За несколько дней до намеченного переезда в Лондон Джесси сбежала. Ей предстояло провести две недели в гостях у Луизы в Шотландии. Ничего не сказав тете Сэди, она отменила эту поездку, обналичила свои сбережения и прежде, чем обнаружилось ее отсутствие, уже прибыла в Америку. Бедная тетя Сэди нежданно-негаданно получила телеграмму следующего содержания: «Я на пути в Голливуд. Не волнуйтесь. Джесси».
Вначале обитатели Алконли были совершенно растеряны. Джесси никогда не проявляла ни малейшего интереса к кино или сцене, она ни разу не высказывала желания стать кинозвездой, а если так, почему Голливуд? Потом они сообразили, что Мэтт, возможно, осведомлен лучше, ведь они с Джесси были всегда неразлучны. Тетя Сэди села в свой «даймлер» и покатила в Итон. Мэтт открыл ей глаза. Он рассказал, что Джесси влюбилась в киноактера Гэри Куна (или Гуна, он не помнил точно) и написала ему, чтобы узнать, женат ли он. Джесси сообщила Мэтту, что тотчас же отправится в Голливуд и выйдет за Куна замуж, если окажется, что тот свободен. Все это Мэтт рассказал своим ломающимся голосом, срывающимся с мальчишеского дисканта на густой бас, как самую заурядную историю, какие происходят чуть ли не каждый день.
– Стало быть, пришел ответ, что Кун свободен, и Джесси понеслась к нему. К счастью, она накопила достаточно. Мам, как насчет чая?
Тетю Сэди охватила очень сильная тревога, но она отлично знала правила хорошего тона и все то время, пока Мэтт поглощал сосиски, омаров, яичницу с беконом, жареную камбалу, банановое пюре и шоколадное мороженое, продолжала стойко оставаться при нем.
В трудные времена обитатели Алконли привычно обращались за помощью к Дэви, и тот неизменно демонстрировал свою способность справиться с любой проблемой. Он мгновенно выяснил, что Гэри Гун – второразрядный киноактер, которого Джесси, должно быть, увидела в Лондоне, когда приезжала на последние балы летнего сезона. Тогда в кинотеатрах показывали фильм с его участием, который назывался «Один прекрасный час». Дэви раздобыл эту ленту, и лорд Мерлин прокрутил ее для Рэдлеттов в своем домашнем кинозале. Фильм был про пиратов, и Гэри Гун играл в нем ничем не примечательного головореза второго плана, не выделяясь из их общего ряда ни внешней привлекательностью, ни талантом, ни ощутимым обаянием, хотя, надо отдать ему должное, довольно ловко карабкался вверх-вниз по корабельным снастям. Согласно сюжету, он убил человека оружием, отдаленно напоминающим саперную лопатку, что и могло, по нашему мнению, дать толчок к пробуждению в душе Джесси неких предрешенных ее наследственностью чувств. Сам фильм был из тех, в которых обычному англичанину, если он не киноман, очень трудно разобраться, и всякий раз, как Гэри Гун появлялся на экране, этот кусок приходилось прокручивать заново для дяди Мэттью, который имел твердое намерение не упустить ни единой детали. Он полностью отождествлял актера с его ролью и время от времени сетовал:
– Зачем он туда полез? Этот болван мог бы догадаться, что там засада. Что он говорит? Я не слышу ни слова. Мерлин, покажите это место еще раз.
В конце дядя Мэттью объявил, что не слишком высокого мнения об этом типе, который, похоже, понятия не имеет о дисциплине и дерзок со своим командиром.
– А еще ему не мешает подстричься! И я не удивлюсь, если выяснится, что он пьет.
С лордом Мерлином дядя Мэттью поздоровался и попрощался вполне учтиво. Кажется, с течением времени его характер становился мягче.
После долгих обсуждений было решено, что кому-то из членов семьи, исключая тетю Сэди и дядю Мэттью, придется отправиться за Джесси в Голливуд. Но кому? Лучшим претендентом на эту роль была бы, конечно, Линда, не попади она сейчас в немилость и не будь поглощена устройством собственной жизни. Только имело ли смысл поручать одной сумасбродке возвращать домой другую? Нужно было найти кого-то еще. В итоге, после некоторых уговоров («Это так некстати именно сейчас, когда я начал курс инъекций») Дэви дал согласие сопровождать в поездке нашу добродетельную, благоразумную Луизу.
К тому времени, когда это было решено, Джесси уже успела явиться в Голливуд и оповестить о своих матримониальных намерениях всех и каждого. Эта история попала в газеты, которые стали посвящать ей целые страницы, публикуя ее как роман с продолжением. (Надо было чем-то занять читателей в мертвый сезон.) Поместье Алконли перешло на осадное положение. Журналисты, не испугавшись щелканья кнута дяди Мэттью, его гончих псов и полыхающих синим огнем грозных взглядов, рыскали по деревне в поисках местного колорита и проникали даже в дом. Они каждый день радовали читателей чем-нибудь новеньким. Дядю Мэттью они изображали некой помесью Хитклиффа[45], графа Дракулы[46] и графа Доринкорта[47], Алконли – то ли аббатством Кошмаров[48], то ли домом Ашеров[49], а тетю Сэди – персонажем, в чем-то схожим с матерью Дэвида Копперфильда[50]. Эти охотники за сенсациями проявили столько отваги, изобретательности и упорства, что впоследствии, когда они повторяли это на войне, никто из нас нисколько не удивлялся. «Репортаж с театра военных действий такого-то и такого-то…»
И дядя Мэттью говорил:
– Не тот ли это мерзавец, которого я обнаружил у себя под кроватью?
Он изрядно наслаждался сложившейся ситуацией. Наконец перед ним был достойный противник, не слабонервные горничные и плаксивые гувернантки с обостренными чувствами, а целая армия закаленных молодых мужчин, которым неважно, какие методы использовать, чтобы проникнуть в дом и добыть материал для статьи.
Такое же удовольствие дядя Мэттью получал, читая про себя в газетах, и мы начинали подозревать, что он втайне питает страсть к дешевой популярности. Тетя Сэди, напротив, находила все это очень неприятным.
Было крайне важно скрыть от прессы, что Дэви с Луизой отправляются в спасательную экспедицию. Внезапность их появления перед Джесси могла бы существенно подтолкнуть ее к согласию возвратиться домой. К несчастью, Дэви никак не мог пуститься в столь долгое и утомительное путешествие без дорожной аптечки, изготовленной по особому заказу. Пока над ней работали, один пароход был пропущен, а к тому времени, когда она была готова, ищейки уже напали на след, и злополучная аптечка сыграла ту же роль, что несессер Марии-Антуанетты при бегстве в Варенн.[51]
Несколько журналистов сопровождали их по пути через океан, но извлекли из этого не слишком много пользы: Луиза лежала, изнуренная морской болезнью, а Дэви проводил свое время, запершись с корабельным врачом, утверждавшим, что все недомогания связаны со спазмом кишечника, от которого можно легко избавиться путем некоторых процедур, облучения, диеты, упражнений и инъекций. Все эти манипуляции, а также отдых после них занимали у Дэви целый день.
Однако по прибытии в Нью-Йорк их чуть не разорвали на части, и мы вместе с обеими великими англоязычными нациями получили возможность следить за каждым их шагом. Они даже появились в кинохронике, издерганные и прячущие лица за книгами.
Поездка оказалась бесполезной. Спустя два дня после их появления в Голливуде Джесси стала миссис Гэри Гун. Луиза сообщила эту новость телеграммой, приписав: «Гэри – потрясающий дост».
Одно было хорошо – этот брак прекратил шумиху в газетах.
– Он совершеннейший душка, – сказал по возвращении Дэви. – Мужичок с ноготок. Уверен, что Джесси будет с ним безумно счастлива.
Однако тетю Сэди это не разубедило и не успокоило. Она продолжала оплакивать свою печальную участь – взрастив любимую дочь, отдать ее живущему за тысячи миль мужичку с ноготок. От аренды дома в Лондоне отказались, и обитатели Алконли впали в столь глубокое уныние, что следующий удар был воспринят ими как роковая неизбежность.
Шестнадцатилетний Мэтт, также спровоцировав газетную шумиху, сбежал из Итона на испанскую войну. Тетя Сэди очень горевала, а дядя Мэттью, мне кажется, – нет. Желание сражаться представлялось ему абсолютно естественным, хотя, конечно, он не одобрял тот факт, что Мэтт сражается за иностранцев. Он не имел ничего против испанских красных как таковых, они были храбрые ребята и очень здраво поступили, истребив уйму идолопоклонствующих монахов, монахинь и попов. Их действия, конечно, заслуживали одобрения, но стоит ли тратить силы на второсортную войну, когда со дня на день может представиться возможность участвовать в первосортной? В итоге было решено не предпринимать никаких мер, чтобы возвратить Мэтта назад.
В том году Рождество в Алконли выдалось невеселое. Дети исчезали из дома один за другим, словно десять негритят. Боб и Луиза, никогда не доставлявшие родителям ни малейшего беспокойства, скучнейший Джон Форт-Уильям и такие хорошенькие, образцово воспитанные, но абсолютно лишенные хоть какой-то изюминки, дети Луизы не могли компенсировать отсутствие Линды, Мэтта и Джесси, а Робин с Викторией, обычно веселые и озорные, теперь были подавлены общей унылой атмосферой, держались особняком и при любой возможности запирались в бельевом чулане достов.
Линда снова вышла замуж, как только завершился бракоразводный процесс. Свадебная церемония состоялась в Кэкстон-холле и так же сильно отличалась от предыдущей, как партии левого крыла отличаются от всех остальных. Она была не то чтобы траурной, но скучной, безрадостной и уж точно не согретой ощущением счастья. На нее явились лишь несколько подруг Линды. Из ее родственников не было никого, кроме Дэви и меня. Лорд Мерлин прислал два обюссонских ковра[52] и несколько орхидей, но сам не приехал. Пустомели докристианской эпохи улетучились из жизни Линды, недоумевая и громко оплакивая утраченную возможность дальнейшего общения с н