ваются барки — постоянные жилища бедняков. Здесь, на этих барках, проходит их жизнь. Здесь они рождаются и умирают.
Трущобных районов в столице более двухсот. Один из таких районов — Клонг Той.
Центральный железнодорожный вокзал Бангкока соединен с портом широким проспектом, названным в честь короля Рамы Четвертого. Примерно на полпути стоит выделяющийся своей баснословной роскошью отель «Дусит тани», который, по словам многих иностранных туристов, входит в десятку лучших гостиниц мира. Расстояние от вокзала до порта не превышает шести километров.
На одном конце проспекта расположен район красивых пагод, шикарных особняков, банков, универмагов, современных респектабельных зданий. Здесь чисто, здесь спокойно и тихо. Живут тут те, кто привык разъезжать на «мерседесах» и «роллс-ройсах», завсегдатаи клубов, ресторанов, привыкшие проводить уик-энд на песчаных пляжах Хуа Хина и Паттаи. Другим концом проспект Рамы Четвертого упирается в дистрикт, то есть район, Клонг Той. На смену каменным гигантам здесь пришли кое-как сколоченные из ящиков и ржавого железа подобия домов. Тишина уступила место неистовым крикам голых ребятишек, копающихся в пыли и грязи. В Клонг Тое не увидишь реклам и неоновых вывесок, «мерседесов» и «роллс-ройсов». На лицах здешних обитателей написана горькая печаль, скорбь и безвыходность. Клонг Той — это бангкокские трущобы, где в нищете и бесправии обитают двадцать пять тысяч обездоленных тайцев.
В Клонг Тое нашли себе пристанище те, кто в разное время вынужден был мигрировать в город из деревень. Задолжав помещикам за арендуемую землю, оставшись без средств и продуктов, они покинули родные места и отправились в Бангкок в поисках работы.
Разгружая пароходы в порту, управляя подъемными кранами и грузовиками, строя дороги, эти люди несут на своих плечах огромную часть того бремени, без которого немыслимо существование ни одного крупного портового города. За свой труд они получают мизерную плату. Сводить концы с концами жители трущоб ухитряются лишь потому, что развалюхи, те лачуги, в которых проходит их жизнь, обходятся довольно дешево. Ведь их «дома» созданы своими руками из «строительного материала», которым до отказа набита портовая свалка.
Не так давно Клонг Той посетила группа экспертов из управления общественного благосостояния при Таммасатском университете. То, что они там увидели, превзошло их ожидания. Бедность, антисанитария, грязь вызвали возмущение членов комиссии. Портовым властям было предложено принять меры. Какие? Об этом ни слова.
И власти, расценив предложение комиссии по-своему, приняли «меры радикальные». Под предлогом того, что морские ворота Таиланда надо расширять, администрация порта к настоящему времени выселила из Клонг Тоя около пяти тысяч человек, начав на месте их поселения строительство дополнительных верфей.
Получился тришкин кафтан, поскольку жители одних трущоб перебираются в другие районы, где вырастают новые и новые трущобы «города ангелов».
Мы едем по Силому, широкой красивой улице, бывшей когда-то клонгом, то есть каналом. По обеим сторонам возвышаются в основном новые здания. Все они разные, каждое привлекает своей оригинальностью. Строгий комплекс фирмы «Вестингауз» сменяется похожим на пчелиные соты оффисом англо-таиландской корпорации; многоэтажный, самый крупный в столице универмаг «Сентрал департмент стор» — отелем «Виктори»… — Сохранились на Силоме и старые постройки: харчевни, мелкие магазины, лавчонки, ночные бары, кафе и ресторанчики. От Силома отходят две улицы, представляющие немалый интерес. Одна из них частная, названа Патпонгом — в честь ее владельца. Улица недлинная, всего каких-нибудь сто пятьдесят метров. Почти все здания на ней сданы в аренду иностранным предпринимателям. Патпонг выделяется своей роскошью и обилием неона. По вечерам здесь открываются двери стилизованных под старину баров, где «фаранги» проводят время за картами и кружкой пива, играют в кости и смотрят фильмы, проецируемые прямо на стены, пьют виски и щупают «бар герлс». Патпонг щедр и ни на что не скупится, чтобы завлечь в свои рестораны и кафе посетителей. Кухня на любой вкус: французская и немецкая, итальянская и японская, швейцарская и китайская, индийская и вьетнамская, корейская и мексиканская… Утверждают, что в Бангкоке ресторанов и кафе больше, чем в Нью-Йорке. С наступлением сумерек у дверей всех этих увеселительных заведений, прямо на мостовой Патпонга раскладывают свой товар местные художники. Какое же тут обилие порнографических картин! Видно, есть спрос. Но нередко встречаются и замечательные, просто удивительные, выполненные мастерски и с большим вкусом акварели.
Другая улица — Нью-роуд, или Чароен крунг роуд. Знаменитая некогда «дорога слонов», которая в свое время соединяла столицу с провинциями. По Чароен крунг роуд шли из Бангкока караваны слонов с товарами. Сейчас Нью-роуд представляет собой довольно грязную улицу, сплошь усеянную мелкими лавчонками. Лавчонки двухэтажные. Первый этаж отводится, как правило, под магазин, а на втором ютится семья хозяина. Тут и там попадаются портновские мастерские, вывески «мани ченджер» (меняльные лавки), ювелирные магазины. Нью-роуд до сих пор остается бойким в торговом отношении районом столицы.
И так по всему Бангкоку: современные проспекты сменяются захолустными кварталами, районы фешенебельных особняков трущобами, респектабельные здания жалкими лачугами. Вот каков он, «город ангелов»! «Младший брат Нью-Йорка и Сиднея», «крошечное дитя Пекина и Парижа»!
В столицу 33 королей
Наш видавший виды «Москвич», повизгивая колесами на крутых поворотах, резво катил по живописной дороге, ведущей от Бангкока на север. Позади скрылись последние строения города, исчезла духота, густо пропитанная парами бензина и всевозможными запахами тайской пищи, которую в Бангкоке нередко приготавливают прямо на улице. Оборвались крики торговцев, постепенно в ушах заглох присущий каждому азиатскому городу шум. Не стало мальчишек — продавцов газет, обступавших гурьбой машину, стоило только притормозить у светофора.
Мимо проплывали деревеньки, точнее, отдельно расположенные вдоль клонгов крестьянские соломенные хижины на деревянных сваях, оберегающих жилища от змей и ядовитых тварей, предохраняющих дома в случае наводнений. То тут, то там в лучах яркого солнца сверкнет вдруг яркая гладь прудов и водоемов, покрытых пушистыми коврами бледно-розовых лотосов. Мелькали расставленные по обочинам красочные щиты, сливаясь в сплошную многоцветную полосу. Покачивались пальмы — банановые, кокосовые, арековые, ротанговые, какие-то неведомые нам тропические растения. В неглубоких рыжих каналах неподвижно подремывали буйволы, а коричневые от солнца голые детишки резвились у них на спинах.
Выехали мы ранним утром, в тот час, когда двести пятьдесят тысяч монахов из более чем двадцати четырех тысяч таиландских монастырей отправляются в свой ежедневный поход за пищей. В тогах оранжевого цвета, бритоголовые — совсем еще мальчики, взрослые и старики — они с матерчатыми сумками на плечах идут в различных направлениях, по заранее намеченным маршрутам добывать себе пропитание на день. В этот же час из домов выходят люди, кто с пригоршней риса, кто с куском курицы. Дать пищу монаху считается благородным делом.
Буддийская монашеская община — сангха — насчитывает в Таиланде двести пятьдесят тысяч человек. Монахи делятся на постоянных и временных. Минимальный срок пребывания в монастыре с годами постепенно сокращался и достиг уже семи дней. Ни один мужчина не считается «полноценным», если не побывал в монахах. Он, например, не может вступить в брак. Все монахи обязаны соблюдать предписания Винаяпитаки («корзины устава»), или 253 правила поведения, из которых главными являются следующие: не убивать, не красть, не лгать, не употреблять спиртного, не дотрагиваться до денег, золотых и серебряных вещей, не сближаться с женщинами, не слушать музыку, не спать на кровати, возвышающейся над полом более чем на 32 дюйма, питаться только подаянием.
Распорядок дня во всех таиландских монастырях более или менее одинаков. Встают монахи очень рано, с восходом солнца, под дробь барабанов или под звон колокола, моют кельи, прибирают монастырские дворы, чистят зубы и умываются, фильтруют питьевую воду через марлю. Затем они облачаются в свои желто-оранжевые одежды: сабонг — нечто вроде юбки, чивару — нижнюю тогу, сангхати — верхнюю тогу, произносят молитвы и отправляются за подаянием. По возвращении в свои кельи монахи сбрасывают верхние одежды и первый раз принимают пищу. Перед полуднем они еще раз едят, после чего до следующего утра им разрешается только пить воду. Остальное время монахи проводят за пением сутр, изучают тексты из Типитаки, историю жизни Будды, монастырский устав, канон, согласно которому спасение можно найти лишь в преодолении страданий, выходе из круговорота бытия, достижении абсолютного конца, нирваны. Возможность же спасения лежит в затухании и прекращении всех желаний и страстей.
Такой суровый распорядок дня вовсе не изолирует монахов от общественной жизни. Буддизм в Таиланде представляет собой значительную политическую силу. Он религия государственная, а возглавляет буддийскую церковь страны сам король.
Проезжая маленькую деревушку, мы заметили служителя культа, который нес не традиционную котомку, а… судки. Да, судки. Зачем же смешивать в сумке разную еду, когда изобретена такая удобная посудина. Находчивый монах вначале рассматривал, что ему подают верующие, а уж затем приоткрывал крышку нужной кастрюльки.
Едем мы в Аютию, город, расположенный в восьмидесяти километрах от нынешней столицы Таиланда. Аютию нередко называют «Римом Юго-Восточной Азии».
Можно по этому поводу спорить, а можно оставить и так. Известно, однако, что в период, когда Аютия была столицей Сиама, именно здесь зародилось и достигло наивысшего расцвета тайское национальное искусство, появились первые мастера чеканки и резьбы по дереву. Именно в Аютии создавались и хранились во дворцах рукописи поэтов и драматургов, написанные на коре деревьев и на пальмовых листьях. Здесь некогда были собраны воедино легенды и мифы древнего Сиама. Город в свое время был застроен богатейшими дворцами, величественными храмами, прекрасными пагодами