В то же самое время в Петербурге бригада французских строителей сооружала Троицкий мост через Неву. Мосты Троицкий и Александра III похожи и по конструкции, и особенно по отделке: фонари, освещающие и украшающие оба моста, напоминают капризного силуэта канделябры, окружённые амурами и морскими чудищами. Все они выполнены по рисункам французского скульптора Гокика в его мастерской..
Но если Троицкий мост перекинут в самом широком месте Невы (длина моста — километр), то мост Александра III — наоборот, в самом узком месте Сены. Он — однопролётный, поскольку в этом узком месте (и очень близко к Мосту Инвалидов) река образует ещё и колено. Кроме того, перед строителями стояла задача не заслонить вид с одного берега на другой, чтобы Дворец Инвалидов был виден с Елисейских полей, поэтому мост — почти плоский.
Этот первый в Париже цельнометаллический мост построен по проекту инженеров Резаля и Дабли. Строительство было закончено в 1900 году, как раз к открытию Всемирной выставки.
Четыре тяжеловесных столпа-пилона по углам моста — вот что резко отличает его от Троицкого моста в Петербурге. Но короткий и плоский мост конструктивно нуждается в них: пилоны прижимают его к земле, являясь противовесами. На пилонах — золочёные скульптуры. Динамичность и капризность их силуэтов как бы повторяют резкую стремительность бронзовой квадриги над угловым порталом Большого дворца (скульптор Ресипон). Квадрига эта подчиняет себе скульптуру всего ансамбля, все статуи на мосту и на Малом дворце. И кажется поэтому, что весь ансамбль летит наискось, куда-то через Сену и вверх…
Предпоследний в дурацком столетье уже начинается год.
И на крыше Большого Дворца
как кривую зеленую птицу,
Над скруглённым углом
и над серой рекой,
изготовясь на взлёт,
Взбеленил на дыбы Аполлон
эту бронзовую колесницу,
Раззолоченный купол среди фонарей Аполлону не снится,
Над парижскими острыми кровлями он начинает полёт,
И прожектор за ним
белый след в направлении Аустерлица
Прорывает тоннелем сквозь ночь,
как огромный взбесившийся крот;
Аквилон над мостом Александра январские листья несёт
И вдогонку за ними какие-то узкие, талые лица
Мимо бледных тройных фонарей пробегают, боясь опалиться,
А за ними, как шлейф, над водой
лезет запах гниющих болот.
Так сквозь строй фонарей этот мост
к бонапартову гробу ведёт,
И на тучи отброшена тенью кривая зелёная птица…
Может солнцу удастся хоть утром
сюда сквозь туманы пробиться,
Чтоб четыре коня не казались орлом,
что столетья клюёт…
На замковых точках дуги моста с западной стороны нимфы Сены держат герб Парижа, а с восточний — нимфы Невы держат герб России (оба барельефа работы того же Ресипона).
На парапетах у подножий пилонов четыре скульптурных группы — духи вод с раковинами и рыбами.
Мост соединяет два огромных, хотя и несоединимых по стилю архитектурных ансамбля, между которыми не только пролегла неширокая в этом месте Сена, но и два столетия со всей пестротой исторических событий и сменами множества стилей…
Между 1897 и 1900 годами всё к той же всемирной выставке были построены два гигантских выставочных павильона — Большой и Малый дворцы. Оба по проекту архитектора Шарля Жиро.
Малый дворец был предназначен для ретроспективной экспозиции по истории французского искусства.
Увлечение строительством из металла, ничем не прикрытого, а наоборот полемически выставленного на обозрение (Павильоны "Чрева Парижа", Эйфелева башня и несколько мостов) быстро прошло. И хотя металл в строительстве обоих дворцов использован весьма широко, он теперь уже нигде не торчит наружу. Он тут не архитектурный принцип, а только строительная техника. В этом смысле Жиро как бы заключает мирный договор с неоклассицизмом. Да и грандиозный фасад Малого дворца с его ионическим портиком никого не эпатирует, однако над ним — характерный для модерна стеклянный купол-фонарь, освещающий внутренность здания. Он же — композиционный центр всей постройки.
По сторонам главного входа массивные скульптуры времен года и Сены с её притоками (скульпторы Конве и Ферре). По всему фасаду над высокими окнами тянутся барельефы. Мифологические мотивы, перемешанные с символикой Парижа, видны на фасадах, выходящих в парк и на Елисейские Поля.
Большой дворец, построенный одновременно тем же Жиро в соавторстве с Тома и Дегланом, по главному фасаду схож с неоклассическим Малым, но Большой зал невероятных размеров с многогранным вытянутым куполом-фонарём из стекла и металла резко говорит о начале нового века. Столь же ново выглядели для своего времени мозаичные фризы за колоннадой, выполненные из цветного стекла.
Сам по себе стиль модерн начался в Париже, и вскоре сменил по всей Европе надоевшую всем безликую эклектику.
Причин к тому, чтобы стиль этот сложился, было множество, как социальных (к примеру, дети нуворишей, получившие образование, уже не мирились с безвкусием отцов), так и технических: появление новых строительных материалов. Да и наконец были причины уже чисто художественные. Никак не случайно характер и доминирующие линии орнаментов в архитектуре модерна напоминают скорее всего о характере орнаментики Тулуз-Лотрека, да и вообще о его живописи. Вполне понятно, что архитектура, зачастую включающая в себя и живопись и скульптуру, никак не могла бы проигнорировать ни "Новое искусство" во Франции, ни Бёклина в Швейцарии ни прерафаэлитов или Бердслея в Англии, ни Врубеля или "Мир искусства" в России…
Все эти течения — по сути варианты одной и той же символистской концепции искусства с её отчасти декадансом, отчасти неоромантизмом. Метерлинк, Ибсен, Георге, Рильке, Малларме, Ростан, Пруст, Суинберн, Росетти, Блок, Мачадо — вот, почти наугад, первые пришедшие мне на память имена в литературах разных стран Европы, определившие, в значительной мере, вкусы художников, скульпторов, а вслед за ними, и архитекторов.
Влияние мощного литературного потока определило не только мотивы отделки тех или иных зданий, но и сами настроения, вдохновлявшие архитекторов. Не говоря уже о том, что крупнейшие художники часто принимали прямое участие в создании построек модерна. Можно упомянуть мозаичные панно Врубеля на московском "Метрополе" (на сюжеты из Э. Ростана), "Дом-сказку" в Петербурге с мозаиками того же Врубеля, французских скульпторов Фремие и Далю, участвовавших в создании моста Александра III в Париже, и опять-таки плакаты и афиши того же Тулуз-Лотрека, неотделимые не только от капризных афишных тумб тех лет, но и от всей физиономии города.
В Париже модерн развивался особенно бурно, потому что начиная с 1878 года тут регулярно проходили всемирные выставки, потребовавшие немалого строительства. Особенно много дали для облика Парижа вторая и третья из них.
1889 год показал, что металл сам по себе может служить материалом для произведения архитекторского искусства, о чём и призвана была свидетельствовать Эйфелева башня.
1900 год дал такие неотделимые теперь от привычного парижского пейзажа здания, как Большой и Малый дворцы, тот же мост Александра Третьего и вокзал Орсэ, построенный в 1897 г.
Вокзал этот носит имя парижского прево, жившего в нач. XVIII в. Шарля Буше д Орсэ, построившего набережную на большой части левого берега.
В 1896 г. Компания Орлеанской железной дороги заказала архитектору В. Лалу новый вокзал, чтобы обслуживать толпы пассажиров, ожидавшихся во время выставки 1900 г. (на фасаде можно видеть вензель компании — буквы P.O. - и надпись "Париж — Орлеан", а также статуи, олицетворяющие основные города, в которые ходили поезда с этого вокзала: Бордо, Тулузу Нант…).
Вокзал был построен так, чтобы при ограниченной площади он имел двойное количество платформ. Достигнуто было это тем, что поезда прибывали и отправлялись с двух этажей. Однако снаружи не видно, что вокзал — двухэтажный: тяжелые стены облегчены гигантскими застеклёнными арками, охватывающими оба этажа.
Однажды паровоз, сошедший с рельс на втором этаже, пробил окно и повис над набережной (фотография есть в экспозиции музея).
Но прекрасное здание служило недолго — уже в 1939 году вокзал был заброшен, потому что короткие платформы его не могли принимать поездов, ставших к тому времени значительно длиннее.
Только в 1986 году, после реставрации здания и внутренних капитальных переделок, вокзал был превращён в музей искусства XIX века. Само здание, младший современник большинства художников, выставленных в музее, дополняет экспозицию, создавая в буквальном смысле подлинное окружение для картин и статуй.
° ° °
Gare d'Orsay.
Когда туман к воде сползает постепенно,
И облака сидят на креслах площадей,
Я в городе сыром завидую Гогену -
Нездешности его деревьев и людей.
…Сухой чертополох танцует на бумагах,
В редакциях газет — машинок чёрный лом,
А в серых зеркалах, в пустых универмагах
Красавица ольха смеётся над тряпьём.
И небо чёрное над набережной встало
Всё в белых искорках, как старое кино,
И на экран ползёт видение вокзала
Где паровоз летит в стеклянное окно.
Всё на места свои вернётся непременно.
И утки на воде — как тапочки Дега…
Шуршит буксир Марке над розоватой Сеной.
И тихо. И рассвет. И тают берега.
Особенно хорошо музей Орсэ выглядит с противоположного берега Сены.
Рядом с музеем находится Павильон Почётного Легиона.
-
Всемирные выставки определяли и масштабы, и в какой-то мере художественную сторону строительства. Несомненно, что они повлияли на создававшийся стиль архитектуры. Здания разных выставочных павильонов, а за ними и концертных залов, огромных универмагов и вокзалов, словом все постройки, должны были отличаться прежде всего размахом, масштабностью, которая соответствовала бы размаху самих выставок.
Необходимость максимальной освещённости гигантских помещений вызвала к жизни постройки, в которых главную роль играли стекло и неизбежный спутник его — металл. Выдающийся образец архитектуры такого рода — здание магазина Самаритэн с его стеклянным фасадом и искуснейшим "внутренним" куполом (арх. Франц Журден). Вскоре появились построенные по тому же принципу многоэтажные магазины в Берлине, Лондоне, Мадриде, Петербурге, Москве и в большинстве других крупных городов Европы. Стиль всё более определялся, становясь явлением общеевропейским.