го одна. Общение с потенциальным покупателем порой занимает много времени. При всей ее работоспособности, Рози просто не в состоянии справится без помощницы. И, если вас все устраивает, то можете приступать завтра. Лили скажет вам, куда нужно подойти. Роуз уже в курсе. Есть вопросы? — Джонатан приподнял одну бровь. Зеленые глаза смотрели на нее с пристальным вниманием, а она думала только о том, как немыслимо жестока красота этого мужчины. Восхищение в ее душе мешалось с болью. Никогда и никто не сможет погладить по холке этого ласкового с виду хищника. Как дикая пантера, Джонатан ступал на мягкие лапы, в который затаились острые когти.
— Сколько вы будете мне платить? — проговорила Джейн, отводя взгляд от его лица. Пусть он не думает, что она абсолютно не приспособлена к жизни и готова работать за гроши, лишь бы остаться в Лондоне.
— Две тысячи долларов вас устроят? — лениво разглядывая свои ухоженные ногти, небрежно спросил Джонатан.
Онемев от потрясения, Дженни снова уставилась на него, но он истолковал ее взгляд неверно.
— Когда вы обучитесь, я добавлю вам оклад. — сказал он, нахмурившись.
— Хорошо, мистер Крейн. Я согласна. — с бешено бьющимся сердцем ответила Джейн, не веря своей удаче.
— Тогда я жду вас завтра с документами. — кивнул он. Тон его был сугубо деловым, в то время, как глаза нагло гуляли по ее телу. — Что ж, я выполнил свою миссию. Теперь мне нужно идти. — Джонатан быстро встал и взглянул на Лайзу.
— Ты со мной, Лили?
— Нет, я останусь с Дженни. Нам нужно о многом поговорить. Я позвоню тебе завтра. — Лайза сухо улыбнулась, подставив ему щеку для прощального поцелуя. Джон повернулся к Джейн.
— До завтра, мисс Браун. Доброй ночи. — подчеркнуто вежливо произнес он, протягивая руку для рукопожатия. Джейн неуверенно и робко вложила в нее свою хрупкую ладошку, и в тот момент, когда он уверенно сжал ее своей большой и сильной рукой, ее охватило какое-то дикое не знакомое чувство, обдав горячей волной. Губы внезапно пересохли, и стало трудно дышать, ноги онемели, а перед глазами поплыли радужные огоньки.
— До встречи, мистер Крейн. — запинаясь, пролепетала она. Он улыбнулся ей так, словно без труда разглядел в ее глазах все тайные помыслы и желания. Еще раз кивнул кузине, потрясающий Джонатан Крейн покинул скромную обитель.
— Ох, Лили. Я чувствую себя такой провинциальной коровой, когда вижу твоего кузена. Он так сдержан, холоден. Он настоящий англичанин. — посмотрев на подругу, с тяжелым вздохом произнесла Джейн Браун.
— Да. У него отличные манеры. И он умеет себя преподнести в любом обществе. — согласилась Лайза, внимательно наблюдая за Джейн. — Но его натура двойственна.
— Это чувствуется. — кивнула Браун. — Лили, я немного смущена переменой в ваших отношениях.
— Честно говоря, дорогая Дженни, я тоже. — Лили натянуто улыбнулась, проведя рукой по длинным золотым кудрям. — Джонатан обладает неимоверным обаянием, когда это ему выгодно. Я могу презирать его за некоторые проступки, но не уважать и не восхищаться им просто невозможно. И это пугает меня. Рядом с ним самый уверенный человек чувствует себя не в своей тарелке. Когда он начинает говорить, все мои доводы рассыпаются в прах. Я начинаю сомневаться в том, что еще вчера казалось священной и неоспоримой истиной.
— Да, он определенно влияет на окружающих одним своим присутствием, даже не говоря ни слова. — печально вздохнула Джейн, разглядывая свои руки. Она вспомнила, что забыла надеть кольцо Мадлен. Без него она ощущала внутри некое беспокойство, незащищенность. Как это странно….
— И как же мой кузен влияет на тебя, милая Джи? — лукаво подмигнула подруге Лайза.
— Я уже говорила, что рядом с ним я чувствую себя несобранной и нелепой.
— "Хорошего влияния не существует. Всякое влияние уже само по себе безнравственно". -цитировала Лайза слова Оскара Уайльда из самого знаменитого и не сколько раз экранизированного произведения "Портрет Дориана Грея". — Ты уже начла думать не своими мыслями, пылать не своими страстями, Джейн?
— Боюсь, я не так начитана, Лили. Мне нечего сказать тебе на это. Я не читала Уайльда.
— А, между прочим, он очень занятен. Особенно в некоторых моментах. Мне особенно нравятся рассуждения одного из героев Уайльда о грехе. Согрешив, человек избавляется от влечения к греху, ибо осуществление — это путь к очищению.
— Это привело бы к полному хаосу. Религия священна. Каждый грех будет наказан. — строго сказала Джейн.
— О, Джон бы поспорил тобой. Религия делает нас пассивными и лишенными индивидуальности. Иногда нужно позволить себе жить так, как желает сердце. Я именно так и живу.
— Бог есть в каждом сердце, Лили. И в твоем тоже. Доброта, искренность, сострадание, совесть. Все эти качества присущи каждому.
— Я бы не была так уверена, Джи.
— Это так. — горячо воскликнула Дженни. — Просто кому-то дано чуть больше сострадания, кому-то чуть больше любви.
— А, если не дано ничего, Джейн? Если душа пуста или ее вовсе нет? Если сердце бьется лишь для того, чтобы потакать своим тайным желаниям и амбициям, если голос Бога не слышан и сам он забыт. — холодный ответ смутил Джейн Браун, и она озадаченно посмотрела в спокойные голубые глаза Лили.
— Так не бывает. Бога нельзя забыть. Мы все — часть его. Плохая или хорошая. Это, словно картина для художника. Нравится или нет, но она — создана рукой автора, под ней его автограф. А значит, художник часть своей картины, а она часть его самого.
— Джейн, ты философ. И неисправимый романтик. — улыбнулась Лайза.
— А ты — просто фантазерка. Какой странный у нас получается разговор. Скажи мне, зачем ты выдумала себе другое имя? Мне можно доверять.
— Я знаю. Просто порой ничего не могу с собой поделать. Жизнь так скучна, банальна, однообразна, если не внести в нее капельку вымысла.
— Я бы назвала это ложью.
— Пусть так. Я — лгунья. Но я так хочу. Я вижу мир и людей такими, какими сама придумала. Это интересно, гораздо занятнее, чем ковыряние в лабиринтах подсознания. Самоанализ, нравственность, рассудительность — это не для меня. Практичность? Ужас. Я бы сошла с ума, взявшись всерьез смотреть на серьезные вещи. Легкость дает нам большой выбор, отсутствие комплексов массу новых впечатлений и удовольствий.
— Это слова, но я знаю, что на самом деле, ты придумала этот воображаемый мир, чтобы защитить себя от того, что пугает, заставляет думать и принимать решения. И твой большой выбор — это отсутствие такового. — взволновано проговорила Джейн, теребя широкий рукав платья. — Я хочу, чтобы со мной ты не притворялась. Почему ты изменила свое отношение к Джону? — в лоб спросила она, пристально глядя в глаза подруги.
— Как ты быстро меняешь тему. — покачала головой Лили. — Ты не дашь мне уйти от ответа?
— Именно это ты и пытаешься сделать последние десять минут. — Джейн ласково улыбнулась.
— Мне нечего тебе ответить. Мое отношение к Крейну неизменно. И воспринимаю его так же, как и в момент нашей встречи. Разве тебе самой не хочется бежать от него, как можно дальше? Я бы хотела видеть только его красоту попасть под его невероятное обаяние раз и навсегда. Только есть в нем что-то противоестественное, и отталкивающее, заставляющее срабатывать инстинкт самосохранения. Бежать от него — это единственный способ не стать его вечной послушной рабой. Я говорю тебе это от чистого сердца. Я хочу, чтобы ты запомнила эти слова, и он не простит меня, если узнает, о чем мы сейчас с тобой говорим. Своими разглагольствованиями о Боге ты затронула забытые струны моей души, которые вызвали во мне странную и незнакомую мне чуткость, даже жалость. Придет время, и ты будешь смеяться, вспоминая, как была наивна и до невероятного добродетельна. Сейчас трудно представить, но такой день настанет, и ты поймешь, какая это роскошь, чувства…. Молодость, красота, любовь это иллюзии, Джи. Мы хотим удержать их, но все равно теряем, не одно, так другое.
— Молодость и красота не исчезнут в глазах, полных любви. — неожиданно прошептала Джейн. Лили рассмеялась, откинув назад свою красивую изящную головку. И Дженни подумала, что не может представить Лайзу через пять или десять лет. Ее красота казалась такой естественной, неоспоримой и мощной, нерушимой, неподвластной времени. Она чудачка, но у нее есть на это право.
— Джи, милая, наивная, Джи. — сквозь смех, ласково сказала Лайза. — Я так рада, что жизнь свела нас. Это совершенно новый опыт. Я думала, что таких, как ты, больше нет. Жаль, что всего мгновенье существует такая сокрушительная умиляющая чистота и невинность. И чем искреннее и светлее человек, тем тяжелее его грехи, ибо в силу своей наивности и неприспособленности к жизни, он не ведает, что творит, не распознает самого источника зла, пока не отхлебнет из него сполна. Мотылька всегда влечет к пламени, и он летит нему необдуманно и покорно, сгорая дотла в своем божественном порыве к свету. Но может быть на этот краткий миг, когда крылышки мотылька еще тлеют, пламя заколеблется перед этим слепым и искренним самоотречением, чтобы потом разгореться еще сильнее, поглотив свою слабую, но святую жертву.
— Безумно красиво и красочно звучит, но ты так и не дала мне прямого ответа.
— Не на все вопросы есть ответы, Джейн Браун. — Лайза посмотрела на Дженни своими стеклянными глазами, в которых нельзя было ничего подсмотреть.
— Ты изменилась со вчерашнего дня. Дело не только в другом имени или Джонатане, а в тебе самой. — Джейн хмуро сдвинула брови, задумчиво морща лоб. — Вчера ты была легкомысленной девчонкой, а сегодня рассуждаешь о мотыльках.
— Дурное влияние Крейна, стало быть. — усмехнулась Лили. — Поэтому я не хотела возвращаться. — Мой карточный домик разрушен. Больше нет Лили Стокер. Я снова Лайза Кристен, а быть ею очень и очень сложно.
— Значит, я была права, когда говорила, что ты бежишь не от кузена, а от себя. — сделала вывод Джейн.
— Возможно. — неуверенно протянула Лайза. — А от кого бежишь ты? Или куда?