ся еще и нежеланием страховых компаний выделять средства на терапию, а также деньгами фармацевтических компаний, которые получали психиатрические отделения клиник.
Помню один случай, который произошел со мной в ординатуре. Я работал в отделении для подростков. (Мое несогласие с традиционной психиатрией проявлялось сильнее всего, когда дело касалось именно детей и подростков. По моему мнению, проблемы возникают чаще всего у чувствительных детей, потому что им трудно справиться с грубостью и насилием социальной обусловленности.) Я лечил мальчика, который находился в депрессии. Я беседовал с ним каждый день, и постепенно он рассказал мне свою историю. Оказалось, что он был чрезвычайно восприимчивым и очень чувствительным ребенком, испытывающим сильное давление со стороны отца. Отец заставлял его хорошо учиться и одновременно заниматься спортом, а мальчишка не выдерживал такой нагрузки. Поэтому он закрылся в своем собственном мире. Меня попросили представить этот случай старшим коллегам на очередной конференции (собрание, на котором ординаторы представляют случаи, а врачи затем назначают пациенту лечение).
После того, как я сообщил о диагнозе моего пациента и о том, как он чувствовал себя в течение последних двух недель, врачи в основном сосредоточились на обсуждении биологических показателей и тестов на депрессию, которые практически ни о чем не говорили. Почти ничего не было сказано о психологических причинах его заболевания. Все врачи сошлись на мнении, что пациента следует лечить антидепрессантами, и затем принялись обсуждать, какие именно лекарства ему назначить. Я чувствовал себя как на пороховой бочке. Во-первых, я был убежден, что достиг определенного прогресса в работе с этим подростком, а во-вторых, я был уверен, что перевод его на медикаментозное лечение абсолютно неприемлем. У меня было такое ощущение, что врачи поощряли насилие, происходившее в семье моего пациента, официально соглашаясь об этом забыть. Когда же я решительно возразил, высказав свою точку зрения, врачи сказали, что я не достаточно компетентен, чтобы оспаривать их решение.
В другой раз (я все еще работал в отделении для подростков) мне довелось присутствовать на конференции, где обсуждалась современная молодежная музыка. В этой музыке полно агрессии, непристойностей и протеста против существующих социальных норм. Старшие доктора утверждали, что такая музыка разрушает молодой организм, поскольку провоцирует подростков на насилие. Я не мог с этим согласиться. С моей точки зрения, такая музыка была необходимым элементом катарсиса, и благодаря ей подросток мог пережить не только свои пороки, но и пороки своих родителей. Молодые люди выражали годами накопленную ярость, ярость по отношению к взрослым, которые так сильно подавляли и контролировали их, загоняя в рамки огромного количества правил и ханжеской морали. Помню, как неистово я отстаивал свое мнение. Думаю, врачи вздохнули с облегчением, когда я, наконец, закончил ординатуру.
Наш гнев, скорее всего, является лишь порогом, за которым открываются гораздо более глубокие чувства, такие как печаль и горе ребенка, перенесшего много страданий. Мы сами чаще всего настолько отсоединены от собственной боли, что в лучшем случае можем видеть ее в других, особенно в детях. Долгие годы мы выстраиваем вокруг раненого сердца каменную стену, и ее не так-то легко разрушить, чтобы почувствовать боль, которая все еще живет внутри. Некоторые из нас находятся в очень глубоком шоке, и для того, чтобы начать контактировать со своей раненой частью и действительно ощутить ее боль, нам необходимы огромное терпение и принятие, а также время, чтобы сначала исследовать шок и лишь потом работать с ним. Иногда фильм или рассказ, вид беспомощного животного или ребенка, подвергающегося насилию, открывают перед нами двери нашего горя. Боль, которую мы видим снаружи, в этот момент отражает наши собственные страдания, словно зеркало. Это может стать началом великого процесса исцеления.
Исследуя футляр, в котором мы выросли, не следует цепляться за гнев и обиду. Однако необходимо пробудить в себе гнев, чтобы восстановить связь со своей внутренней силой. Нам нужна энергия, чтобы наслаждаться полной жизнью здесь и сейчас и защищать себя от того, что нам не подходит. Эта сила однажды приведет нас к ощущению истинной благодарности и к принятию всего, что мы получили от родителей и учителей. Когда мы восстановим течение своей энергии, иллюзии рассеются сами собой, автоматически. Мы перестанем считать себя жертвами негативной обусловленности.
Все мы растем в условиях «плохой» обусловленности, вокруг нас нет просветленных. Но когда мы начинаем жить, опираясь на собственный разум, доверяя своей природе, мы перестаем играть роль неосознанного клоуна.
Исследование ценностей, стандартов и правил, унаследованных нами от наших родителей, вовсе не означает отказ от всего «наследства». Мы отвергнем лишь то, что больше не помогает нам быть счастливыми, то, что подавляет нашу внутреннюю мудрость и не соответствует нашей природе.
Глава 6. Верблюд, лев и ребенокСтадии развития по Фридриху Ницше
Обсудив с вами проблемы, возникающие во время жизни в тюрьме нашей обусловленности, мы, наконец, можем предпринять реальные шаги, которые помогут нам снять с себя футляр. Великий немецкий философ Фридрих Ницше выделял три стадии развития человеческого сознания. Первую стадию он назвал стадией верблюда. Это время формирования детской обусловленности, когда мы усваиваем модели поведения родителей и прародителей, перенимаем общественную систему ценностей. Будучи верблюдами, мы познаем мудрость прошлого. Но, кроме того, мы наследуем еще и бессознательное тех, кто нас воспитывает, их предрассудки и предубеждения. На стадии верблюда мы говорим «да». Мы впитываем в себя учения прошлого, нисколько не подвергая их сомнениям. Если мы останемся верблюдами навсегда, то наше сознание не сможет расти и развиваться.
Вторую стадию Ницше назвал стадией льва. Чтобы совершить прорыв, нам необходимо перейти на эту стадию. Теперь мы протестуем против прошлого. Лев говорит «нет»! Он сомневается в правильности всех ценностей и моделей поведения, он отвергает все, чему его когда-то учили, он стремится за рамки всего знакомого и привычного. Он разрывает цепи традиций и смело идет вперед. Только став львом, мы можем раскрыть свой истинный потенциал. Но и стадия льва имеет свои ограничения. Если мы останемся львами, то так и будем всю жизнь рычать и на всех бросаться. Мы даже можем развить в себе личность, которая сопротивляется любой власти или любым правилам, отрицая все, с чем встречается на своем пути. Чтобы перейти от стадии верблюда к стадии льва, нужно обладать огромным мужеством. Лев встречает неодобрение и осуждение со стороны других верблюдов, а верблюдов во много раз больше, чем тех одиночек, кто нашел в себе смелость и перестал тупо следовать общепринятой морали.
Тем не менее, существует третья стадия, которая требует от человека еще большей смелости. На этой стадии человек должен вновь стать ребенком. В соответствии с классификацией Ницше, стадия ребенка является конечным этапом развития человеческого сознания. Ребенок выходит за пределы и «да», и «нет». У него нет потребности угождать – в отличие от верблюда. И нет потребности протестовать – в отличие от льва. Ребенок свободен, он умеет доверять ситуации и расслабляться, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Он принимает жизнь и людей такими, какие они есть, и вместе с тем он обладает силой льва и в любой момент может воспользоваться ею, если в этом будет необходимость. Ребенок возвращается к состоянию невинности и доверия, но не слепой наивности и веры всему и вся, присущей верблюду, а к состоянию истинной мудрости и зрелости.
Стадии, описанные Ницше, раскрывают перед нами процесс освобождения от футляра обусловленности.
Процесс развития зрелого доверия начинается с умения прислушиваться к себе и верить в свои силы. Чтобы начать доверять самим себе, нам необходимо понять, кто мы есть, какие мы, на что мы способны, к чему предрасположены, а для этого нужно снять с себя футляр обусловленности. Личность, которой мы становимся «благодаря» футляру, не соответствует нашей внутренней природе. Чтобы научиться ценить себя и делать выбор, опираясь на собственный разум, а также обрести индивидуальность и стать уникальным, важно уйти от влияния нашего прошлого, освободиться от его давления и начать жить и мыслить по-новому.
На стадии верблюда мы не можем доверять себе. Мы постоянно идем на компромиссы ради «гармонии» и поэтому не способны развиваться, не можем стать зрелой личностью. Для того чтобы отделиться от этого прошлого, необходимо подвергнуть сомнению буквально все, чему нас учили. Кроме этого, придется разобраться, что для нас является истинным, и научиться быть естественными.
Пребывая в футляре, мы ни о чем не задумываемся. Это просто жизнь верблюда. Прелесть этой стадии состоит в том, что мы укореняемся, впитываем наследие предыдущих поколений, приобретаем ощущение принадлежности, которые останутся с нами навсегда. Хорошо научиться ценить эти дары. Но до тех пор, пока мы отождествляемся с ними, они являются нашей тюрьмой. Мы не осознанны и поэтому не знаем, каким сокровищами обладаем.
На стадии льва мы протестуем, отвергая старое. Иногда этот процесс сопровождается гневом, направленным на правила и ограничения нашего футляра. Гнев приносит силу и мужество, необходимые для расставания с устаревшей системой ценностей. Делая в этом первые шаги, мы чувствуем, что восстаем против всего мира, и тогда очень полезно объединяться с такими же львами, как и мы.
Стадия льва может проявляться по-разному, иногда очень резко и драматично. Открыто выраженная львиная энергия создает дистанцию с другими людьми и ведет порой к физическому расставанию с теми, кто нас воспитывал. У других же