В том же столетии, когда наместник византийского Херсона Лев Алиат соорудил железные ворота и когда епископ Иоанн отпустил на свободу своего раба Летберта, произошло другое, гораздо более значительное событие — норманны подчинили своей власти Сицилию и Южную Италию.
Норманны, обитатели Норвегии, Швеции и Дании, в течение нескольких столетий были подлинным бичом Европы. На легких суденышках — «морских птицах» и «морских драконах» — под красными парусами нападали они на английские берега, проникали по Сене до самого Парижа. Они служили в войсках византийских императоров и в дружинах русских князей. Не страшась холодных морей, они заселили Исландию и Гренландию и даже достигли далекого Винланда — североамериканского побережья. Из странствий они привозили несметные сокровища и зарывали на родине обильные клады арабских дирхемов и византийских милиарисиев — на радость нумизматам.
Иностранные летописцы с ужасом упоминают о набегах норманнов. Но откуда мы можем узнать о внутренней жизни Скандинавии, этой удивительной страны рыболовов и кузнецов, высылавшей волну за волной дерзких захватчиков во все концы Европы? Скандинавские сборники законов? Но они относятся к более позднему времени. Песни скандинавских скальдов, повествующие о героических деяниях предков? Но и они записаны много позднее событий и полны всевозможных небылиц.
Нет в распоряжении историков ни скандинавских хроник того времени, ни архивов. Только камни и деревянные изделия, изукрашенные резьбой и покрытые надписями, хранят древнейшие памятники скандинавской письменности.
Скандинавские письмена называются рунами. Их существование впервые засвидетельствовал итальянец Венантий, поэт и оратор VI века, ставший епископом французского города Пуатье. Он гордился знанием языков и утверждал, что понимает не только по-еврейски, по-персидски и по-гречески, но даже разбирает «варварские руны», начертанные на деревянных дощечках.
Рунические надписи обычно немногословны. В них можно прочитать имена правителей, построивших мост или храм, имена языческих богов, которым норманны поклонялись, прежде чем принять христианство, имена людей, павших на чужбине. Но бывает и так, что в них идет речь о важных исторических событиях. Вот, к примеру, на камне из датской провинции Ютланд начертана такая надпись, относящаяся к концу X века: «Король Гаральд приказал поставить сей камень в память своего отца Горма и матери Тиры — тот Гаральд, который подчинил себе всю Данию и Норвегию и обратил датчан в христианскую веру». В четырех строках Ютландской рунической надписи отражена целая страница скандинавской истории, и руны звучат как отрывок из хроники.
Как ни скупы рунические тексты, они важны для ранней истории норманнов — истории, почти совершенно не освещенной.
Древнейшие славянские надписи были найдены в Болгарии: они относятся к концу IX и началу X столетия. До того времени болгарские князья и вельможи составляли надписи на греческом языке, рассказывая в них о своих походах в далекие страны.
Сохранились и некоторые средневековые русские надписи. Найденная на Таманском полуострове каменная плита содержала надпись в память о том, что в 1068 году тмутараканский князь Глеб Святославич измерил по льду ширину Керченского пролива — от Тмутаракани до Керчи. В некоторых старых русских церквах Новгорода и Киева можно видеть надписи, сделанные церковными певчими и служками в давние времена. Эти надписи далеко не богомольны: «Кузьма порося», — написал в XII веке безымянный киевлянин на стене Софийского собора, издеваясь, видимо, над каким-то своим приятелем; «Аким, ты уснул стоя», — видим мы насмешливую надпись в одной из новгородских церквей.
Итак, кое-какие средневековые надписи сохранились. И все-таки для историка средневековья надписи имеют несравнимо меньшее значение, нежели для его собрата, занимающегося античной историей.
С появлением книгопечатания, с началом издания газет надписям, по сути дела, пришел конец. Действительно, кто станет сейчас гравировать на медных досках или на мраморных плитах текст нового закона, когда газеты быстрее и проще сделают его достоянием всего мира. Конечно, и ныне можно увидеть мемориальные доски или надписи на памятниках и на кладбищах. Но кому придет в голову вырезать на камне текст некролога, напечатанного в журнале?
Впрочем, иной раз и в наше время появляются надписи, имеющие политическое содержание, надписи, которые могли бы служить источником для понимания стремлений и борьбы наших современников. В классической стране древних надписей — в Греции, в горах Пелопоннеса — партизаны во время второй мировой войны сделали огромную надпись, видную за много километров: «Охи!» — это значит «Нет!». «Нет, — говорила эта надпись фашистским войскам, — вам никогда не сломить сопротивления маленького, но мужественного народа».
Вы помните, что первые монеты появились в VII столетии до н. э. Ну, а надписи – старше они, чем монеты, или моложе?
|Как раз к VII веку до н. э. относятся первые древнегреческие надписи, совсем не похожие на надписи последующих столетий: в самых ранних из них еще нет знаков для гласных звуков, и буквы идут не слева направо (как мы пишем), а справа налево, или же по способу, который принято называть «бустрофедон», «как поворачивает бык», — одна строка справа налево, а следующая, наоборот, слева направо. Резчик поворачивает, словно бык, тянущий плуг на поле, и начинает новую строку под словом, которым завершилась предыдущая.
Но гораздо старше греческих те надписи, которые были созданы в древнейших государствах Востока: в Египте, Вавилонии, Урарту. Самым первым из них примерно пять тысяч лет. Они вырезаны на стенах и колоннах храмов, выгравированы на специальных каменных плитах и пластинках, оттиснуты на кирпичах и сделанных из глины цилиндрах и даже высечены на отвесных скалах, высоко над дорогой или над озером.
А как разнообразно письмо древневосточных надписей! Одни из них написаны буквами, хотя и непохожими на буквы греческого алфавита, другие состоят из различных комбинаций знаков, по форме напоминающих сужающиеся книзу треугольники, клинья, а третьи — это аккуратно вырезанные и раскрашенные рисунки: идет вперевалку толстый гусь, человек держит миску на голове, волнистой линией передана вода, а потом еще и еще — глаз, горшок, голова антилопы, солнце, цветы, холмы...
У разных народов — разный алфавит: жители древнего Двуречья и урарты писали клинописью, египтяне рисовали свои надписи иероглифами, похожими на животных, цветы и самые разные предметы, а финикияне уже изобрели буквенное письмо — и только названия букв напоминали о том, что когда-то буквы были рисунками: самая первая буква называлась «алеф», бык, следующие – «бет», дом и «гимель», угол — эти названия потом были заимствованы у финикиян греками. Между прочим, хорошо всем известное слово «алфавит» как раз состоит из переделанных на греческий лад названий первых двух финикийских букв: «алеф» и «бет», да и наша буква «Г», подобно финикийскому «гимель», по-прежнему напоминает угол...
Среди древневосточных надписей много царских. Вот тут уж воистину, «как труба», поет на плитах царская спесь! «Пошел я на страну Эриахи, — заявляет урартский царь Аргишти I, — выступил в поход против страны Апуни, завоевал я город Уриеиуни, царский город Уитерухи. 19 255 отроков, 10 140 воинов живыми, 23 280 женщин, всего 52675 человек за год — одних я умертвил, других же живыми увел». И снова перечисляются тысячи людей, тысячи голов скота, захваченного и угнанного, перечисляются успешные походы и взятые города — этот однообразный и мрачный список и есть царская надпись, высеченная в скале над озером Ван. Своей добычей похваляется и египетский фараон Аменхотеп II в надписи, поставленной в Мемфисе: «Перечень этой добычи: знатных сирийцев 550, их жен 240, хананейцев 640, сыновей правителей 232, дочерей правителей 323, рабынь правителей всех чужеземных стран 270, вместе с их украшениями из серебра и золота, которые они носили». И затем новый поход и новая добыча: еще тысячи людей оторваны от родных мест, уведены в рабство, а их скот и имущество присвоены победителями. Обо всех этих убийствах и грабежах рассказывает надпись, состоящая из изящных иероглифов, напоминающих цветы и птиц.
Древнеегипетский рисунок с иероглифическими надписями.
Большая караванная дорога из Вавилона в глубинные области Древнеперсидского государства проходила мимо Бехистунской скалы. Отсюда было уже не так далеко до Экбатан, одной из персидских столиц.
К дороге обращен отвесный склон Бехистунского утеса, завершающийся грозными зубцами. На этом отвесном склоне, на стометровой высоте, закреплены плиты, изображающие насупленного великана на троне и перед ним девять фигур с веревкой на шее. А рядом — клинописная надпись, сделанная на трех языках: древнеперсидском, вавилонском и эламском. Этой колоссальной надписью персидский царь Дарий I (это он изображен великаном) извещал всех подданных своей многоязычной державы о том, что в начале 522 года до н. э. власть в стране захватил маг Гаумата, который выдавал себя за брата царя. И так как Гаумата занял престол противозаконно, и так как он притеснял персов, Дарий восстал против Гауматы и убил его. Но мятежники не подчинились Дарию, и ему пришлось идти войной против правителей многих провинций. И вот один из них уже приведен связанным к Дарию, а другие бегут с поля брани, но их преследуют и хватают. И тогда победитель приказал отрезать им нос и уши и выколоть глаза, он бросил их, закованных в оковы, у своих ворот и, наконец, посадил на кол. «Как мне было угодно, — заявляет он в Бехистунской надписи, — так я с ними поступил».
Нет, Дарий не пытается строить из себя восстановителя республики, каким изображал себя «божественный» Август. Он — могучий царь, которого охраняют боги, и он поступает, как ему угодно.
Еще задолго до того, как ученые узнали о существовании Бехистунской надписи и сумели, поднявшись на головокружительную высоту, скопировать и прочитать ее, история переворота Дария была известна: она описана греческим историком Геродотом, который знал современников Дария. Во многом рассказ Бехистунской надписи совпал с повествованием Геродота, многие подробности подавления восстания открылись впервые из этой надписи, но вот что особенно важно: если Дарий с ненавистью вспоминает мага Гаумату, то Геродот ему определенным образом сочувствует. «Он сделал много доброго всем своим подданным, так что, когда он погиб, все в Азии жалели о нем, за исключением самих персов», — вот как говорит Геродот о Гаумате, которого он называет Смердисом, и добавляет, что населению маг даровал свободу от податей и военной службы на три года.