— И ты осталась с ним?
— Он не имел ничего против. Мне кажется, он сгорел бы со стыда, если б люди прознали о том, что для зачатия ребенка его жене понадобился другой мужчина. Он пообещал, что будет воспитывать ее как родную, если я больше не навлеку на него позора, и, дабы защитить свое дитя, я осталась. Никто не узнал. Франческо сдержал обещание.
— Но вам с мамой пришлось за это расплачиваться. — Я покачала головой. — Я бы с ним не осталась, нонна. На твоем месте я бы поступила как эгоистка и подумала о себе.
— Нет. Когда-нибудь ты поймешь, Джоцци. Наступит день, когда у тебя будут дети, и тогда ты поймешь, что значит жертва.
— Я бы ушла к Маркусу Сандфорду, — упрямо заявила я. — Как ты смогла больше с ним не видеться?
— Я вижу его всякий раз, когда смотрю на Кристину. Джоцци, ты никогда не задумывалась, откуда в ней такая мягкость? Это ощущение спокойствия? Эта черта досталась ей от отца. Что очень греет мою душу.
— Почему же ты ей не сказала? Мама бы все поняла.
— Когда она забеременела, мое сердце разбилось. Но переживала я не за себя и Франческо. А за нее. Мне хотелось взять ее на руки и больше не отпускать. Я бы на собственной спине протащила ее все эти девять месяцев, если бы выпала такая возможность. Но он смотрел на меня с такой ненавистью, что я понимала — попытаюсь помочь, и он разрушит ее жизнь. Поэтому я сказала: «Да, Франческо. Как скажешь, Франческо». Когда в детстве она совершала то, чего он не одобрял, я твердила: «Да, Франческо. Она неправа, Франческо». Ох, Джоцци, я годами жила, ожидая, когда Господь меня покарает. Те годы вдали от Кристины и тебя, когда ты была малышкой, и стали моей карой. После его смерти Кристина вернулась домой, но затаила обиду, и того, что между нами было, уже никогда не исправить.
— Мама тебя любит, — прорыдала я в ее объятиях. — Я точно знаю. Она просто никак не может понять, как к ней относишься ты, нонна. Между вами масса обид, но стоит только приложить усилие, и я уверена, вы обе станете счастливыми. Представь, как ликует Франческо и огорчается Маркус, глядя на наше несчастье.
Она кивнула и еще крепче сжала меня в объятиях.
Ночевать я осталась у бабушки. Знаю, мама считает, что у меня не все дома, ведь раньше ей приходилось упрашивать меня остаться у нонны Кати, но я хотела побыть с этой женщиной, которую, по сути, и не знала вовсе. Она прожила жизнь совсем не так, как я представляла. Не придерживалась денно и нощно правил и обычаев. Не пеклась каждую секунду своей жизни, о чем подумают другие. Она шла на риск. Нарушала правила. В ином случае моя мама не появилась бы на свет, и меня бы тогда тоже не было. От этой мысли становится жутко до дрожи.
Пообещав нонне сохранить ее тайну, я взяла ответное обещание, что она примет в семью Майкла и разрешит ему снова приходить к ней домой. Она согласилась.
Никогда я еще не молилась и не рыдала так неистово, как в ту ночь. Я молилась, чтобы наступило наконец это блаженное «когда-нибудь», и я смогла встретить этот день с распростертыми объятиями. И рыдала оттого, что меня любили две прекрасные женщины, сильнее которых я никогда больше в своей жизни не встречу.
Глава двадцать седьмая
Наблюдать за игрой в регби было, вероятно, последним, чем я хотела бы заняться в воскресный полдень перед экзаменами, но я обещала кузену Роберту посмотреть его грандиозный финал.
Я по глупости взяла с собой учебник по экономике, думая, что перехвачу несколько минуток на чтение, но каждый раз, когда кто-нибудь забивал гол, один из истеричных болельщиков рядом толкал меня в спину и книга отправлялась в полет.
— Ты на все пойдешь, лишь бы побить меня на выпускных экзаменах, да?
Я посмотрела вверх, с удивлением обнаружив Джона Бартона, и подвинулась, чтобы дать ему место:
— Спасибо Господу за еще одного здравомыслящего человека. Все как с ума посходили.
— Что ты делаешь среди этих сумасшедших людей?
— Меня кузен подкупил. Я пришла сюда, а он возьмет меня на выпускной школы святого Антония.
— О да, там могут присутствовать только избранные. Я обещал Иве, когда нам было по двенадцать, кажется.
Я рассмеялась, подумав, что впервые не завидую Иве.
— Вы двое очень похожи, знаешь ли, — заметил он, забирая у меня из рук учебник. – Мне бы хотелось, чтобы вы стали друзьями. Я правда хочу, чтобы вы могли поддерживать друг друга.
Смутившись, я пожала плечами:
— Мы очень разные, Джон.
Он покачал головой, похлопав меня по голове книгой.
— Я знаю ее с пяти лет. Я думал, что она — самое запутавшееся существо, пока не встретил тебя. Может поэтому я поладил с вами обеими.
— Потому что сам запутался?
Он покачал головой и рассмеялся.
— Ладно, никаких запутанных разговоров. Будем сегодня веселыми и беззаботными, — театрально провозгласил он.
Таким Джон мне нравился, но он был другим. Его радостное настроение заражало. Всю игру мы вели себя шумно и несносно: стояли на сиденьях и распевали гимн школы святого Антония.
После игры я ждала в сторонке, пока ребята поливали себе головы пивом и творили всю эту мачо-ерунду, которой страдают, когда побеждают в игре. Самодовольно отмечу, что Роберт завоевал титул лучшего игрока матча, а когда все закончилось, Джон проводил меня домой.
— Ну и как там мой соперник из школы Кука?
— Джейкоб Кут?
— Все еще с ним?
— Вне всякого сомнения — да, — гордо ответила я.
— Постараешься не обидеться, если я тебе кое-что скажу? — спросил он, серьезно глядя на меня.
— Пожалуйста, Джон, не говори, что мы с Джейкобом друг другу не подходим, — попросила я.
— Нет, — засмеялся он. — Не будь таким параноиком. Просто в десятом классе я дико на тебя запал. Хотел попросить со мной встречаться, но боялся, что ты ответишь «нет».
Я рассмеялась и обняла его:
— Я на тебя запала еще сильнее.
— Правда? Я тронут, — сказал он, схватив меня за руку и раскачивая ею, пока мы шли.
— Джейкоб немного дергался из-за тебя. У него в каком-то смысле свои демоны, но ты мой друг, и мы, вероятно, будем в одном университете ходить на одни и те же занятия, и я хочу, чтобы ты всегда был моим другом. А значит, тебе и Джейкобу придется подружиться. Если переживем выпускные экзамены, давай попробуем сходить куда-нибудь все вместе. Возможно даже с Ивой, если я смогу это вынести.
— Если переживем? Ты что, собираешься помереть или что-то в таком духе? — спросил он, когда мы остановились возле светофора на Парраматта-роуд.
Я повернулась к нему — он смотрел на меня, вопросительно наморщив лоб.
— Я просто хочу, чтобы всё закончилось. Хочу, чтобы этот год уже закончился, но отчасти каменею от страха. Боже, Джон, мы уже больше никогда не будем учиться в школе. В каком-то смысле здесь мы были хозяевами положения. В университете мы станем никем.
— Просто принимай свои решения и следуй им до конца, Джози. Я так и делаю. Я запланировал все свое будущее именно таким, каким хочу его видеть, и никто ничего не может сделать, чтобы отнять это у меня.
— Ты не хочешь пойти по стопам своего отца?
Он усмехнулся, покачав головой:
— Ни за что, Джози. Мой отец прожил свою жизнь по-своему. У меня должен быть такой же выбор. Будущее — мое, чтобы делать с ним то, что захочу.
Он обнял меня и покружил, а я подумала, что сейчас только не хватало, чтобы Джейкоб проехал мимо и увидел нас.
— Ты сегодня словно спятил, Джон, — засмеялась я, когда мы перешли улицу. — Мне бы твой настрой. Почти получается, но вряд ли я достигла такого же раскрепощения.
— Хорошее слово. «Раскрепощение Джона Бартона», — произнес он с задумчивым видом.
— Итак, что же раскрепощенный Джон Бартон будет делать со своей жизнью?
— Все что захочет, Джозефина, — ответил он, глядя сквозь меня. – Все, что он, черт возьми, захочет.
Я не смогла удержаться от мысли, что у нас получилось всё, что казалось таким сложным в начале года. Мы болтали всю дорогу до моего дома, и к концу пути я уже чувствовала себя так же оптимистично и позитивно, как Джон.
— Береги себя, Джозефина, — сказал он, обнимая меня.
Поднимаясь по лестнице, я почувствовала облегчение. Мысль о юридическом уже не пугала меня так сильно, ведь рядом будет Джон, и я знала, что они с Джейкобом, возможно, смогут подружиться.
Тем вечером я позвонила Джейкобу, и мы провисели на телефоне два часа. Я даже рассказала ему, что провела время с Джоном, и он не психанул. Просто заметил, что за один вечер выдрессировать его не получится, так что мне придется набраться терпения.
Думая о предстоящих шести годах в университете, я решила, что терпения понадобится немало, но с Джоном и Джейкобом, Майклом, мамой, нонной и моими друзьями я, вероятно, смогу не сбиться с пути.
Так что спала я без кошмаров, в которых читаю экзаменационный тест и ничего в нем не понимаю или где «Божественная комедия» Данте больше не на итальянском, а на французском. Я заснула с осознанием, что моя жизнь идет к чему-то хорошему, благодаря хорошим людям вокруг меня. И никакие заваленные выпускные экзамены не могут у меня этого отнять.
Глава двадцать восьмая
На следующий день я шла по коридору к лестнице, ведущей к классной комнате, и тут заметила Иву. Она сидела, уткнувшись лицом в ладони. Подняв голову, Ива резко вскочила, вытерла слезы и схватила меня за руку:
— Ох, Джозефина. Как нам теперь быть, Джозефина?
Я про себя подумала: как типично для Ивы-крапивы загнаться из-за первого экзамена, но вслух спросила:
— А что случилось? — Может, нам дали для изучения не те романы?
— Джон мертв. Джон Бартон мертв.
Я тупо уставилась на нее. Открыла рот, хотела что-то сказать, но не выдавила ни звука.
Ива села обратно на ступеньку и снова принялась плакать.
— Не глупи, — прошептала я, ощущая подступающую тошноту. — Я же вчера его видела.
Сейчас я удивляюсь, почему тогда не поверила. Может, потому, что большинство моих знакомых еще живы. Умирал всегда кто-то другой. Люди, о которых я читала в газетах и о ком забывала на следующий день.