонировала его прямолинейность. Эти предпочтения были отголоском влияния моего отца: тот поддерживал Никсона в 1960 году и видел в Кеннеди очередного «яйцеголового» демократа, не внушающего доверия и не имеющего должного опыта.
Рон был одним из тех людей, которые изменили меня. Его история, в отличие от моей, была типично американской и могла тронуть весь мир, если бы в действительности существовала такая вещь, как коллективное сердце. Рон познакомил меня с живущими в Лос-Анджелесе ветеранами, помогавшими друг другу. Эти люди испытывали чувство одинокого отчаяния. Я прежде избегал их. От одной только мысли о встречах с сослуживцами или другими ветеранами, на которых мы будем жалеть друг друга, по спине пробегал холодок. Однако, к моему удивлению, эти собрания, проникнутые непритворными эмоциями, позволили мне в самом деле прочувствовать коллективный опыт, который мы все вынесли из той войны. Позже я старался посещать встречи выпускников в моих школах, а также возобновить контакты с несколькими ветеранами из других штатов. Общаясь с людьми, я в своем роде изгонял память о Вьетнаме и перестал отвергать ее, как делал много лет до этого. Фильмы, которые я снимал, помогали в этом процессе. Впоследствии я встречался с ветеранами на заседаниях национальных политических групп и открыто говорил о безумии этой войны. В 1970-х еще сохранялась надежда, что Вьетнам больше не повторится. Из этого опыта необходимо было извлечь уроки. До 1980 года, прихода к власти Рейгана, ни одна заметная публичная фигура не оправдывала цели войны.
Тем временем о «Полуночном экспрессе» начали все чаще говорить в Европе. Фильм вызвал бурную реакцию в Каннах в мае 1978 года, сразу же спровоцировав скандал. Зрители были шокированы сценами ожесточенного и спонтанного насилия. Правительство Турции выступило с громким официальным протестом по поводу того, как страна показана в фильме (доходы Турции от туризма действительно сильно упали). Критики разошлись во мнениях, но те из них, кому фильм понравился, написали рецензии, которые обеспечили «Полуночному экспрессу» отличные кассовые сборы. Мне хотелось бы получить приглашение в Канны, но было очевидно, что Паркер не жаждал, чтобы я был там. Но даже издалека я впервые испытал, что такое полноценный «хит» в каком бы то ни было деле. Волна успеха настигает быстрее, чем ты можешь себе представить. Фильм заставил о себе говорить и в Каннах, и в маленьких кинозалах во всех уголках мира, где существовали печатные издания и кинокопировальные лаборатории. Он был на слуху и устах. Кинопрокатчики и дистрибьюторы подхватили эхом: «Вы уже посмотрели „Полуночный экспресс“?» Вопрос, по сути, риторический, слушатель понимает, что вне зависимости от того, хороший это или плохой фильм, его просто «нужно посмотреть». В этом заключается сокровенное значение фразы «Видели уже?», это правило № 1 кинематографа, которое я со временем усвоил. Логики в нем нет. И никогда не ищите. Каждый режиссер знает, о чем идет речь, если он испытал на себе подобный эффект, и понимает, что, независимо от ваших усилий, независимо от того, нравится ли кому-то фильм или не нравится, главное — что люди смотрят и говорят о нем. А здесь речь шла не о расхваленной картине, которую на самом деле никто не хочет смотреть. Все хотели увидеть «Полуночный экспресс» просто потому, что фильм вызвал сенсацию.
Несмотря на обнадеживающие новости из-за рубежа, в США я столкнулся с непредвиденными трудностями с «Рожденным». И Пачино, и Фридкин заявили, что они «влюблены» в сценарий. Однако все встало на «паузу», когда материал начали читать в киностудии. «Будет ли коммерческий успех? Фильм с героем в инвалидной коляске? Даже с Аль Пачино?» На киноконвейер уже поступил один фильм о Вьетнаме: «Возвращение домой» с Джейн Фондой. Многие отмечали, что у двух картин схожий сюжет, что было неудивительно, поскольку создатели «Возвращения» проводили пространные интервью с Рональдом Ковиком до публикации книги последнего. Впрочем, «Возвращение домой» как фильм делало упор на отношениях: Фонда играет растерянную и обиженную жену военного в исполнении Брюса Дерна, который возвращается после участия в боевых действиях до неузнаваемости отчужденным от всего и в конце концов совершает самоубийство; параллельно разворачивается сюжетная линия о растущем увлечении героини Фонды Джоном Войтом в роли озлобленного парализованного ветерана из госпиталя, в котором она работает волонтером. Это был мощный фильм Хэла Эшби, за который «Оскаров» в 1979 году получили Фонда и Войт. Но на подобных картинах заработать денег нельзя, а это самый безжалостный приговор с точки зрения Голливуда, и так было всегда. О фильмах могли говорить все что угодно. Но это разговоры, а не деньги. Кому бы на самом деле захотелось посмотреть на парализованного ветерана, который не может трахнуть Джейн Фонду и орет в ярости на предавший его мир?
Фридкин уже на раннем этапе отказался от работы над «Рожденным». Возможно, он знал кое-что, чего не знал я — что Марти Брегман не мог раздобыть достаточно средств для финансирования проекта. Он предпочел «Ограбление Бринкса» Дино Де Лаурентиса о налете на инкассаторскую машину. Фильм оказался проходным. Я был в ярости, что Билли сдался и «продался», и направил ему полное патетики письмо с просьбой пересмотреть решение. К сожалению, Билли не суждено было достичь высот, сравнимых с успехом его ранних фильмов.
Я возложил все мои оставшиеся надежды на Дэниела Питри, предложенного Аль Пачино и Мартином Брегманом в качестве замены. Кандидатура Дэна была компромиссным вариантом. Это был опытный режиссер, в основном снимавший телевизионные фильмы. Ему еще предстояло снять отличный «Форт Апач, Бронкс» (1981 г.) с Полом Ньюманом. Своей безмятежностью он напоминал тушащего метафорические «пожары» управляющего страховой компании. Кризис, казалось, разрешился. И с приходом Питри Брегман смог договориться о финансировании из налогового офшора в Германии в размере около $6 млн, что позволило нам заручиться согласием на дистрибуцию со стороны Universal.
На две долгие недели мы погрузились в репетиции, будто готовились к театральной постановке, с Пачино и всем остальным актерским составом в студии в районе Бродвея. Как и в истории с Робертом Болтом, я подошел к сценарию так, будто ничего не знаю о том, как их писать. Я заставлял себя пересматривать каждое слово, нюанс, сцену. Иногда я смущался своей писанины и постоянно переписывал фрагменты, чтобы Дэну и актерам было комфортно. Самое замечательное — я имел возможность наблюдать, как раскаленный добела Пачино из кресла-каталки выдает современную версию «Ричарда III» и осуждает мир, который забрал у него все, чем он дорожил. Аль на самом деле был поразительным актером, а Линдси Краус на удивление реалистично исполняла роль его девушки. Линдси так оживляла диалоги, что вызывала удивление даже у меня («Неужели я это написал?»). То же самое можно было сказать о Лоис Смит и Стивене Хилле в ролях родителей. Я испытывал гордость и воодушевление, хотя понимал в глубине души, что Алю уже было 38 лет. Если быть откровенным, он был театральным воплощением Рональда Ковика. Его возраст хорошо бы сработал в последних эпизодах фильма, но Пачино никак нельзя было дать ни 17, ни 21 год. На память приходили строки, создающие подобную атмосферу:
So bye-bye, Miss American Pie.
Прощай, прощай, мисс Американ Пай.
Drove my Chevy to the levee, but the levee was dry.
Подкатил на Шеви к дамбе, а за дамбой пустота.[66]
Мы так близко подобрались к цели. До начала натурных съемок в Массапекуа оставалась одна-две недели. И тут мы лишились финансирования из германского офшора. Такое часто случается при создании фильмов, и это всегда большая драма. Тем не менее было ужасно наблюдать за тем, как все рушится и исчезает практически за один день после многих месяцев напряженной работы. Наши актеры и съемочная группа блуждали в оцепенении, мы все-таки надеялись, что Брегману каким-то образом удастся найти другой источник денег. Но ничего не происходило. Я чувствовал свою личную вину, мне было стыдно. Никому не нужен был этот фильм, даже с великолепным Пачино в главной роли. Никто, кроме двух десятков человек из нашей команды, не видел, как в нашем репетиционном зале блистал свет истинного величия Аля, который, несмотря на свой возраст, никогда не считал, что он староват для своей роли. Поговаривали, что Аль утратил доверие к Дэну в качестве режиссера. В то время Пачино был предельно недоверчив и жесток с режиссерами, с которыми прежде не работал. В таких случаях он в основном полагался на свое чутье. Вскоре мы прекратили посещать репетиции, а мероприятия по подготовке к натурным съемкам на Лонг-Айленде были отменены. Впрочем, Аль Пачино в роли 17-летнего подростка на выпускном вечере в любом случае воспринимался бы с некоторой натяжкой. Наша тесная компания просто распалась. Нечем было заняться. По утрам некуда было пойти. Фильма нет. Офис Марти выглядел как склеп. Он сильно постарел за те недели. По слухам, Аль согласился сняться в «Правосудии для всех» Нормана Джуисона (1979 г.). Он не отвечал ни на мои звонки, ни на звонки Рона. Игно