— Слава богу, на этом мотоцикле сидит не наша дочь.
Рядом с нами остановилась и стала сигналить машина, забитая парнями. Вроде я даже слышала как один из них среди прочего крикнул:
— Покажи ножки!
Мое лицо пылало от стыда. Будто весь мир смотрел на меня, а я даже не могла укрыться за стеклом машины. В глубине души я понимала, что кто-то в соседних машинах может знать бабушку, и эта история долетит до нее через итальянскую телефонную систему.
На улице Святого Иоанна мы выехали на асфальт, затем резко повернули, и лишь за тридцать секунд до моей улицы я начала наслаждаться поездкой. Я вцепилась Джейкобу в плечо и завопила, чтобы он остановился, пытаясь ухватить очки где-то на уровне рта. Глаза слезились от ветра, кожу стянуло, не говоря уже о горле, саднящем от продолжительного крика.
— Моя улица, — прохрипела я.
— Прости. Я оглох. С трудом тебя слышу. Одна истеричка орала мне в ухо, вот барабанная перепонка и лопнула, — затормозив, сказал он и потер уши.
Я быстро одернула платье, стараясь успеть, пока Джейкоб не повернулся, но когда выпрямилась, поняла, что он ничего не пропустил.
— Я провожу.
Я пожала плечами и вернула ему шлем.
Пока мы шли по улице, мой спутник молчал, словно погрузился в свои мысли. Интересно, что творится в голове у парней, подобных Джейкобу Куту?
— Как умерла твоя мама? — спросила я тихо.
— От рака, пять лет назад, — ответил он.
— Если бы моя мама умерла, я бы не пережила.
Он почти спокойно посмотрел на меня и покачал головой.
— Пережила бы. Просто… вначале очень злишься, потом приходит сильная боль, но однажды наступает момент, когда, вспоминая ее, ты смеешься, а не плачешь. — Джейкоб улыбнулся своим мыслям.
Я покачала головой.
— Знаешь, я занималась бегом. Когда ты чем-то занят, не остается времени думать о чем-либо. Вот я и бежала, бежала, бежала, чтобы не думать.
— А когда остановишься, понимаешь, что ты за тысячи миль от любящих тебя людей. Проблемы никуда не делись, но рядом нет никого, чтобы помочь, — отмахнулся Джейкоб.
А я изо всех сил старалась не представлять свою маму умирающей.
— Мне правда жаль, что я так сказала о твоей маме, — произнесла я со всей смиренностью.
— Ничего страшного.
Я остановилась перед домом, и Джейкоб принялся разглядывать его, качая головой.
— Мы похожи. Ты средний класс, я средний класс. Разве что ты сноб среднего класса, который учится в школе для богатеньких.
— Я не сноб. Меня воспитывает мать-одиночка, да и денег у нас не много, просто я получаю стипендию на обучение.
— То есть, если бы не стипендия, ты бы тоже училась в школе имени Кука, — пожал он плечами. — Как я.
— Спасибо, конечно, но в таком случае я бы все еще училась в католической школе.
— А средний класс католической школы такой же, как и школы Кука.
— Да, и если бы я там училась, то не стеснялась бы этого.
Он потянулся ко мне, но я отпрянула, догадавшись о его намерениях. И тут же пожалела, едва взглянув на него.
— Забудь, — отходя, пробормотал он. — Слушай, ты ведь даже не в моем вкусе.
— Знаю.
— Без обид?
— Конечно.
Еще несколько мгновений прошли в неловком молчании, прежде чем он в конце концов снова пожал плечами.
— Мне пора.
— Вернешься к остальным? — поинтересовалась я.
— Нет. Красный ликер, который сегодня подавали, меня догнал. Оказался крепче, чем я думал. Не особо хочется вести мотоцикл под мухой.
Улыбнувшись, я кивнула.
— Где ты живешь?
— В Редферне.
— В Редферне? Я прожила в этой стране всю свою жизнь и ни разу не общалась с коренным австралийцем.
Он пожал плечами.
— Приезжай в Редферн. Познакомлю тебя с парочкой. Кстати, я тоже мало знаю об итальянцах.
— А что о них знать. Итальянцы — лучшие повара, лучшие любовники и высокоинтеллектуальная раса, — ответила я на полном серьезе.
Он рассмеялся, покачав головой, помахал мне и пошел обратно к мотоциклу.
Глава шестая
Во второй раз я столкнулась с Майклом Андретти на сегодняшнем семейном барбекю у бабушки. На улице было жарко, и нам удалось поплавать в бассейне.
Я глазела на этого типа все утро. Он же смотрел на маму. Мама глядела на меня. Потом он перевел взгляд на меня. Я — на маму. А она — на него.
Это было бы очень смешно. При других обстоятельствах.
Я как раз барахталась в воде, когда подкравшийся сзади Роберт схватил меня за плечи и начал топить. Завязавшейся битве положила конец прикрикнувшая на нас бабушка.
Пока мы плескали водой друг другу в лицо, я увидела, как мама вошла в дом, а спустя две минуты туда же проскользнул и Майкл Андретти. Отпихнув Роберта, я кое-как выбралась из бассейна.
— Джози, пора бы тебе взрослеть, — посетовала нонна.
— Отлично. Роберт, значит, пытается меня утопить, а взрослеть должна Джози, — огрызнулась я, стараясь вырвать полотенце из рук стремящейся вытереть меня бабушки.
Роберт тоже вылез из воды, чмокнул нонну Катю в щеку и был таков. Я заметила, что она так и засияла от счастья.
— Только не говори, что он хороший мальчик, — проворчала я и пошла прочь.
Они обнаружились в кухне. Потоптавшись с полотенцем возле двери, я присела на крыльцо. Мне было неловко подслушивать их разговор, но я не знала ни одного человека, способного уйти, когда обсуждают его персону.
— Что, по-твоему, я стану делать, Кристина? — услышала я вопрос. — Сердиться и требовать встреч? Думаешь, все хотят обзавестись сыном или дочерью? Думаешь, я начну притворяться, что хотел ее с самого начала?
— Что ты! Мне и в голову такое не пришло, — без обиняков ответила мама и открыла воду.
— Я не хотел этого ребенка, — отрезал он.
Я съежилась и решила было уйти, но не смогла.
— Не хочу с ней встречаться. Не хочу ее любить. Не хочу осложнять себе жизнь, Кристина. Пятнадцать лет я вкалывал, чтобы достичь нынешнего положения, и не желаю все рушить теперь, — предельно ясно и деловито заявил он.
— Не смей называть мою дочь осложнением, — процедила мама. — Потому что ты нам никто, Майкл. Это мы не хотим, чтобы ты осложнял нашу жизнь, так что хватит воображать, будто мы задались целью разрушить все, что ты создавал. Женись, Майкл. Забудь Джози и заведи других детей, хоть целый выводок, если это тебя осчастливит. Забудь все, что случилось восемнадцать лет назад, но это будет твой выбор.
Мамин голос дрожал. Нет, это было не очень заметно, но я так хорошо изучила ее обычные интонации, что любые перемены резали слух. Я встала, заглянула в кухню и увидела, что мама дрожащей рукой касается головы, а Майкл Андретти трет лицо, словно таким образом можно избавиться от проблемы. Полагаю, именно я и была той проблемой.
— Только не приходи сюда снова, если когда-нибудь надумаешь познакомиться с дочерью, потому что получишь от ворот поворот, — тихо добавила мама, и я опять села на ступени.
— Твоя мать что-нибудь знает об этом? — поинтересовался он.
Я догадалась, что «этим» величают меня. Что ж, мне не впервой слышать обидные прозвища, так что я постаралась лишний раз не расстраиваться.
— Она не знает, кто отец Джози. Вероятно, мне стоит рассказать ей о тебе, Майкл. Вот тогда у тебя появится настоящий повод для волнений.
Майкл Андретти тяжело вздохнул, и я почему-то ему посочувствовала.
— Чего ты хочешь от меня, Кристина? — спросил он устало.
— Ничего. Могу сказать лишь одно: я рада, что твоя семья переехала, Майкл. Рада, что ты бросил меня на произвол судьбы. Рада, что оказался трусом, ведь не сбеги ты тогда, у меня сегодня не было бы дочери.
— Значит, теперь я чудовище?
— Ты отец самого дорого мне человека. Ты не можешь быть чудовищем по определению. Просто мне жаль тебя, потому что ты все прошляпил.
— Сделай одолжение, не жалей меня, Кристина. Мне всего хватает, я доволен жизнью.
— Тогда вперед, Майкл. Забудь о том, что мы говорили. Забудь, что видел меня. Опыт имеется. Ты наверняка сумеешь повторить этот номер.
Наступила тишина, а потом раздался вздох, не знаю, чей именно.
— Тебе нужны деньги?
— Прости?
— Я могу создать для нее фонд.
— Я нуждалась в деньгах восемнадцать лет назад, Майкл. А теперь хочу лишь тихой, спокойной жизни, — раздался сердитый мамин ответ.
— Слишком поздно. Семнадцатилеткам отцы не нужны.
— Господи, Майкл! Мне тридцать четыре, и я до сих пор нуждаюсь в отце. И мне даже страшно представить, в чем нуждается моя дочь.
Дальше слушать я не хотела, поэтому вернулась к бассейну и уселась на бортик рядом с кузеном.
Мама появилась через пару минут, неся поднос с кофе. Вскоре вышел и Майкл Андретти. Тут-то я и обнаружила, что к нашей игре в гляделки присоединился еще один человек.
Нонна.
Я увидела, как она переводит взгляд с Майкла Андретти на маму, а затем на меня, удивленно приоткрыв рот и прищурив глаза. Именно в эту секунду мне стало понятно: ей все известно.
Какое-то время спустя наш гость вновь исчез в доме.
Не знаю, что двигало мной, когда я пошла следом. Я с трудом представляла, о чем собираюсь с ним говорить. Он налил себе стакан воды и стал обходить гостиную, дотрагиваясь до рамок с фотографиями на комоде.
Бабушкин комод в гостиной был заставлен фотографиями родственников, включая древних старичков и старушек с Сицилии. Я не помнила, как позировала даже для половины снимков из этой коллекции.
Майкл Андретти окинул взглядом гобелен на стене, затем двинулся к другому комоду с безделушками в противоположенной части комнаты, касаясь всего, мимо чего проходил, словно проверял наличие пыли. Потом уселся в черное кожаное кресло и закрыл глаза.
У него была очень короткая стрижка. Если я пошла в него волосами, то ему волей-неволей приходилось носить такую длину. Мужчина, особенно адвокат, с шевелюрой вроде моей, смотрелся бы несколько странно. На щеках у него вырисовывались невероятно раздражавшие ямочки, потому что мамины высокие скулы мне в наследство не перепали. Однако сейчас он не улыбался, а кривился.