Немногие способны вынести Карли и ее свиту. Они много о себе мнят и пыжатся изо всех сил, чтобы сойти за умных, но, похоже, как-то умудряются справляться. И хотя мы все их презираем, но затихаем, когда они заговаривают с нами. Если кто-то из них похвалит нашу прическу — это повод для гордости на целый день. Для нас, простых ботаников, они представляют то общество, частью которого мы никогда не станем.
Карли уже восемнадцать, потому вечера она проводит в ночных клубах.
— Это не клуб, а свинарник, — услышала я.
— А чего? — спросила Беттина Сандерс.
— Прикинь, там одни чурки понаехавшие. Везде лезут.
— О ком это ты, Карли? – спросила я, потому как ее ежедневные расистские намеки уже достали.
Она рассеянно оглянулась, поправляя пальцами челку.
— Ой, Джози, я же не тебя имела в виду. Ты не такая.
— А кого ты имела в виду?
— Я же вообще о других людях говорила. Ты совсем не такая.
— Не такая? А какая? Разве я выгляжу иначе?
— Нет, но... я знаю, что ты совсем другая.
Ее друзьям стало не по себе, и выглядели они слегка раздосадованными.
— Я такая же, как они, и перестань каждый день говорить о понаехавших. Меня это оскорбляет.
— Ну извини, — выпалила Карли, но прозвучало это фальшиво.
— Нет, не извиню. Ты извиняешься только потому, что тебя заставили. На самом деле ты не чувствуешь себя виноватой.
— А зачем ты наш разговор подслушивала? У нас свободная страна. Что хочу, то и говорю.
— Тогда я тоже. Ты грязная расистка.
— Да как ты смеешь, чурка! — завопила она, подскочив.
— Ты же только что сказала, что я не такая.
— Ты хуже их, поняла?!
Да, я поняла, что она имеет в виду. Что я незаконнорожденная. Бог знает, что на меня нашло, но учебник химии в руке подсказал мне одну идею. И я со всей силы врезала Карли этим учебником.
А потом оказалась в кабинете сестры Луизы, и папаша Карли орал на меня диким голосом. Папаша орал, Карли ныла, сестра Луиза пыталась успокоить всех и прежде всего себя, а я сидела на стуле, как натянутая струна. Мне хотелось потерять сознание или еще что, только бы выбраться из этого дурдома. Но вместо этого я просто сидела и разглядывала изображение святой Марты.
— Рада, что сломала моей дочке нос? — вопил мистер Бишоп.
Он у нее на телевидении работал, ведущим утреннего ток-шоу — Карли постоянно об этом напоминала — и в жизни выглядел совсем не так, как на экране. Кожа у него оказалась бледной и какой-то бугристой, глаза — совсем не такими теплыми и веселыми, и с утра он явно не успел посетить парикмахера, потому что сверкал залысиной. Сестра Луиза пыталась его успокоить, но с каждой минутой он зверел еще все сильнее.
— Советую тебе, юная леди, позвонить своему юристу.
Я чуть не засмеялась. Как ему объяснить, что у некоторых людей не его круга нет юристов, и что юристами адвокатов в этой стране не называют. Но я промолчала, потому как и без того уже начудила достаточно.
— Джозефина, объясни нам, что случилось?
— Она меня учебником по химии ударила, — взвыла Карли.
Рон Бишоп взял книгу из моих рук и сунул мне под нос:
— Это нам понадобится в суде как доказательство!
— Мистер Бишоп, может, мы обойдемся без этого? – спросила сестра Луиза. Она взглянула на меня, и ее взгляд умолял сказать что-то в свою защиту.
Но как объяснить этим людям, что я врезала кому-то, потому что меня назвали «чуркой понаехавшей» и намекнули, что я незаконнорожденная? Сестра, наверное, припомнит какую-нибудь пословицу типа «Хоть горшком назови».
— Можем обойтись и без суда, если я получу удовлетворительное объяснение. — Бишоп зыркнул на меня. — Если нет…
— Джозефина, растолкуй же, наконец, что произошло, — приказала сестра, уставшая уже и от меня, и от Бишопов.
— Она ударила мою дочь учебником истории.
— Химии, — поправила я.
— Джозефина, я требую объяснить, что случилось! — рявкнула сестра Луиза.
— Пусть эта девушка пригласит своего юриста.
— Нет у нее юриста, — презрительно заявила Карли.
— У Джозефины нет адвоката, — директриса с трудом сохраняла спокойствие, — и я надеюсь, мы решим этот вопрос без адвокатов.
— Ни в коем случае, сестра! Значит, пусть найдет себе юриста, — стоял на своем Рон Бишоп.
— Она не может позволить себе…
— Мой папа юрист. Я могу ему позвонить, — сказала я спокойно.
Все трое одновременно повернулись ко мне с потрясенными лицами.
— У тебя же нет отца! — воскликнула Карли.
— Ага, как же. Моя мама Дева Мария, а меня зачали непорочно.
— Она все врет, папа.
Рон Бишоп взглянул на сестру Луизу:
— Эта девушка обманывает?
Вряд ли сестра Луиза хотела обвинить меня во лжи, потому что она взглянула на меня умоляюще:
— Можешь позвонить ему прямо сейчас, Джози?
— Мне нужно найти его номер.
— Ну конечно, она даже номера отца не знает, — фыркнула Карли.
— Он только что переехал из Аделаиды. Его номер в Аделаиде я помню. 5516992. – соврала я, придумав какой-то номер на ходу.
— Ну, хорошо, найди номер и позвони ему.
Я бросила на них нервный взгляд и взяла у сестры Луизы телефонную книгу. Хорошо, что мама сказала мне название его фирмы.
Майкл Андретти разговаривал с кем-то по телефону, и, собрав всю храбрость в кулак, я объяснила его секретарше, что его вызывают в школу. Вот только я не была уверена, что он знает, в какой школе я учусь, но, чтобы другие этого не поняли, попросила напомнить ему, что это именно школа Святой Марты в Дарлингхерсте, а не Святой Матильды в Дарлинг-Поинт.
Когда я повесила трубку, меня трясло. Будь у меня пистолет – застрелилась бы. Я же знала, что Майкл Андретти вряд ли кинется мне на помощь, но молилась, чтобы он пришел. Меня могли назвать лгуньей и исключить из школы, и вообще я бы стала посмешищем.
Я слушала, как Карли хлюпает носом и хнычет, что ее карьера фотомодели разрушена, а папочка ее утешает.
«Больные люди, — подумала я. — Вряд ли они выживут в реальном мире».
Следующие полчаса мы со святой Мартой внимательно рассматривали друг друга. Вот интересно, а какие проблемы были у подростков в ее времена? Мне казалось, что тогда все было намного проще. Если хорошенько помолиться, то твой брат Лазарь воскреснет. А на какие чудеса способны подростки в наши дни?
Наверное, когда Майкл Андретти вошел в кабинет, я удивилась больше всех. Весь такой крутой и очень деловой. Но на меня он взглянул так холодно, что радоваться было нечему.
— Алибранди, — сказал Рон Бишоп, шагнув ему навстречу.
— Андретти, — поправил тот, протягивая руку, но его жест проигнорировали.
— Ваша дочь сломала нос моей дочери учебником химии.
— Моя дочь…
Он поймал мой умоляющий взгляд и закатил глаза.
— Боюсь, она унаследовала мой горячий нрав.
Сестра Луиза вздохнула с облегчением и предложила ему сесть.
— Мы собираемся предъявить иск.
— Интересно. А что случилось, Джозефина?
Я пробормотала «Джози» и встала.
— Папа, можно поговорить с тобой наедине?
Он кивнул, и сестра Луиза отвела нас в кабинет секретаря и прикрыла дверь.
— Ну и что стряслось? – спросил он сквозь сжатые зубы.
— Я все объясню.
— А как же твоя страстная речь, что нам не стоит вмешиваться в жизнь друг друга? –поинтересовался он, стоя передо мной.
— Я была в отчаянии, — пробормотала я. – Они хотят меня исключить. Я не могу вылететь из школы. Пусть от занятий отстранят – хоть отдохну немного, но только не исключение.
— Ты кого-то ударила. Кого мать хочет из тебя воспитать – боксера?
— Карли меня довела.
— Меня в суде каждый день доводят, но я же не бью людей.
— Но я же не ты, — огрызнулась я. – Послушай, если ты мне поможешь, обещаю, что никогда больше к тебе близко не подойду. Честное слово.
Он выглядел таким сердитым, что я почувствовала себя десятилетней девчонкой. Его губы сжались от гнева, но, кажется, он немного смягчился.
— Что она тебе сказала?
— Ничего.
— Отлично. Я должен вытаскивать тебя из этой передряги, а ты бьешь людей просто так, без повода, – прошептал он сердито. — Джозефина, не трать мое время. Ты не из тех, кто решает проблемы кулаками. Что такого она сказала, что ты взбесилась?
— Просто я ее терпеть не могу. Она тщеславная. И распускает волосы, а они вечно задевают мои книги.
— Поэтому ты ее ударила?
— Ну, в общем, да
— Девушка задела волосами твои книги, и ты сломала ей нос.
— Лично я думаю, что нет там никакого перелома.
— Доктор Хаус, оставьте ваше медицинское заключение при себе. Я просто хочу знать, что она сказала.
— Ну ладно! — раздраженно воскликнула я. — Она наговорила мне гадостей, и я психанула.
— Ну и что она сказала? Что ты уродина? Или что от тебя воняет?
Я испуганно взглянула на него:
— Я не уродина. И от меня не воняет.
Он вздохнул и снял очки, потом подвинул стул поближе ко мне.
— Я просто хочу знать причину.
Я его никогда так близко не видела. Лицо Андретти оживилось, и я вновь видела ямочки у него на щеках. Я смотрела на его гладко выбритые щеки. Ощущала его запах. Никогда прежде я не чувствовала запаха своего отца, только мамин. Мама любила духи с мускусным ароматом. Впервые я осознала, что у моего отца тоже есть свой запах.
— Да какая разница.
— Этот паразит за дверью хочет, чтобы ты оплатила пластическую операцию его дочери. С таким носиком она станет знаменитой фотомоделью, а ты всю жизнь проработаешь в какой-то забегаловке, потому что тебя выкинут из школы и ты не получишь диплома. А теперь скажи мне, что она тебе наговорила.
— А что плохого в забегаловках? – спросила я, вспомнив свою работу в «Макдоналдсе».
— Джозефина, ты выводишь меня из себя. Ты вызвала меня с работы, а теперь даже не хочешь объяснить, почему.
— Ну тогда уходи, — заявила я, когда он встал и начал ходить взад-вперед по комнате. — Я сама смогу защитить себя в суде.