Почти ничего – куда меньше взмаха крылышек мухи с изначальной планеты. Намек на мелодию, почти красивую в своем странном отсутствии ритма. Неоспоримое свидетельство потока нейтрино искусственного происхождения, возникшего при использовании криокамеры.
Теперь все ясно. Плавтине не избежать судьбы, которую задолго до этого момента ей начертило существо, одержимое манией величия. Ойке сделала так, чтобы Плавтине поэтапно открывались доказательства, хранимые в ее прошлом. Может, в этом весь смысл ее воскресения.
Но все это бесполезно. Если нет свободы, понимание не поможет ни исправить прошлое, ни изменить будущее.
Плавтина открыла глаза и попыталась вздохнуть. Но у нее не вышло, потому что легкие были наполнены соленой водой.
За бортом не было гравитации. Сперва эпибаты неуверенно теснились у отверстия, затянутые в защитные комбинезоны и обутые в ботинки с адгезивной подошвой. Эврибиад несколькими минутами раньше отреагировал совершенно так же и вцепился, словно щенок, в сопровождающего его деймона. Вот тебе и геройская репутация. Ни от кого нельзя требовать невозможного – и уж точно нельзя ожидать, что сердце не наполнится страхом от такого зрелища. В трех из четырех направлений бесконечно растягивалась внешняя поверхность корабля – абсурдная, невозможная страна с чуждой и тревожащей топологией. Здесь, в космическом вакууме, Эврибиад никак не мог нащупать границы, пока не достиг линии схода корабельного корпуса. Она уходила где-то на три километра в «высоту», но расстояние до кормы и носа было неизмеримо большим. И все-таки они не были бы так дезориентированы, если бы металлическая масса заостренной формы, размерами больше любой горы, не поднялась и не закрыла всякий обзор со стороны нижней части «Транзитории». Корабль Лакия – монолитный, почти улегшийся на бок, частично заслонял им небо – блок темноты, огромный летучий гроб с боками, испещренными тысячей ран. Стальные обломки парили вокруг, следуя за сцепившимися Кораблями в их падении на ближайшую планету.
Между ними и этой огромной скалой металлический пол был весь разорван и перевернут. Сталь, сперва расплавленная, а после замороженная – будто ледяное море, застывшее в причудливых формах, открывало им стихийные скопления осколков и трещин, зазубренных кратеров и выступов.
Им придется пройти по этой хаотичной поверхности. Эврибиад повернулся к своей стае. Людопсы, которые столпились у него за спиной, выглядели спокойными, но он угадал их страх за прозрачными визорами шлемов по сощуренным глазам и сжатым зубам.
– Пойдемте, научим этих космических гигантов стучаться перед тем, как войти.
Их вымученный смех с минуту потрескивал в канале связи, а потом их вновь поглотила удушающая тишина космоса. Эврибиад запретил использовать передатчики, и в этой пустоте их не сопровождал даже звук собственных шагов.
Силы, пробужденные столкновением, превратили в лохмотья чешую защитной оболочки, так что в зияющих дырах, где гравитация будто сошла с ума, обнажились целые этажи, открывшись космическому вакууму. Людопсы пристегнулись друг к другу, и автоматы прошли вперед. Они обладали будто шестым чувством и всегда знали, куда ставить ногу. Дошагав почти до самого корпуса Лакия, деймоны отыскали точку, где броня смялась внутрь, образовав что-то вроде пологого склона. Прежде чем начать по нему спускаться, Эврибиад бросил последний взгляд на небо этой сказочной страны. Далеко впереди по носу – сине-зеленая планета: мирное обещание, смертельная угроза. Скоро при вхождении в атмосферу все, что не защищено толстой оболочкой, обратится в дым.
Они пересекли корпус и оказались в огромном круглом колодце метров десяти в диаметре – бывший коридор или шахта лифта. В зависимости от того, где они шли, сила тяжести меняла направление, и часто выходило, что, переходя из одного зала в другой, они идут вниз головой, если сравнить с положением, которое они занимали всего несколькими метрами раньше. От биолюминесцентных микроорганизмов, которых Корабль выпускал в случае серьезной аварии и которых ничто – и даже вакуум – казалось, не способно убить, исходило остаточное освещение. Под этим красноватым светом искривленные силуэты разбитого оборудования принимали причудливый вид. Порой путь стае перегораживали металлические стержни, изогнутые под множеством углов, словно ползущие змеи, так и замершие в движении – свидетели отчаянной попытки составного сознания предотвратить с помощью манипуляторов силы тяжести разрушение целой секции Корабля. Пройдя семьдесят метров, они наткнулись на крутую насыпь из раздавленных листов железа, истекающую органической на вид жидкостью. Цилиндрический коридор тут разломился надвое, и следующая его секция уходила вверх по отношению к той части, по которой они шагали вплоть до этой минуты. Эврибиад с двумя своими эпибатами отправился на разведку. Пришлось карабкаться вверх. На секунду он задумался, почему не отправил вперед себя автомата, но затем отогнал эту идею. Кибернет всегда держится на носу корабля.
Добравшись до вершины, он перегнулся через стену и увидел их: три фигуры в полутьме.
Он сделал знак ладонью, и два ветерана подтянулись на стену рядом. В вакууме шума можно не бояться. Но кто может знать, какими органами чувств обладают эти существа? Эврибиад определил двоих из них как боевых эргатов. А третий… Он, кажется, твердо решил не поддаваться никакому описанию: странное собрание деталей из темного металла, поглощающих всякий свет. Части, кажется, были перемешаны в произвольном порядке: смертоносные острия и жестоко изогнутые лезвия, поршни, крюки и пилы, а чтобы приводить их в действие – сложные механизмы. Обычные правила симметрии, которые распространялись и на артефакты эпантропического пространства, его не касались. Ничего, что походило бы на ноги, туловище или голову, или было бы наделено хотя бы смутным сходством с общей анатомией автоматов и биологических созданий. А может, эта странная машинерия – искусственные доспехи, за которыми прячется живое тело? Невозможно сказать точно.
Склонившись к полу, это существо настраивало какой-то маленький и сложный аппарат. Нельзя было терять времени. Кибернет забрался на стену, уселся на корточки, сорвал с плеча ружье и прицелился в это странное создание, занятое своим делом. Эпибаты последовали его примеру. Положение его было не слишком устойчивым, однако он держал свою жертву на мушке.
Существо распрямилось – плавным, почти мгновенным движением, таким быстрым, что Эврибиад не успел скорректировать прицел.
Они оценивающе глядели друг на друга. Эврибиад не заметил ничего даже отдаленно похожего на глаза. Но в остальном – присутствие, контакт, инстинктивное, подсознательное узнавание – все создавало впечатление, что кибернет оказался лицом к лицу с активным, свободным и волевым сознанием. В то же время все его инстинкты возопили, что он никогда не сможет понять организм, настолько отличный от него, с мотивами, подчиняющимися качественно иной логике. Какими бы странными ни были существа, которых он встречал в своем путешествии, Эврибиад никогда не сталкивался с чем-то, что не происходило бы – пусть и косвенно – от изначальной системы, горнила, из которого вышли и псы, и люди, и автоматы – и рыбы, и птицы. Теперь он застыл на месте.
Потом все стало происходить очень быстро. Варвар прыгнул в глубь тоннеля, а механические пауки устремились вперед, прикрывая его своими телами. Раздался выстрел, но пуля поразила лишь стальной панцирь эргата, который покачнулся от удара. Эврибиад промахнулся – но, если повезет, его противник не успеет выполнить задание. Кибернет торопливо отбросил ружье и принялся карабкаться.
Беззвучный взрыв заполнил тоннель, разметав повсюду языки пламени. Инстинктивным движением Эврибиад отпрянул и поскользнулся на краю стены. Один из эпибатов удержал его за руку. Повиснув в его хватке, Эврибиад вывихнул плечо. Он вскрикнул, дернулся, и солдат потерял опору. Они скатились вниз вдвоем, преследуемые пламенем, и ударились об пол. Весь мир превратился в боль на несколько секунд – времени достаточного, чтобы понять: он лежит на солдате, смягчившем его падение. Эврибиад соскользнул на пол. Стекло в его шлеме осталось целым. Он не пострадал, если не считать плеча. Он поднял голову, осмотрел своего товарища – тот погиб, сломав шею. Второй эпибат лежал чуть дальше, и верх его комбинезона обуглился. Еще двое не увидят моря в этой жизни. Эврибиад помолился, чтобы их души не заблудились в пути. Он вздохнул, пасть его с горечью скривилась. Он обратился к ближайшему из деймонов:
– Доложите Рутилию, что врага мы упустили.
Глаза автомата затуманились на долю секунды.
– С вами говорит Рутилий, – ответил его собеседник. – Вы встретились с биологическим агентом?
– Думаю, да. Он взорвал бомбу, чтобы от нас оторваться. Не думаю, что у него было время совершить то, зачем он пришел.
– Я больше ничего не могу сделать, чтобы остановить его. По крайней мере, теперь мы знаем, в какой зоне Корабля он находится.
– Я отправляюсь за ним.
– Нет времени! Поворачивайте в сквозной коридор и бегите к корме. Я покину эту секцию Корабля. Наш незваный гость и его собратья, если он не один, будут от нас отрезаны.
– Что…
– Даже если мы переживем эту часть путешествия, приземлимся в разных местах. Удачи, Эврибиад.
Рутилий исчез, а деймон пришел в себя и растерянно поглядел на Эврибиада, а потом принялся бежать в ту сторону, откуда они пришли. Один жест кибернета – и за ним последовала вся стая. Рутилий формально не выйдет из подчинения Узам, если перестанет использовать манипуляторы силы тяжести, чтобы одна часть Корабля отделилась от другой. В конце концов, незваного гостя при входе в атмосферу по-прежнему будет защищать оболочка корабля, и его шансы на выживание будут ненамного ниже, чем их собственные.
Два солдата подхватили Эврибиада под мышки и подняли с пола. Это бесцеремонное движение потревожило раненое плечо кибернета, и он заскулил от боли, пока они тащили его вперед.