У нее возникал спонтанный интерес ко всему, что касалось сложности. Потому и появилась Ойке – частичный аспект прежней Плавтины: ее почти интуитивное, мгновенное понимание биотопов, ее невиданный талант к изучению жизни. И от этой земной части Плавтины в результате удивительного перевертыша произошла она сама. Был ли в ее жизни период, когда она не интересовалась такими явлениями? И откуда в ней взялась эта склонность?
Такой она родилась – ответственной с самого начала: точкой сосредоточения множества событийных картин, исследовательских программ, разного рода манипуляций. Все это сходилось и проходило через нее, вплоть до полного искажения самого легендарного механизма прогресса, который только создавало Человечество и который – по ее вине, единственно по ее вине, – превратился в средство уничтожения. Совершенно не по своей воле – хотя это ничего не меняло, – она оказалась в лагере убийц.
Дрожа, она снова протянула разум к системе, активировала датчики и камеры и принялась искать саму себя по всей Схоле. В конце концов она нашла автомат Плавтину сидящей в маленькой лаборатории в компании Флавии.
Она помедлила секунду, прежде чем признать эту прежнюю версию себя, пародию на человека, далекую от своего нынешнего воплощения.
Человечество… В голове у нее по ассоциации возникла идея. Как же она глупа, что не подумала об этом раньше! Она оторвалась от наблюдения, отскочила от стола Октавия. Есть кое-что поважнее. Какова точная дата? Может ли она изменить что-то в будущем? Может ли предупредить людей?
– Нет, – шепнул Анаксимандр.
– Но это необходимо! – закричала она, потеряв всякую осторожность.
– Мы этого не желаем. А теперь возвращайтесь.
Проигнорировав приказ, Плавтина побежала к выходу. Нужно найти кого-то и рассказать ему. Она должна найти человека, хотя бы одного, не важно кого. Она надавила за ручку двери. Скорее! Ее время сочтено. Ее тело и разум уже принялись дрожать, снова распадаясь под влиянием таинственной силы монадического модулятора. За дверью – сотрудники, и без всякого сомнения, ее крик их насторожил. Плавтина с ними поговорит, даже если это автоматы, даже если…
Но нет. Мир превратился в ничто, а потом перестроился.
– Очнитесь!
Крик Аттика ввинтился ей в барабанные перепонки. Он грубо ее встряхнул и силой поставил на ноги. Плавтина покачнулась.
– Что произошло? Плавтина, отвечайте! У нас уже нет времени!
Она оттолкнула его, потрясла головой, приходя в себя. Ни следа Анаксимандра. Она попыталась сделать шаг и едва не упала снова. От странного воздействия, которому ее подверг модулятор, у нее внутри все перевернулось. Внутреннее ухо теперь ощущало всё наоборот. Она еле удержалась от того, чтобы просто улечься на землю.
– Что произошло? – повторил Аттик. – На долю секунды вы просто исчезли!
– На… долю секунды?
Плавтина еще чувствовала себя оглушенной и шокированной тем, что только что пережила. Она хотела опереться на плечо Аттика, но жуткая боль пронзила ее плечо. Плавтина с подозрением оглядела руку. Просто потянула мышцу, только и всего. Разве она могла на самом деле ударить Октавия, который жил три тысячелетия назад? Лучше не задавать себе такие вопросы и тщательно скрыть все, что она узнала в своем путешествии по времени. Она провела по лицу ладонью здоровой руки и повернулась к деймону, все еще скрытому в темноте.
– Ладно, отпустите меня. Передайте Отону, что он может начинать маневр.
– Я думаю, нам лучше немного отойти. Я не знаю, какое воздействие монадический модулятор оказывает вблизи.
– Вам совсем не понравится, – ответила она.
Область левого борта внезапно затопило потоком излучения. Всего в нескольких десятках тысяч километров одновременно материализовались три ледяных Корабля.
В реальном мире Эврибиад, не удержавшись, повернул голову налево. Это не имело смысла здесь, в ожившем сне Корабля, где ощущались гравитационные волны, бьющие в корпус, – пространство скручивалось, и это кручение распространялось, как волна на поверхности спокойного моря. Эврибиад заставил себя открыть глаза, поднял голову, встретил взгляд своих лейтенантов, находившихся, как и он сам, в пункте связи казармы эпибатов. Они обменялись оскаленными гримасами, готовые дорого продать свою жизнь. Бой начинался.
Взаимодействие между различными частями Корабля теперь проходило гладко. Отон указал Фотиде и Эврибиаду, что у них – полная свобода действий. В центре управления, сокрытом в глубине Корабля, Фотида решила изменить его траекторию, чтобы продемонстрировать варварам только корму и таким образом сузить их пространство для маневра. Эврибиад же со своей стороны одним быстрым движением оказался на носу, у систем наступательного оружия. Его душа с помощью магии онейротрона проникла туда, потянув за собой всё войско. Бестелесными призраками они завладели ракетными батареями, переориентировали их и вывели из металлических люков. Умные машины отвечали им, будто животные, – глубинные акулы, которым не терпится порвать свою жертву.
Никакой ненужной храбрости, – прозвучал низкий и смертельно серьезный голос Отона. Мы ждем сигнал от Аттика. Не дайте нам погибнуть.
Холод космоса покалывал восприятие Эврибиада, пока он на полной скорости летел над тысячами выстроенных в ряд ракет, готовых совершить путешествие в один конец. Он ощущал их ярость, их желание преследовать и убивать. Скоро его собственные солдаты вольют собственное сознание в примитивные системы управления этих истребителей и блокируют рефлекс, запрещающий убивать. Враг этого не ждет, даже после первого поражения, что нанесли ему людопсы. И так будет разыграна их последняя карта.
Сейчас ледяные Корабли полагали, что единственные здесь могут убивать. И у них было численное преимущество. Один за другим они корректировали курс и ускоряли скорость. Детекторы «Транзитории» предупредили о синхронном выбросе энергии. Враг хотел молниеносной битвы. Однако составное сознание снова пронзило дрожью, когда по левому борту появился дополнительный отряд. Если план Плавтины провалится, они погибнут.
Эврибиад набрал воздуха в легкие и медленно выдохнул, чтобы успокоиться. Потом дал приказ к запуску. Облако ракет с антиматерией ринулось к варварам, летящим на них с полной уверенностью в неравенстве действующих сил, с мечтой о победе, которую можно просто сорвать, как цветок на обочине дороги. Эврибиад вернет их к реальности.
– Там, – выдохнула Фотида, – Корабль Урбса!
Эврибиад всмотрелся во вражеские ряды и сосредоточил взгляд на крошечной точке, которая, казалось, не торопилась вступить в битву. На вкус ее излучение отличалось от излучения остальных Кораблей, хотя трудно было сказать, чем именно. Пикантнее, чище, без шлака, характерного для варварских моторов.
– Это Виний! – воскликнул Рутилий. – Узнаю состав его шлейфа.
– Виний! – зарычал Отон. – Вот его я задушил бы собственными руками!
– У вас не будет такой возможности, – ответила Фотида. – Аттик дал зеленый свет.
Эврибиад задался вопросом, что значит «зеленый свет». С этого момента их бегство займет несколько секунд. Он пожалел о приказе стрелять, который успел отдать. Стальная стая летела по направлению к сопернику, который стал еще ближе, минуя плотную цепь контрмер и ловушек. Его эпибаты, которым помогали боевые ноэмы ракет, проигнорировали эти грубые уловки. Они разорвали защитную цепь и, глотая пространство, помчались за своими жертвами. Эврибиад дал им приказ – и много раз его повторил – стереть ментальное содержимое ракет, уничтожить их собственное сознание. Лишенные смысла и размышления, и в особенности – Уз, которые мешали им убивать, они продолжали свой путь в направлении противников, находившихся ближе всего.
Мир запылал и скрутился вокруг Эврибиада. Началось мгновенное перемещение. Пока его разум был отделен от него самого и от мира, а его тело, казалось, распадается из-за перемещения, последними крохами восприятия, что ему оставались, Эврибиад осознал – о, что за бойня, что за победа! – что многие истребители попали в цель. Его боевые псы взревели от радости.
Спускаясь по лестнице, Аттик тащил Плавтину за собой с такой силой, что она едва касалась ногами ступенек. Вокруг них воздух наполнялся дрожью. Все искажалось, менялось, качалось – и пол, и стены, – как снаружи, так и внутри их тел.
Плавтина, задыхаясь, молилась, чтобы Анаксимандр сдержал свое молчаливое обещание. Она заплатила удивительную цену, чтобы он пришел ей на помощь, – ценой, сказала она себе в момент отчаянной ясности ума, стала ее собственная невинность. Знал ли он с самого начала, что именно она найдет, отправившись в мир, где жила в первый раз, до Гекатомбы? Хотел ли незаметно преподать ей урок? Или расставлял собственные фигуры на доске – так незаметно и с такой хирургической точностью, что она никогда не рассматривала его как игрока в этой странной космической партии, где ей досталась роль наблюдателя? Нога ее соскользнула со ступеньки, Плавтина потеряла равновесие и упала. Деймон подхватил ее на лету, вздернул в воздух, точно ребенка, и потянул за руку, не останавливая бега. Дрожь конструкции все усиливалась, становилась невыносимой. Аттик перепрыгнул через последние ступеньки, но под весом Плавтины споткнулся и вместе с ней растянулся на земле. Но тут же вскочил, зарычав от напряжения, снова поднял ее и пустился со всей силы бежать к станции, где их ждал поезд. Плавтина, которую он закинул себе на плечо, будто мешок, смотрела, не веря своим глазам, как собор монадического модулятора идет волнами и складывается, словно карточный домик, под порывом ветра. Каждый измученный клочок мира вокруг них вставал дыбом. Волна чистого преображения прошла сквозь них, и Плавтина ощутила ее неизведанную невозможность, то, как она нарушает все онтологические законы. Такого явления, как мгновенное перемещение, никогда не должно было существовать, подумала она.