.
Но не только этим славились времена Аютии. В тот период страна вела беспрерывные войны со своими соседями. С кхмерами — на востоке и с бирманцами — на западе. Аютия была также гнездом нескончаемых заговоров и коварных убийств, местом злостных интриг и фантастического разврата. Один таиландский историк сказал: «Ни в какие другие времена Сиам не достигал такого могущества и не падал так низко, как в период Аютии».
В отличие от Рима, возникновение которого связано с довольно неустойчивой легендой о детях Марса и Рен Сельвии — Ромуле и Реме, имя основателя Аютии известно доподлинно. Город был построен в 1350 году правителем княжества Утонг на месте слияния рек Менам и Пасак, там, где проходили в то время важные торговые пути. Аютия стала столицей нового государства Сиам, а тот, кто ее построил, объявил себя королем Рамой Тибоди Первым.
Более четырех веков город был центром государства. За четыреста семнадцать лет на троне королевского дворца сменились тридцать три монарха. При одних Сиам вел войны освободительные, при других — захватнические. Одни короли поощряли развитие искусств и культуры; другие, злодейски прикончив своих предшественников, проводили время в развлечениях и кутежах, растрачивая и разбазаривая накопленные до них национальные ценности.
…Час спустя наш «Москвич» въехал в центр Аютии. Мы поразились тому, что никаких следов прежней столицы не осталось и в помине. Обычный небольшой провинциальный городок. Узкие улицы, одноэтажные дома далеко не древней архитектуры, новые «заурядные» пагоды, новые «заурядные» храмы. Оказалось, что мы находимся в современной Аютии, а старый город, вернее, его останки — руины да развалины — лежат чуть в стороне.
Следуя примеру всех туристов, мы начали осмотр древней Аютии с единственно сохранившегося маленького храма, точнее, не сохранившегося, а выстроенного заново. Скинув при входе сандалии, мы переступили порог храма, удивившись громкому и непонятному шуму, который никак не вязался с нашим представлением о священных местах, где должна сохраняться тишина, да и говорить-то следует только шепотом. Шум стоял такой, будто где-то неподалеку одновременно работали сотни две ткацких станков. Но, как говорится, ларчик открывался просто. В глубине зала, у подножия большой статуи Будды, стояли на коленях человек пятнадцать и, непрерывно кланяясь, трясли в руках деревянные пеналы, наполненные палочками. Они постепенно наклоняли пеналы все ниже и ниже, чтобы одна или две палочки упали на пол. Каждая палочка в соответствии с номером, указанным на ней, предсказывала судьбу. Потрясти пеналом мог каждый желающий. Плати несколько монет, бери пенал в раскинутом тут же киоске с открытками и сувенирами и «работай» до тех пор, пока тебе не выпадет палочка со «счастливым» номером.
Кроме древнего храма да загона, обнесенного гигантскими тиковыми бревнами, врытыми в землю, где в старину монархи выбирали себе боевых слонов, по возможности белых, от древней Аютии почти ничего не осталось. Мертвая столица, мертвые руины, мертвые очертания былых улиц и некогда огромных богатейших дворцов и пагод. И лишь среди обломков, где-то в центре бывшей столицы Сиама, прямо под открытым небом вот уже более двухсот лет стоит, а точнее, полулежит, двадцатишестиметровый каменный Будда как страж старины, как немой свидетель страшной апрельской ночи 1767 года…
Аютияи роль отдельных личностей
Стоишь перед обгорелыми остатками Аютии, смотришь на груды битого кирпича, и оживают события того рокового часа, когда полчища бирманского правителя после длительной осады города ворвались в столицу Сиама.
Вспыхнуло пламя пожарищ, раздались предсмертные крики женщин и плач детей. Началась беспощадная резня. Огнем и мечом испепелена была Аютия, разрушена и уничтожена до основания. Все, что представляло хоть малейшую ценность, бирманцы разграбили и прихватили с собой. Многие уникальные произведения искусств и рукописи, среди которых, как утверждают, находились древние тайские версии индийского эпоса «Рамаяна» — «Рамакиан», погибли в пламени пожарищ. Тысячи и тысячи тайцев попали в плен, стотысячное население Аютии почти полностью было истреблено.
Говорят, одной из причин гибели города послужил запрет короля стрелять в ночное время из пушек, которые стояли на городской стене. Их грохот, мол, может разбудить его многочисленных жен и наложниц. Рим, следовательно, спасли вовремя загоготавшие гуси, а Аютию погубили разоспавшиеся королевские дамы.
Нестерпимо палило солнце, и мы, страдая от жары, заскочили в одну из забегаловок, раскиданных, словно грибы в удачный сезон, тут же специально для туристских толп.
Потягивая через соломинку ледяную кока-колу, мы незаметно разговорились с полнотелой тайкой, хозяйкой этого крошечного заведеньица. Вначале она поинтересовалась, из какой мы страны, нравится ли нам здесь… Одним словом, хозяйка задала нам традиционные вопросы, которые обычно обрушивают на иностранцев в любой стране мира. А несколько минут спустя она уже рассказывала историю о Черном принце, национальном герое периода Аютии.
…Во второй половине шестнадцатого века, когда Аютия в первый раз была захвачена бирманскими войсками, правитель Бирмы Байиннаун посадил на сиамский трон бывшего правителя провинции Писнулок. А его малолетнего сына Наресуана Байиннаун увез с собой в качестве заложника. Маленький Наресуан рос и воспитывался в королевском дворце вместе с будущим наследным принцем Бирмы Мин Чит Сва. Вместе они играли, вместе изучали различные науки и военное дело, а вскоре так подружились, что считали себя родными братьями. Шли годы. Байиннаун умер. Бирманский престол занял Нандабайин, отец Мин Чит Сва. Наресуан все острее тосковал по родине; в нем росла обида за свою страну, за свой народ, находившийся под игом Бирмы. Когда отец Наресуана тяжело заболел и стало ясно, что дни его сочтены, правитель Бирмы отпустил Наресуана в Сиам, где в то время назревали уже народные волнения против иностранного гнёта. На прощание наследный принц Мин Чит Сва подарил Наресуану инкрустированный золотом меч, рукоять которого была сплошь усыпана драгоценными камнями.
Наресуан возглавил восставший Сиам. За храбрость и бесстрашие его прозвали Черным принцем. Он собрал огромную армию и погнал захватчиков вон из страны. В ходе генерального сражения двух армий под Нонгсарай боевой слон Черного принца внезапно вырвался вперед и стремительно понесся в самую гущу неприятельских войск, и вскоре Наресуан, расчищая себе путь подаренным ему золотым мечом, приблизился к наследному принцу Мин Чит Сва, который стоял во главе бирманской армии. Черный принц вызвал его на поединок. Хотя на занятиях по военному искусству во дворце Байиннауна Наресуан всегда был сильнее своего названого брата как в фехтовании на мечах, так и в рукопашной борьбе, королевская честь тем не менее не позволила наследнику престола Бирмы отклонить вызов. Солдаты расступились, освободив пространство для боя. Первым по жребию нанес удар бирманец. Однако ловкость и быстрота спасли Черного принца от неминуемой гибели. Ответный удар его был точен и неотразим. Предводитель войск Бирмы рухнул обезглавленный со своего боевого слона к ногам победителя. Так был решен исход сражения под Нонгсарай. Аютия после двадцати лет чужеземного господства вновь стала столицей независимого государства.
Хозяйка забегаловки окончила рассказ и, как бы подводя итог сказанному, задумчиво произнесла:
— Вот какой был герой! Настоящий герой! А когда случилось это, — она показала на развалины, — такого героя не нашлось.
— Дело, наверное, не только в Черном принце? Не так ли?
— В общем-то правильно. Один он, конечно, не смог бы. Но главное, что он сумел повести за собой народ. Тогда народ и превратился в огромную силу. Вы уже, наверное, слышали, — продолжала она, — о том, что Аютия якобы погибла из-за запрета короля стрелять из пушек на городской стене. Что касается лично меня, то я в это не верю. Просто тогда не нашлось настоящего героя, не нашлось умного человека, способного встать во главе борьбы.
Поговорив еще немного о «роли личности в истории», мы распрощались с хозяйкой и вышли на улицу, снова оказавшись во власти нещадно палящего солнца. Правда, пока мы утоляли жажду да слушали историю Черного принца, прошел обильный короткий тропический ливень. На температуре воздуха он, к сожалению, нисколько не отразился. Просто усилилась и без того сильная влажность. Наша одежда в одно мгновение стала сырой, будто нас протащили через мойку для автомобилей.
Побродили еще немного по развалинам. Дабы отделаться от назойливых ребятишек, которые с криком «Плиз, файв бат» — «Пожалуйста, пять бат», протягивали статуэтки, «найденные при раскопках», мы купили несколько миниатюрных бронзовых фигурок Будды. Маленькие торговцы со своим «Плиз, файв бат» мгновенно переключились на другую группу иностранцев.
— Вот он, твой белый слон, — неожиданно произнес мой коллега Виктор, протягивая на ладони позеленевшего от времени маленького бронзового Будду.
Я не сразу понял, что он хотел этим сказать.
Дело в том, что согласно преданиям, приводимым в буддийской литературе, тот, кто впоследствии стал Буддой, пережил свыше пятисот перевоплощений. Он был шудрой (самое низкое сословие в древней Индии) и царем, пастухом и раджой, погонщиком слонов и отшельником, каменщиком, танцовщиком, резчиком, брахманом… Для последнего перерождения грядущий Будда избрал семью правителя шакьев. Произошло это более двух с половиной тысяч лет назад. Однажды жена правителя Майя увидела во сне, как ей в бок вошел белый слон (!). Через положенное время Майя родила сына, которого назвали Сиддхартхой, что означает «выполнивший свое назначение». Сидя как-то на берегу Ниранджаны под деревом бодхи, Сиддхартха за одну ночь путем внезапного озарения, после длительного и глубокого созерцания постиг сущность бытия и открыл путь к спасению. Познав таким образом «четыре благородные истины», Сиддхартха стал Буддой.