[122], были обнаружены, как утверждалось, 3000 пар обуви Имельды. Новость облетела весь мир, а туфли стали основой музейной экспозиции.
Напряженное ожидание стало для меня тяжким испытанием. Хотя тротуары были завалены 20 сантиметрами утрамбованного снега, февральская погода в Нью-Йорке выдалась бодрящая и ясная. Очередным сокрушительным ударом стал отказ Каннского кинофестиваля включить «Сальвадор» в программу. Причина отказа: фильм «остросюжетный» — эвфемизм для обозначения коммерческого и, соответственно, популярного кино, хотя «Сальвадор», очевидно, не относился к этой категории. Это был первый из серии отказов со стороны Каннского кинофестиваля, возглавляемого французским «мандарином» Жилем Жакобом, педантичным бюрократом, руководившим фестивалем много лет. Жакоб, похоже, относился к моим фильмам свысока, считая их слишком грубыми. В свою очередь, я охарактеризовал его как одного из «первосвященников», пытающихся держать культуру под контролем, устраивая гонения на нас, смутьянов. Как мог фестиваль отвернуться от фильма, который привлекал внимание к реальным нарушениям прав человека в ходе ожесточенной гражданской войны? Фильмы, критикующие истеблишмент, в прошлом находили признание в Каннах, в частности «Дзета» и «Битва за Алжир», однако в середине 1980-х французская интеллигенция переживала незаметные на первый взгляд изменения, постепенно вливаясь в ряды этого самого истеблишмента. Странный поворот событий. Французский дистрибьютор «Сальвадора», маленькая компания, де-факто возглавляемая Анни Франсуа, продолжала всеми фибрами души верить в фильм. При этом одна из самых известных леворадикальных газет Франции, Libération, обрушилась с критикой на «Сальвадор» (фильм они даже не видели) еще в декабре. Меня заклеймили как «сумасшедшего правого», а «Полуночный экспресс» (собравший в Париже рекордную кассу) обозвали «merde» («дерьмом»). «Сальвадор», с точки зрения авторов Libération, был, вне всякого сомнения, «удачной возможностью для Стоуна поубивать монахинь»! Иногда бывает отвратительно оказаться на первых полосах международной прессы.
При этом западные СМИ были охвачены более масштабным процессом, первые признаки которого были отмечены еще в 1970-х и который резко усилился при Рейгане в США и Маргарет Тэтчер в Великобритании. Это был сфабрикованный интеллектуалами «неолиберализм», боготворивший капитализм, непременными атрибутами которого были имперский дух, НАТО и военный альянс Запада, подкрепленный экономическим диктатом Всемирного банка и МВФ. Неолиберализм был направлен не только против увядающей советской империи, но и против любых революционных движений в Латинской Америке и во всем мире. По моему убеждению, «неолиберализм» был «нео» в том смысле, что в нем не было ничего от истинного либерализма.
Отступник во мне накидывался на этих идеологов: «Да пошли вы! Люди посмотрят этот фильм вопреки вам!» Кстати, Арнольд Копельсон добился коммерческого успеха в продажах «Сальвадора» за рубеж: $250 тысяч в Италии, $200 тысяч в Испании, $55 тысяч в Индонезии — все это свидетельствовало о том, что я не был одинок, другие тоже верили в фильм. При этом два крупнейших закупщика кино в мире — Германия и Япония — все еще увиливали от решения по «Сальвадору». В итоге мои интервью СМИ становились все более злобными, настороженными и политизированными:
Центральная Америка имеет право быть тем, чем она хочет быть. Если русские ядерные подлодки могут находиться на расстоянии 25 км от гавани Нью-Йорка, то какая нам разница, что русские делают в Никарагуа [это была очередная утка, распространяемая в то время]… [Э]то не вопрос выбора между капитализмом и коммунизмом, когда ваш ребенок умирает от дизентерии или диареи. Представители правительства США, по всей видимости, не осознают, что революция — это реакция на социально-экономические условия, а не результат игрищ холодной войны. Мы должны говорить о конфликте Севера и Юга, а не Востока и Запада.
Даже мой покойный отец согласился бы здесь со мной.
Джинджер Варни из LA Weekly, уважаемой альтернативной еженедельной газеты, собравшей вокруг себя большое киносообщество, опубликовала положительную заглавную статью о «Сальвадоре» («Оливер Стоун: Кинематографический Лорд Джим[123] для бедных»). Варни проявила живейший интерес к моей предполагаемой эволюции от консерватора в 1960-х до «либерала» 1980-х («Голливуд до сих пор не знает, что делать с Оливером Стоуном»). Журнал American Film, пользовавшийся популярностью в серьезных кинематографических кругах, заявил, что «Вудс был великолепен», а Стоун — «мастер по созданию сценариев, которые бьют под дых». Произошла поляризация мнений, зрители раскололись на два лагеря. Некоторые американские либералы испытывали отвращение к Бойлу как персонажу; другие отмечали неправдоподобность хладнокровной расправы повстанцев из Фронта национального освобождения с пленными солдатами Национальной гвардии в битве за Санта-Ану, а также крайнюю сомнительность кавалерийской атаки в тех условиях. В этих упреках был резон (в отношении кавалерии — абсолютно точно), но я хотел сбалансировать свой фильм, продемонстрировав казнь гвардейцев, подозревая, что в противном случае картину обвинят в симпатиях идеям коммунизма и революции. Бойл подтвердил мне наличие документальных свидетельств о казни пленных, особенно офицеров, связанных с «эскадронами смерти», отдельными повстанческими подразделениями. Однако по большей части захваченные правительственные солдаты оставались целыми и невредимыми, а иногда их отпускали. Это был сильный пропагандистский ход, поскольку правительственные солдаты гораздо охотнее сдавались в плен, зная, что им не причинят вреда. Попытка за счет этой вставки добиться баланса в фильме сейчас представляется ошибкой с моей стороны.
Джек Кролл, уважаемый ветеран кинокритики из Newsweek, серьезно отнесся к «Сальвадору», посмотрев его два раза, долго со мной обсуждал его и написал вдумчивый обзор, который никак не отразился на прокатной судьбе фильма. Джанет Мэслин, новый второй критик The New York Times, заявила в беседе с Мэрион Биллингс, что фильм ей очень понравился, однако, к нашему сожалению, она ушла в декрет как раз в неделю выхода картины на экраны. Мэслин предупредила нас, что The New York Times под руководством Артура Гельба и Абрахама Розенталя начала сдвигаться в сторону «неоконов[124]».
Не было никаких трейлеров, постеров, билбордов и телерекламы для освещения премьеры «Сальвадора» 7 марта в Нью-Йорке — катастрофическая ситуация, на взгляд Мэрион и по-джентльменски вежливого Артура Мэнсона, который присоединился к нашей команде в последний момент в качестве независимого советника по вопросам маркетинга. Артур работал в индустрии с 1950-х годов и был знаком со всеми кинопрокатчиками, однако он слишком поздно пришел в проект. Все свидетельствовало о предстоящем коммерческом крахе фильма в марте-апреле. «Рука» вышла на экраны примерно в то же время в 1981 году. Эта параллель постоянно приходила мне на ум. Я сначала сдерживал ярость внутри себя, но взорвался во время интервью с известным левым журналистом Александром Кокберном, который любил провоцировать своих собеседников. Я заявил ему:
Я впадаю в депрессию, когда думаю о наделенной властью кучке невежественных засранцев, определяющих ход политической дискуссии по Центральной Америке. Джесси Хелмс, Роберт Доул, Рейган, Буш — вся эта мафия рыцарей холодной войны существовала еще до моего рождения. Мне начинает казаться, что единственный выход — война с участием американцев. Только так наша страна сможет продрать глаза и понять, что происходит там в реальности. Я думаю, Америке нужно небольшое кровопускание. Я думаю, мы должны завалить себя трупами. Я думаю, американские парни должны снова начать погибать. Пусть матери оплакивают их и скорбят по ним. Пусть матери, черт бы их побрал, проснутся и взглянут в лицо реальности. Им же наплевать на 100 тысяч гватемальцев, которые были убиты при помощи нашей техники. Они расстраиваются, только когда в Гондурасе погибает американец. Заявляю здесь и сейчас, я не отпущу своего сына на войну. Я преступлю закон, я уеду в Канаду, я вывезу его из США. Единственная проблема — а вдруг он сам захочет отправиться воевать?
Это были сильные слова, и я уверен, что перешел грань допустимого в глазах многих людей, которые ни за что не пошли бы на фильм, снятый сторонником такого бунта, немыслимого для обычного обладателя американского менталитета. Впрочем, моя битва за пробуждение сонной американской общественности была проиграна еще до начала телевизионных интервью и бесед о политике и истории Центральной Америки. У древних греков было замечательное слово «идиот», которым они обозначали частных лиц, не проявляющих интереса к общественным делам, в противовес публичным лицам, заслуживающим всяческого уважения. Мне страшно не повезло со временем: Рейган начал вторую мощную кампанию за возобновление помощи терпящему провал мятежу «контрас» против левого правительства Никарагуа.
Элизабет, за которой в период ее радикальных увлечений следило ФБР, была в бешенстве. «Ты не можешь продолжать эту войну! Тебе нельзя принимать участие в политических дебатах на ТВ. Этим ты не перетянешь людей на свою сторону. Ты уже снял фильм! Достаточно. Этим все сказано… Сними „Взвод“, и этим привлечешь внимание к „Сальвадору“, поскольку фильмы схожи по тематике». Она была права, тогда как я был слишком эмоционально вовлечен в процесс, чтобы оставаться эффективным и рассудительным. Здесь я дал выход своему природному духу неповиновения и начал растрачивать энергию на борьбу, надежду, отчаяние и дальнейшую борьбу. Моя душа переживала бесконечные муки, ведь сражаться приходилось с собственными демонами, отчего ситуация еще больше усугубляется. Впрочем, боец иногда просто не может действовать логично и должен выворачиваться наизнанку. Мне припомнился старый черно-белый телевизор, по которому я в 1950-х смотрел, как во время матча в Мэдисон-сквер-гарден великий Шугар Рэй Робинсон безжалостно избивал Кармена Базилио. Посмотрите этот матч и обратите внимание на глаза Кармена, безропотно сносящего удары. Глубоко в сердце я осознавал бессмысленность моего противостояния.