— Позволь нам тебе помочь, — услышал герцог знакомый голос.
Родольф Кордонье оказался неожиданно близко, хотя только что находился на том балконе, откуда по-прежнему на встревоженный город взирал пустым взглядом Филипп Делсарте. Как и десяток его приверженцев, угодивших под заклятие некромантки.
— Избавьте меня от него, и мы в расчете, — ответил Мартель, указывая на императора. Он не желал марать руки об эту падаль.
— Согласно решению совета, тебе придется занять его место, — как бы между прочим заявил старый маг, и герцог сбился с шага, едва не уронив свою драгоценную ношу.
Решения совета должны были неукоснительно выполняться, и Мартель это знал. Интересы магического сообщества прежде всего, и никого не волнует, готов ли ты становиться во главе целой империи, когда и с герцогством то порой не знаешь, что делать.
— Я не справлюсь, — предпринял Мартель попытку отказаться от навязанной ему роли.
— Мы поможем и поддержим тебя, ты же знаешь, — тихо ответил старик. — Ты единственный, кто достоин стоять во главе империи. Совет так решил.
Герцог сделал еще один шаг, а потом развернулся.
— В таком случае, предлагаю начать помогать мне прямо сейчас, — заявил он, указывая на изменившуюся Абелию. — Как видите, будущая императрица не вполне здорова и ко времени коронации вам предстоит привести ее в форму.
Родольф Кардонье понимающе улыбнулся. Он и сам симпатизировал этой девочке, так что в его согласии можно было не сомневаться.
— Пожалуйте во дворец, Ваше Величество, — сказал маг, открывая портал в столичную резиденцию императора.
Мартель хмыкнул и предложил тому идти первым. Не будь у него на руках Абелии, он, быть может, и рискнул бы шагнуть в это змеиное гнездо, опережая других, но сейчас у него были заняты руки, а маги не слишком перенапряглись за прошедшие дни. Во всяком случае, разогнать недовольных сменой власти у них сил хватит.
Прошло три недели с тех пор, как у императорского дворца появился новый хозяин. Смена власти произошла на удивление тихо и мирно. Напрасно Мартель опасался бунта придворных. Среди тех, кто привык жить в роскоши, не заботясь о хлебе насущном, не нашлось ни одного безумца, готового пожертвовать теплым местечком, ради достижения призрачных целей. Ни для кого из высокородных не являлось секретом, что власть Филиппа опиралась на силу магов, заключивших с ним сделку. И коли уж император оказался настолько глуп, что рассорился со своими союзниками, то туда ему и дорога. Свято место, как говорится, пусто не бывает.
Сперва, конечно же, все всполошились. О герцоге Вельежском ходили разные слухи. С одной стороны, все помнили о его героическом прошлом, что характеризовало его как опытного военачальника, но с другой, его герцогство в короткие сроки из отсталой дыры превратилось в процветающий край и это означало, что и хозяйственником лорд Навье оказался не хуже. И вот это уже настораживало. А ну как новый император начнет вникать в дела всей империи и захочет навести в них порядок?
Однако, первое время все шло по-старому. Новый правитель ни во что не вмешивался, не менял существующие порядки, не издавал новых законов, не стремился покончить с взяточниками и казнокрадами. И все успокоились, решив, что можно не волноваться и продолжать жить, как раньше.
Мартель очень бы удивился, узнав, какое прозвище дали ему в народе. Людская молва назвала его Тихим. А все потому, что император вел себя тихо, шумных праздников не устраивал, на три недели закрылся в своих покоях и не принимал никого, кроме магов. Даже коронация прошла как-то скромно, почти незаметно.
Волноваться народ начал после того, как по столице поползли слухи о темной ведьме, что подчинила себе их правителя и потому он ведет себя странно. Мол, сидит эта злыдня в его покоях, а все маги ходят у нее, как по струнке. И прислуживают ей такие же ведьмы, потому и нет доступа в императорскую опочивальню честным служанкам.
Как водится, слухи стали множиться, обрастать подробностями, порой столь ужасными, что у слабых сдавали нервы. Но, разумеется, ничего ужасного в покоях императора не происходило. Напротив, Абелии с каждым днем становилось все лучше. Мартель боялся верить глазам и потому постоянно требовал от окружающих подтверждения тому, что он видит. А видел он, как в черных волосах его нареченной с каждым днем появляется все больше медных прядей. Самые непослушные из них даже пытаются виться кольцами. И рунная вязь под кожей Абелии будто бы побледнела. Не исчезла совсем, но стала едва заметной. Если не знать, что она там, то и не догадаешься, что Тьма поставила на ней свои печати.
Маги не обманули доверие друга. Приложили все силы, чтобы свести клеймо темной с его солнечной девочки. Еще бы увидеть ее глаза, но страшно разочароваться, обнаружив, что они по-прежнему остаются чернее ночи.
— Не пора ли ее будить, коллеги? — обратился Жоэль Леклер к столпившимся у постели Абелии магам. — Определенно, магический сон пошел нашей подопечной на пользу, но не стоит с этим усердствовать, чтобы не было хуже. Не думаю, что девочка все еще представляет для нас угрозу. Вы только взгляните на ее волосы, они же почти вернули свой цвет.
— И все же опасность еще велика, — не согласился с товарищем лорд Алеман. — Дадим ей и себе время. Пусть хотя бы половина печатей исчезнет, тогда можно будет рискнуть с ее пробуждением.
— От печатей и так почти ничего не осталось, — возразил Арно Бовиль. — Вряд ли эти жалкие тени способны затмить ее разум, как это было в Вельеже.
Спор этот вспыхивал между магами с завидной регулярностью. Всю прошедшую неделю то один, то другой чародей выступал с предложением разбудить ведьму. С каждым днем таких оптимистов становилось все больше, но противники неоправданного риска все равно оставались пока в большинстве. Переломный момент наступил на двадцать первый день пребывания Абелии в магической коме. Голоса магов разделились поровну, причем Мартель выступал против. Он, как никто другой переживал за душевное здоровье своей невесты и хотел, чтобы к моменту ее пробуждения от темных печатей и следа не осталось.
И тогда свое веское слово сказала леди Матильда. Она подошла к Абелии и приподняла ее веко. Потом сжала пальцы в кулак и погрозила им в пустоту.
— Не видать тебе, Лангор, моей внучки. И дар твой пусть забирает Тьма, Абелии он не нужен.
К этому времени Мартель уже успел выяснить, что в пробуждении дара некроманта старая ведьма не виновата. Она, как и положено, запечатала темную магию еще во младенчестве Абелии, оставив девочке лишь ведьмовское наследие и дар стихийника, доставшегося ей от отца. Такое решение тоже разумным не назовешь, но с этим Мартель мог смириться. Он уже решил, что сам обучит Абелию пользоваться магическим даром. Только бы удалось повернуть изменения, спровоцированные ее дедом, вспять.
— Можно будить, дурного не будет, — заявила леди Матильда, а заметив тень сомнения в устремленных на нее взглядах магов, предложила: — Сами взгляните, ее глаза пришли в норму.
Мартель подбежал к постели невесты первым и осторожно оттянул веко, чтобы затем резко выдохнуть, сбрасывая с плеч напряжение и уже без опаски активируя процесс пробуждения. Он еще успел подумать о том, что в старинных сказаниях спящих красавиц полагалось будить поцелуем, а тонкие девичьи руки уже обхватили его за шею, притягивая ближе, чтобы дать их губам соприкоснуться.
Эпилог
Минуло три года с тех пор, как моя жизнь буквально перевернулась. Теперь я уже не та взбалмошная девчонка, что вечно ищет приключений на свою голову. Во всяком случае, все так думают, глядя на преисполненную достоинства молодую женщину, в которую я превратилась. А что было делать? Я не имела права ударить в грязь лицом перед всем миром. Дорогая бабуля не вынесла бы такого позора. Пришлось создавать репутацию умной и сдержанной императрицы, чтобы не выглядеть жалким недоразумением рядом со своим мужем. Вот уж кому не пришлось притворяться и носить маску всеведущего правителя. Мартель словно был создан для этой роли, настолько идеально он вписался в свой новый образ.
Временами я ловила на себе его задумчивый взгляд, как бы говорящий, что он мне не верит. Не в том смысле, что муж мне не доверяет, просто он слишком хорошо меня знает, чтобы мои ухищрения его обманули. Хотя, я очень стараюсь: усердно учусь и совершенствуюсь в управлении стихиями. Единственное отступление от правил, которое я себе позволяю — это полеты на драконе. Впрочем, и тут ко мне не с чем придраться, потому как такого запрета для женщин империи вовсе не существует из-за отсутствия самих ездовых драконов. Эти крылатые ящеры, хоть и продолжают поддерживать с нами добрососедские отношения, но от какого-либо сотрудничества категорически отказываются, не видя для себя никакой пользы от тесного общения с людьми. Их устраивает тот образ жизни, который они привыкли вести на протяжении тысяч лет. И только Либби стала для всех исключением, не пожелав расставаться со своей приемной семьей.
Малышка выросла, превратившись в великолепную драконицу — сильную и красивую, как и ее предки. Шорникам пришлось постараться, чтобы изготовить седло и упряжь для такого нестандартного ездового животного, но результат нас с Либби полностью удовлетворил. Теперь мы могли летать с ней вместе, иногда приглашая с собой Аву. Метла, к слову, окончательно заматерела и стала еще более несносной, чем раньше. На ее черенке не осталось свободного места от усиливающих артефактов. Не уверена, что рискнула бы на ней прокатиться, видя, что она вытворяет в небе от переизбытка энергии,
что ее наполняет. Нашу дружбу многие считают странной, и только я знаю, почему терплю все ее выкрутасы. Просто Ава из тех на кого можно положиться, она до последнего прутика верна тем, кого любит. И надо отметить, что круг этих лиц совсем невелик. В него входят три ведьмы из рода Шарбонье, Мартель Навье и драконица Либби, которую мы по привычке продолжаем называть нашей малышкой.