– Одна весьма очаровательная особа. – И сэр Лестер сменил тему.
Линда вернулась чрезвычайно красивой, как раз вовремя, чтобы успеть переодеться к ужину, и позвала меня поболтать, пока она будет принимать ванну. Тони в это время наверху читал Мойре на сон грядущий. Линда была в полном восторге от своей поездки. Она рассказала, что отец Кристиана живет в таком маленьком домике, какой только можно вообразить, абсолютно не похожем на Кресигхоф, как его называет Кристиан, потому что, хоть он и крохотный, в нем нет ничего от коттеджа, он шикарно обустроен и полон книг. Книгами заняты все стены, стопки книг на столах и стульях, груды книг на полу. Мистер Тэлбот – полная противоположность сэру Лестеру, в его облике нет ничего показного и ничего, намекающего на то, что перед вами ученый человек, он живой, общительный и очень смешно шутил о Дэви, с которым хорошо знаком.
– Он просто идеален, – с сияющими глазами повторяла Линда. Имея в виду, как я прекрасно понимала, Кристиана. Она была им совершенно ослеплена. Выяснилось, что Кристиан говорил без устали и в разных вариантах на единственную тему – об улучшении мира через политические перемены. Линда за время своего замужества досыта наслушалась разговоров о политике. Они велись между Тони и его друзьями исключительно в связи с их личными интересами и карьерой. Поскольку участники разговоров представлялись Линде безнадежно старыми и неинтересными и ей было совершенно неважно их продвижение по служебной лестнице, Линда зачислила политику в разряд наискучнейших предметов, при обсуждении которых она погружалась в свои мечтания. Но политика в изложении Кристиана не навевала на Линду скуку. В тот вечер по дороге из дома его отца она совершила волшебное путешествие по всему миру. Кристиан показал ей фашизм в Италии, нацизм в Германии, гражданскую войну в Испании, неудавшийся социализм во Франции, тиранию в Африке, голод в Азии, реакцию в Америке и упадническое влияние правого крыла в Англии. И только СССР, Норвегия и Мексика удостоились его скупого одобрения.
Линда, словно созревший плод, едва держалась на своей ветке. Стоило чуть тряхнуть дерево – и она пала. Смышленая и энергичная, но не имеющая выхода для своей энергии, несчастливая в браке, равнодушная к своему ребенку и внутренне подавленная ощущением собственной пустоты, она была готова отдаться либо высокой идее, либо большой любви. Перед высокой идей, преподнесенной ей привлекательным молодым человеком, она не смогла устоять, как и перед ним самим.
13
Бедные Рэдлетты неожиданно очутились в положении, когда троим из их детей почти одновременно пришлось преодолевать возникший в их жизни кризис. Линда сбежала от Тони, Джесси сбежала из дома, а Мэтт сбежал из Итона. Дядя Мэттью и тетя Сэди вынуждены были признать, как рано или поздно приходится признавать всем родителям, что дети вырвались из-под их контроля и отныне самостоятельно распоряжаются своими жизнями. Растерянные, осуждающие, смертельно встревоженные, они не могли поделать ничего другого, кроме как оставаться зрителями пьесы, которая им нисколько не нравилась. То был год, когда родители наших сверстников, в чем-то не оправдавших их надежд, утешали себя словами: «Хорошо хоть не так, как у бедных Рэдлеттов».
Линда отбросила прочь всякую осмотрительность и ту житейскую мудрость, которую, возможно, приобрела за годы, проведенные в лондонском свете. Она заделалась ярой коммунисткой, стала ввергать в замешательство и до полусмерти изводить окружающих проповедями своего вновь обретенного учения не только за обеденным столом, но и с импровизированной трибуны в Гайд-парке и других, равно убогих подмостков, и наконец, к бесконечному облегчению семьи Кресигов, переехала к Кристиану. Тони инициировал развод. Для моих тети и дяди это стало жестоким ударом. Да, Тони им никогда не нравился, но их старомодные представления о браке были неискоренимы. Брак – это брак, и адюльтер непростителен. Тетю Сэди особенно глубоко потрясла та легкость, с какой Линда покинула маленькую Мойру. Я думаю, это будило в ней неприятные воспоминания о моей матери, и она начинала представлять себе будущее Линды как череду слепых сумасбродств отныне и навсегда.
Линда приехала повидаться со мной в Оксфорд. Она сообщила свою убийственную новость в Алконли и теперь возвращалась в Лондон. Я думаю, ей стоило немалой отваги и сил сделать это лично, недаром, переступив мой порог, она сразу попросила выпить (что было совсем на нее не похоже). Она была совершенно разбита.
– Боже, – сказала она, – я и забыла, каким страшным может быть Па. Даже сейчас, когда он не имеет надо мною власти. Это было точь-в-точь как в тот раз, когда мы ездили на ланч к Тони. Па рычал на меня в кабинете, а бедная мама сидела с несчастным видом, но и она изрядно злилась. Ты знаешь, она отлично умеет ранить своим сарказмом. Боже, как хорошо, что все уже закончилось. Дорогая, какое блаженство видеть тебя снова!
Мы не встречались с того самого воскресенья в «Плейнсе», когда она познакомилась с Кристианом, поэтому мне не терпелось услышать все новости о ее жизни.
– Теперь, – сказала Линда, – я живу с Кристианом в его квартире. Она очень маленькая, надо сказать, но, пожалуй, это только к лучшему, потому что мне приходится самой вести домашнее хозяйство, и, кажется, у меня это не слишком получается. К счастью, получается у Кристиана.
– Да, к счастью, – согласилась я.
Линда славилась в семье своей неумелостью, она даже шарф завязать на себе не могла, и в дни охоты это делали за нее дядя Мэттью или Джош. Хорошо помню ее перед зеркалом в холле, когда дядя Мэттью, стоя позади, завязывает ей шарф со спины. Оба при этом страшно сосредоточены, а Линда говорит: «Теперь поняла. В следующий раз я обязательно справлюсь сама». Она ни разу в жизни не убрала даже свою постель, поэтому наивно было полагать, что квартира Кристиана может поразить чистотой и уютом, если за порядком в ней следит Линда.
– Какая ты противная! Но ведь это просто кошмар – готовить. Хотя бы эта духовка! Кристиан ставит в нее что-нибудь и говорит: «Через полчаса вынимай». А мне не хватает смелости признаться, что я боюсь. Проходит полчаса, я собираю всю волю в кулак, открываю духовку, и в лицо мне ударяет зверский поток горячего воздуха. Неудивительно, что отчаявшиеся люди иногда суют туда голову и уже не вынимают обратно. Ой, ты бы видела, как однажды пылесос, зажевав мое платье, потащил меня к шахте лифта. Я так завизжала! Кристиан насилу меня спас. Я думаю, домашнее хозяйство гораздо утомительнее и опаснее охоты, их нельзя даже сравнивать, а ведь после охоты нас кормили яйцами и заставляли отдыхать часами. Почему же считается нормальным, устав от домашней работы, продолжать ее как ни в чем не бывало? – Линда вздохнула.
– Кристиан очень сильный, – прибавила она. – И очень смелый. Ему не нравится, когда я визжу.
Линда выглядела усталой и озабоченной, я тщетно пыталась уловить в ее облике признаки огромного счастья или огромной любви.
– А что Тони? Как он это воспринял?
– Вообще-то он страшно доволен. Теперь он может жениться на своей любовнице без скандала, не выступая ответчиком на бракоразводном процессе и не огорчая своих консерваторов.
Это было так похоже на Линду – ни разу до сих пор не намекнуть, даже мне, что у Тони есть любовница.
– И кто же она? – спросила я.
– Пикси Таунсенд. Ты знаешь этот тип – молодое лицо и светлые волосы, выкрашенные в голубой цвет. Она обожает Мойру, живет неподалеку от «Плейнса» и практикует конные прогулки каждый день. Чистопородный антидост, но я очень рада, что она существует и избавляет меня от чувства вины – им всем без меня будет только лучше.
– Она не замужем?
– Была, но развелась несколько лет назад. Она интересуется всем, к чему так тянет Тони: гольфом, бизнесом, консервативными устоями – всем тем, в чем я никогда не разбиралась. Сэр Лестер считает ее идеальной. Представляю, как счастливы будут все они вместе.
– А теперь расскажи мне побольше о Кристиане, если можно.
– Ну, он божественно хорош. Ужас, какой серьезный, знаешь ли. Он коммунист, как и я теперь, и вокруг нас целыми днями товарищи. Они потрясающие досты, и еще есть один анархист. Оказывается, товарищи не любят анархистов, ну разве не странно? Я всегда считала, что это одно и то же. Но Кристиану этот анархист нравится, потому что он бросил бомбу в короля Испании. Это очень романтично, согласись. Его зовут Рамон, он сидит и постоянно размышляет о шахтерах из Овьедо, потому что его брат – один из них
– Хорошо, дорогая, но расскажи о Кристиане.
– Ах, он просто золото! Ты должна приехать к нам погостить… или нет, пожалуй, это будет не совсем удобно… просто приезжай нас повидать. Ты не можешь себе представить, какой он необыкновенный человек, такой отстраненный от других, что едва ли замечает, есть они рядом или нет. Его интересуют исключительно идеи.
– Надеюсь, ты-то его интересуешь?
– Я думаю, что да, но он очень странный, рассеянный. Должна тебе рассказать, накануне нашего побега (вообще-то я приехала в Пимлико на такси, но «побег» звучит так романтично) он ужинал со своим братом, и я, естественно, подумала, что они будут говорить обо мне и обсуждать все это дело. Около полуночи я не удержалась, позвонила ему и спрашиваю: «Привет, любимый, как ты провел вечер? О чем вы говорили?» – а он ответил: «Не помню… о партизанской войне, кажется».
– А его брат тоже коммунист?
– О нет, он служит в Министерстве иностранных дел. Дьявольски важный, выглядит как морское чудовище… ну ты понимаешь.
– А, это тот самый Тэлбот… понятно. Я их как-то не связывала. Ну, и какие теперь у вас планы?
– Кристиан говорит, что женится на мне, когда я разведусь. Мне кажется, это довольно глупо. Я скорее согласна с мамой – когда речь идет о браке, одного раза достаточно. Только она считает, что я из тех, на ком обязаны жениться, если уж с ними живут. К тому же каким блаженством будет избавиться от фамилии Кресиг. В общем, посмотрим.