Беа потребовалась вся выдержка, чтобы не обнять девочку.
– Она ответила мне, извинилась, но сказала, что не хочет со мной видеться, и точка. Но вложила свою фотографию. Хотите посмотреть?
– Конечно, – ответила Беа, представляя себя – в пятнадцать лет, не меньше – получившей подобный ответ от Вероники. Каким, наверное, разочарованием – крушением надежд – это стало для Мэдди.
Девочка протянула ей снимок. Лицо женщины показалась Беа жестким.
– Я тоже приемный ребенок, – призналась она. – И главная причина моего пребывания в Бутбей-Харборе – встреча с биологической матерью.
Мэдди раскрыла рот от изумления.
– Серьезно? Что же случилось?
– Ну, она, похоже, чудесный человек, но я просто не знаю, каково ее место в моей жизни. Мы встречались дважды, она ответила на самые важные для меня вопросы… и на все другие… а теперь я даже не представляю, как дальше развивать наши отношения. Думаю, я отступилась от нее.
– А я совсем не могу наладить отношения. Не представляю, как можно не желать присутствия в своей жизни родной матери, особенно если она милая. Тебе так повезло.
Беа сжала руку Мэдди.
– Но раз вы все еще в городе, – проговорила Мэдди, – может, эта цитата подходит и вам.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вы же потерпели своего рода поражение от себя… в смысле, из-за своей неуверенности. Но вы все еще здесь. Вы же не вернулись домой.
Беа улыбнулась.
– Пожалуй, ты в чем-то права. Ставлю тебе пять с плюсом, – добавила она, и Мэдди расцвела. – Ты читала дальше? Что данная цитата, которую ты очень хорошо поняла, означает в книге, по-настоящему интересно. Печально, но интересно.
– Я одолела только две страницы. Насчет подробностей о том городке? Такая нудятина.
– Ну, эти подробности помогают понять, какой была жизнь во времена описываемых в книге событий. Вот так же ты могла бы обрисовать сегодняшнюю жизнь в Мэне человеку через сто лет.
– И какой же она была тогда?
Беа коротко дала Мэдди представление о тридцатых годах двадцатого века, о депрессии, о расовых отношениях на Юге.
– Затем появляется Аттикус Финч, очень честный, благородный адвокат, вдовец с двумя маленькими детьми, который берется защищать афроамериканца, обвиняемого в изнасиловании белой женщины. Прежде всего, никто не считает, что чернокожий мужчина вообще заслуживает суда. Они просто уверены, что он виновен и его следует повесить. Аттикус понимает, что присяжные не поверят его слову против слова той женщины.
– Так… вот что означает эта цитата – адвокат знает, что проиграет, но все равно защищает того парня?
Беа кивнула.
– И выступает против гнездящегося в городе многочисленного зла. В конце концов благодаря ему у многих людей открываются глаза. Но главное, он учит своих детей чему-то очень, очень важному.
– Чему?
– Я хочу, чтобы ты сама это выяснила, – сказала Беа. – Знаешь, поскольку мы здесь с тобой одни, я закрою дверь и прочту тебе первую главу. Когда придешь сегодня вечером домой, прочти следующие две. Затем еще две завтра вечером. Продолжай так, по две главы в день, и на следующем занятии обсудим то, что ты успеешь прочитать.
– Хорошо, – согласилась Мэдди, и Беа поняла, что увлекла девочку. Заставила ее услышать.
Тайлер приехал за Мэдди ровно через час. Без планшетки и карточки с именем на шее он выглядел по-другому. Не таким… сволочным.
– Я запросто сдам этот экзамен, – сказала она брату, надела наушники и с книгой в руках плюхнулась в огромное кожаное кресло в главной комнате библиотеки.
– Вижу, занятие прошло хорошо, – сказал Тайлер. – Я удивлен. – Он достал две бумажки по двадцать долларов и одну десятку и протянул их Беа. – Спасибо.
Что ж, во всяком случае, он не пытался уклониться от уплаты, как предостерегал ее Патрик.
– Мы едем ужинать в «Рай в гавани», любимый ресторан Мэдди. Поедемте с нами, если свободны. Вы ей, похоже, понравились.
Вообще-то, Беа циником не была, но невольно подумала, что Тайлер пригласил ее только для того, чтобы перевести разговор на «Убить пересмешника» и дать Мэдди лишний бесплатный час занятий.
– У меня свидание с Патриком, но спасибо.
Тайлер традиционно закатил глаза.
– Надеюсь, вы не связываете с ним никаких надежд. Говорю вам, он отъявленный бабник.
– Мне он кажется славным.
– Верно. Он, видимо, пообещал вашей родной матери роль со словами, так?
– Он даже не в курсе, кто из статисток моя биологическая мать.
– И знаете почему? Потому что ему наплевать. Вы для него просто красивая молодая девушка. Будьте осторожны. Больше я ничего не скажу.
Теперь уже Беа закатила глаза. Патрик столько времени внимательно ее слушал, тем самым доказав, что переживает за нее.
– Спасибо за непрошеный совет.
Она подошла к Мэдди и постучала ее по плечу. Девочка освободила одно ухо от наушника.
– Запомни, читай по две главы каждый вечер на этой неделе. Мы снова встретимся в следующую среду. Обещаешь?
– Обещаю, обещаю. Фонтан Треви ждет меня.
Мэдди Иколс понравилась своей наставнице, и Беа ни в коем случае не даст ей провалить экзамен. Она очень надеялась, что подкуп в виде Италии и фонтана Треви не был пустой болтовней со стороны Тайлера и он действительно отвезет туда сестру.
Вернувшись к себе в гостиницу, Беа достала из-под морской раковины бумажку с координатами Тимоти Макинтоша и уставилась на нее.
Она вспомнила слова Мэдди: «Не представляю, как можно не желать присутствия в своей жизни родной матери, особенно если она милая. Тебе так повезло».
А вот насколько ей повезло с родным отцом, Беа не знала. Двадцать два года назад он отрицал свое отцовство. Окончательно и бесповоротно бросил Веронику. За время пребывания в «Доме надежды» она не получила от него ни одной весточки.
Может, он и правда верил тому, что сказал Веронике. Он не отец и не может им быть. А на самом деле совсем неплохой человек.
Беа приложила раковину к уху.
– Позвонить ему? Прямо сейчас?
Шум ничего ей не подсказал. Это как в игре в вопросы и ответы: спроси еще раз позже.
Она могла бы немедленно снять трубку и набрать номер, как сделала в случае с Вероникой. Но та хотела связаться со своей дочерью, а Тимоти Макинтош был совершенно чужим человеком. А принимая во внимание, как он бросил Веронику, маловероятно, что вообще обрадуется появлению Беа.
Она посмотрела в окно – на звезды, на вершины деревьев. Но это надо сделать, закончить.
Она взяла лист бумаги с эмблемой «Трех капитанов» и написала:
Уважаемый мистер Макинтош!
Надеюсь, Вы не посчитаете мое письмо чрезмерно назойливым. Меня зовут Беа Крейн, и я – биологическая дочь Вероники Руссо, которая назвала вас моим биологическим отцом. Я родилась 12 октября 1991 года в Бутбей-Харборе. Со слов Вероники я поняла, что вы отрицали отцовство ее ребенка, и, как понимаю, можете не быть моим биологическим отцом. Я пишу, потому что нахожусь в Бутбей-Харборе и недавно впервые встретилась с Вероникой, узнав, тоже совсем недавно, что меня удочерили. Мне интересно встретиться с Вами, если Вы не против, и я согласна на проведение анализа ДНК, если Вы этого пожелаете. Мне бы очень хотелось узнать о семье моего биологического отца. Кстати, уверяю Вас, только это меня и интересует.
Спасибо,
Она надписала конверт и, дойдя до почтового ящика на углу Главной улицы, проводила взглядом исчезнувшее в его недрах письмо.
Глава 20Вероника
Субботу Вероника провела на кухне, в окружении муки, сливочного масла, сахара и корзин с фруктами. Она пекла двенадцатый клиентский пирог за день, этот последний был лаймовым – «Уверенность» для ее соседки Фриды, нервничавшей в связи с подачей заявления на программу подготовки медсестер – в качестве второй профессии. Натирая цедру в миску, поверх сгущенного молока, яичного желтка и сока лайма, она пыталась и сама собраться с духом – чтобы позвонить Беа. Позвонить Нику. С вечера понедельника от него не было никаких вестей. Ни слова с тех пор, как они с Ли покинули ее дом после занятия. Она была уверена, что он заедет или позвонит – как-то проявится, – но ничего подобного. Возможно, она увидела больше в их расцветающей… дружбе, чем там было. Или же посещение занятий имело какие-то последствия из-за ополчившихся на ее пироги дедушки и бабушки Ли. Тем не менее она не могла не думать о нем, благодаря чему ее пироги «Любовь» и «Надежда» исключительно удавались в последние несколько дней.
Зазвонил телефон, и, вытерев руки, Вероника схватила трубку, скрестив пальцы, чтобы это оказалась Беа. Дочь тоже не давала о себе знать с вечера понедельника, когда позвонила ради сведений о Тимоти. Пять дней. Связалась она с Тимоти или нет? Отказался ли он от своего отцовства? Или сейчас они сидят друг против друга в ресторане?
– Алло, Вероника слушает.
Секундное молчание. А потом:
– Вероника, это Тимоти. Макинтош.
Она выронила трубку и подхватила ее. Господи Иисусе! Сердце колотилось, во рту пересохло.
– Вероника? Ты меня слышишь?
Она глубоко вдохнула.
– Слышу.
Она не удивилась, что он ее нашел: номер телефона и адрес значились в телефонном справочнике.
– Вчера я получил письмо от некой Беа Крейн. Это правда? Я – отец? В смысле, без тени сомнения?
Вероника села к столу, пытаясь оправиться от шока при звуке его голоса.
– Я была девственницей, когда начала с тобой встречаться, Тимоти. Ты был единственным парнем, с которым я спала до девятнадцати лет.
Она услышала его судорожный вздох.
– Ты уверена? Абсолютно уверена?
– Уверена. Сейчас, как и тогда.
Несколько мгновений он молчал.
– Она написала мне письмо. Сказала, что готова сделать анализ ДНК, если я этого пожелаю. Полагаю, мне стоит на это пойти, просто ради юридической стороны вопроса.
Вероника услышала тревогу в его голосе, страх. Тот же самый голос, что и в шестнадцать лет, разве что немного ниже.