Послушаем прежде всего, что рассказывает Геродот об этом сражении.
Персы, так рассказывает Геродот, отплыли из Малой Азии на шестистах кораблях и, овладев по пути несколькими островами, высадились у Марафона; они выбрали это место потому, что Марафонская долина была удобна для действий конницы.
Узнав о высадке персов, афиняне также направили сюда войска, которыми командовал Мильтиад и другие афинские полководцы. Долгое время афиняне стояли против персов в Марафонской долине, колеблясь, вступать ли им в сражение. В конце концов одержало верх мнение Мильтиада, верившего в победу греков. Но и после этого сражение началось не сразу: дело в том, что по афинским обычаям полководцы по очереди командовали войсками, сменяя друг друга ежедневно. Поэтому только тогда, когда очередь дошла до Мильтиада, он решился дать бой.
Когда афиняне выстроились при Марафоне, их боевая линия равнялась боевой линии противника, хотя численностью они настолько уступали персидскому войску, что персы, по словам Геродота, сочли чистым безумием атаку афинян. Однако афиняне одержали блестящую победу: было убито 6400 персов и только 192 грека; персы бежали к кораблям и пытались уйти в море, но афинянам удалось захватить семь вражеских кораблей. На остальных кораблях персы отправились к Афинам, рассчитывая взять город, пока его защитники находятся у Марафона. Вот тут-то афинянам пришлось бежать во всю прыть, чтобы оказаться в родном городе раньше персидских кораблей.
Подкрепление, посланное спартанцами, опоздало к сражению, несмотря на то что спартанцы проделали путь из Спарты очень быстро, за три дня.
Таков рассказ Геродота. При чтении этого рассказа возникают четыре вопроса:
1. Почему афиняне, простояв у Марафона столько дней, начали бой с превосходящими силами противника, не дождавшись подхода спартанцев, которые были уже в пути?
2. Почему разгромленные персы не бежали на родину, а двинулись к Афинам?
3. Почему при панике и отступлении персы из шестисот кораблей потеряли только семь?
4. Что делала во время сражения персидская конница — основной род войск у персов?
На все эти вопросы Геродот не дает ответа.
Допустим, однако, что Марафонское сражение вовсе не было грандиозной победой небольшого отряда афинян над полчищами персов. Не исчезнут ли в этом случае недоуменные вопросы?
Представим себе, что персидское войско было сравнительно небольшим передовым отрядом, высланным на разведку. Тогда становится понятным, почему боевые линии обоих войск были равными по длине и почему афиняне начали сражение, не дожидаясь подхода спартанцев. Тогда становится понятным, почему всего семь кораблей было захвачено афинянами — видимо, вовсе не шестьсот, а значительно меньше персидских судов прибыло в Грецию. Тогда становится понятным, почему Геродот молчит о персидской коннице: она, наверное, не участвовала в битве при Марафоне, потому что перевозить коней на кораблях в то время было чрезвычайно сложно.
Но, видимо, и это войско не потерпело при Марафоне сокрушительного разгрома; иначе нельзя понять, почему сразу же после битвы персидский флот двинулся к Афинам. Возможно, что сражение кончилось безрезультатно, и тогда персы сели на корабли и попытались занять Афины.
Но, скажете вы, ведь у Геродота приведены точные цифры убитых, из которых видно, что персы были разгромлены. Однако цифрам Геродота как раз нельзя верить!
В другом месте своей истории Геродот рассказывает о походе на Грецию персидского царя Ксеркса. Он сообщает и на этот раз точные цифры: всего сухопутного войска Ксеркса было 1 700 000 человек. Это войско перешло по двум мостам через пролив Геллеспонт, причем по одному мосту шла пехота, а по другому — обоз. Войско Ксеркса, говорит Геродот, шло через эти мосты непрерывным потоком в течение семи дней и семи ночей.
Какая получается внушительная картина! Семь дней и ночей идут через мост войска. И какие войска — около двух миллионов человек. Это при том, что все население Греции вряд ли достигало в ту пору трех миллионов.
Но вот что самое печальное для Геродота: военные специалисты рассчитали, что за семь дней и ночей по мосту никак не могло пройти 1 700 000 пехотинцев и всадников, а всего лишь около ста тысяч человек. Впрочем, для V века до н. э. это тоже огромное войско...
Но вернемся к описанию Марафонской битвы. Геродот передает рассказ (справедливость которого он сам оспаривает) о знатных афинянах Алкмеонидах, которые во время сражения подали персам знак, извещая, что в Афинах нет защитников. Геродот был большим поклонником Алкмеонидов. Поэтому у нас есть все основания, чтобы заподозрить его в стремлении обелить этот аристократический род. Если же действительно Алкмеониды подали сигнал, то можно понять, почему персы поспешно покинули Марафонскую долину, не будучи разбитыми: так как сражение не давало перевеса ни той, ни другой стороне, персидский военачальник решил попытаться напасть на лишенные защитников Афины.
Много веков позднее Геродота жил в Греции другой историк, Плутарх. Он жил в тяжкое для Греции время: давно уже она потеряла независимость и находилась под властью Рима. Плутарх счел необходимым поведать грекам о славе их далеких предков, о героической борьбе против завоевателей, и, конечно, мужество греков в войне с персами было расписано Плутархом самым достойным образом. Описание Марафонской битвы, которое Плутарх нашел у Геродота, ему не понравилось. «Геродот, —писал Плутарх в специальном сочинении, озаглавленном «О злокозненности Геродота», — сводит на нет все выдающееся значение и величие этой славной победы»; Геродот преуменьшает число трупов, оставшихся на поле брани, и вообще из изложения Геродота не видно, что это была гигантская борьба и замечательный подвиг.
Плутарха можно понять и простить: он жил в маленькой и несчастной стране и хотел видеть ее великое прошлое более великолепным, чем оно было в действительности. В его изображении Марафонская битва приняла еще более грандиозные очертания, нежели под пером Геродота.
Но сейчас интересно не это. В пылу полемики с Геродотом Плутарх упомянул о «хулителях и зложелателях», которые пошли еще дальше, чем Геродот, и изобразили Марафонскую битву небольшой стычкой с варварами, уже севшими на суда. Конечно, Плутарху такое изображение марафонского подвига кажется совершенно немыслимым. Однако в действительности эта оценка в значительной мере соответствует тем выводам, которые можно сделать из анализа рассказа Геродота.
Так, вчитываясь в рассказы летописцев, можно очищать от скорлупы вымысла подлинные, истинные факты.
Значит, исследователь никак не может ограничиться простым пересказом известий древних историков — он должен взвесить их рассказы на весах истины, отбросить ложные предания и постараться понять, почему именно могли возникнуть неправильные представления о событиях. А для того чтобы это сделать достаточно убедительно, он должен привлечь все свидетельства об интересующем его событии, которые сохранились в самых разных исторических источниках: и в письменных памятниках, и в археологическом материале.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Человечество, двигаясь вперед, всегда оглядывалось на прошлое.
Художники и философы Возрождения искали свои идеалы в античности: им хотелось быть похожими на народных трибунов Рима, на великих скульпторов Афин. Мраморные статуи богов, которые время от времени находили в земле Италии, почитались как истинные боги, ибо их красота казалась людям неповторимой. Английские бунтари XVII и XVIII веков обратили свой взор к легендам и к истории древнего мира.
Сейчас человечество далеко ушло вперед и от эпохи Возрождения, и от времен Английской революции. Расщепив атомное ядро и проложив дорогу в космос, оно достигло такого господства над природой, какое, пожалуй, не снилось и самым смелым фантастам прошлого. Гордые своими успехами, иные люди с пренебрежением отворачиваются от предков: какой, мол, могут иметь для нас интерес люди, жившие в ту пору, когда не было ни телевизоров, ни даже паровозов. Юность, которая всегда устремлена вперед, в будущее, естественно, увлекается такими науками, как физика, химия, науками, связанными с осуществлением ее романтических порывов. Но не следует забывать, что без освоения прошлого невозможно строить настоящее, невозможно мечтать о будущем.
Все чаще можно слышать, что физика и химия — это действительно науки, а история — не наука. Справедливо ли это?
История — это не сумма фактов («Константинополь был взят крестоносцами 13 апреля 1204 года» и т. п.), подобно тому как пепельница из пластмассы и нейлоновые рубашки — это еще не химия. Химия была нужна для того, чтобы создать пластмассу и нейлон, и история (я имею в виду науку об истории) была нужна для того, чтобы установить факты. А в этой маленькой книге я как раз и хотел показать, что исторический факт (подобно фактам, которыми оперирует любая иная наука) не падает с воздуха, не достается исследователю в готовом виде, но должен быть установлен долгим и кропотливым трудом.
Сколько нужно знать и уметь, чтобы заставить заговорить землю и лежащие в земле вещи, чтобы прочитать надписи и пергаменные грамоты, чтобы определить, когда были выбиты монеты! Сколько нужно знать и уметь, чтобы высчитать время давно прошедших событий и отличить истинный рассказ древнего летописца от увлекательной выдумки! А ведь без этой предварительной работы мы никогда не установили бы истории прошлого.
Но этого мало. Как и всякая наука, история не может ограничиться установлением факта. Не нагромождение разрозненных и несвязанных фактов — конечная задача историка, а приближение к познанию законов развития человечества. А эти законы берутся не из головы гениального человека — они выводятся из анализа фактов. Законы развития человечества были сформулированы Марксом, Энгельсом и Лениным на основе изучения всей истории прошлого, всех доступных в то время фактов.