– На бумаге вроде бы гладко, – откашлявшись, сказал он, – но на деле все не так просто. Что-то в их модели не вяжется.
– Тогда ну его, – решил я. – Пойдемте лучше спать.
Мы отклонили предложение Healthland, а вскоре компания перешла под конкурсное управление. Да, Мэтью безошибочно определил, что бизнес-модель, которую нам предлагали, стоит на шатких основаниях. Healthland ошиблась с прогнозом и осталась без оборотных средств, поэтому и была вынуждена обратиться к нам. Потом все посыпалось как домино, и очень скоро суд просто ликвидировал LeisureNet. Это решение грозило банкротством и 76 фитнес-центрам сети Health & Racquet Club, в которых было больше 900 тысяч членов.
Попрощавшись и положив трубку, я задумался, сможем ли мы что-то сделать и можно ли выдавить из этого хоть какую-то бизнес-возможность или этот звонок будет стоить нам миллионы фунтов. Однако я понимал желание Мадибы поддержать свой народ и от всей души хотел ему помочь.
К Южной Африке я всегда относился очень нежно, а в начале нулевых смог познакомиться с ней поближе.
Есть там один уголок, в который я влюбился много лет назад, – Улусаба, частичка заповедника Саби Сенд в Национальном парке Крюгера. На языке местного племени шангаан «улусаба» означает «место, где немного страшно». Почему – понимаешь сразу. Приехав сюда впервые, мы с Джоан жили в маленьком самодельном шалаше на дереве. Высоченное дерево качалось и скрипело, а сверху открывался умопомрачительный вид на равнину и на водоем прямо под нами. У водоема собирались самые разные животные: носороги и газели, буйволы и гиены. Там, внизу, искали себе пропитание леопарды, слоны, гиппопотамы, львы и жирафы. Бродили там и гиеновидные собаки – их еще часто называют африканскими дикими собаками. Они охотятся стаями, это удивительно хитрые и изворотливые твари, яростно преданные своей семье и сородичам. Им противостоят более крупные, быстрые и сильные хищники, которые вечно разевают пасть на их добычу – а то и на их щенков, – и отбиться они могут только сообща. Подумаешь, Большая Пятерка (так называют львов, африканских слонов, буйволов, леопардов и носорогов, и все это великолепие тоже можно встретить в Улусабе). Гиеновидные собаки – вот моя любовь в саванне.
Это было совершенно волшебное место. Я лежал, смотрел на звезды в темно-синем небе и понимал, что открыл еще один кусочек рая. Мне захотелось превратить это место в роскошный заповедник, а заодно и поддержать местное сообщество, поэтому я решил купить Улусабу и открыть ее для туристов. Под руководством Карла и Лэйн Лэнгдон мы превратили Улусабу в рай для диких животных, а наш заповедник стал для тех мест своего рода ориентиром. Сегодня мы даем работу 107 сотрудникам, 76 из них – местные. Их зарплата – это возможность прокормить 540 человек: около 60 семей. Нашим егерям и смотрителям мы оплачиваем обучение на сертификат Ассоциации полевых гидов Южной Африки, да и вообще, как всегда, поддерживаем и продвигаем наших лучших сотрудников. Парк и без того стал неотъемлемой частью Улусабы, а мы еще и запустили благотворительную программу «Достоинство и цель», чтобы помочь местному населению: надо было строить больницы, школы, поддерживать образование.
В 2000 году мы приехали в Улусабу, чтобы официально открыть Virgin Limited Edition. Мы предлагали туристам на выбор красивейшие укромные уголки для отдыха – здесь и остров Некер, и Kasbah Tamadot в Марокко. Всю эту красоту я прибрал к рукам разными способами – например, лондонские Roof Gardens стали моими после того, как меня, нечесаного и в джинсах, не впустил туда вышибала. На следующий день я просто купил это место и вежливо довел до сведения вышибалы, что теперь он даст мне войти независимо от моего внешнего вида. Он оказался очаровательным джентльменом и в итоге проработал у нас еще лет тридцать.
У Южной Африки есть и другая сторона. Занимаясь заповедником в Улусабе, я проводил много времени в ЮАР, где работал и наш фонд Virgin Unite, который боролся с большой бедой – распространением ВИЧ. Я поездил по стране, чтобы понять, насколько все плохо, и пришел в ужас. Все обочины утыканы огромными щитами с рекламой похоронных услуг. В хосписах – ряды кроватей с умирающими от СПИДа. Смертельно больные люди лежат вповалку в коридорах и ждут, когда кто-нибудь умрет и освободит кровать. Это была не проблема – катастрофа.
Больше всего бесило, что весь этот кошмар можно было предотвратить. Во всяком случае рассказывать людям о способах защиты от ВИЧ и не дискриминировать зараженных вирусом – все это не так уж и сложно. Мы помогли африканцам снять и перевести на несколько языков видеоролики, в которых рассказывалось, как лекарства от СПИДа помогают иммунной системе человека. Мы убедили Африканский национальный конгресс признать, что ВИЧ и СПИД связаны, и подключиться к решению проблемы (тем более что конгресс так вдохновенно призывал строить новую Африку). В 2003 году мы помогли организовать в Кейптауне тот самый концерт с участием Нельсона Манделы: его тюремный номер 46 664, под которым он провел в заключении 18 лет, стал призывом сплотиться в борьбе с ВИЧ.
Когда мы с Джоан впервые приехали в Улусабу, то любовались пейзажем и поражались богатству дикой природы. Но в этот раз мы вернулись не ради местных красот, а ради живущих здесь людей и ради команды, работавшей на нас. Мы открыли общественный медицинский центр Бхубези, и сто с лишним тысяч человек из окрестностей Улусабы смогли получить бесплатное лечение и пройти обследование на ВИЧ/СПИД и другие болезни. А у себя в Virgin Group мы поставили задачу под названием «0 %»: чтобы больше никто из наших сотрудников не умер от СПИДа. Собрав всю команду в Улусабе, мы с Джоан дали старт программе проверки на ВИЧ, сами сдав анализы на глазах у всех присутствующих. Обычно я участвую в совсем других церемониях, но мало чем я горжусь больше, чем запуском этого проекта.
– Простите, сэр, вы любите ходить в спортзал?
Не считаю зазорным засучить рукава и встать за прилавок, поэтому в зал торгового центра в Йоханнесбурге я вышел сам. Здесь было чисто и все блестело, а вокруг прохаживались люди, в которых можно было заподозрить местных бизнесменов. К одному из таких я как раз и пристал.
– Люблю, – ответил мне этот человек. Он явно узнал меня: очень уж характерно затряс головой.
– А вы знаете, что тут, недалеко, мы в следующем месяце открываем новый спортивный клуб?
– Знаю, – бизнесмен было замялся, потом едва заметно улыбнулся. – Но я погожу записываться, наверняка вы в последний момент предложите какие-нибудь специальные условия.
– Никаких специальных условий, – заверил я, пожимая ему руку. – Надеюсь через месяц увидеть вас в Virgin Active!
На следующий день после моего мыльно-пенного разговора с Нельсоном Манделой мы с Мэтью и Фрэнком прилетели в Йоханнесбург, чтобы собственными глазами посмотреть, что представляет собой сеть Health & Racquet Club, и оценить, во что выльется мое обещание Мадибе: сумеем мы что-нибудь сделать или деньги ухнут в черную дыру.
За пять дней мы прошлись почти по всем 76 клубам сети. Мне все понравилось, и я с облегчением вздохнул. Да, клубы отчаянно нуждались в деньгах, а из оборудования стояло одно старье, но помещения были просторными, а персонал – вежливым и предупредительным, так что тут можно было развернуться. Я понял, что есть прекрасная возможность сохранить большую часть рабочих мест и одним махом превратить небольшой бизнес в мощную международную компанию.
Мы развернули спасательные работы и быстро занялись ребрендингом, превратив Health & Racquet Club в Virgin Active. Я позвонил Мадибе с хорошими новостями и принялся расписывать, как наша команда, которая управляла клубами в Великобритании, сумеет обиходить и клубы в ЮАР.
– А, так у тебя уже есть спортивные клубы? – спросил он.
Я думал, что Мандела знал о нашем спортивном бизнесе, – а он, оказалось, обратился ко мне просто по наитию.
В марте 2001 года мы купили все 76 залов Health & Racquet Club в ЮАР за 319,6 миллиона рэндов (24,5 миллиона фунтов): 11,6 миллиона фунтов заплатили акциями, а остальную сумму привлекли от наших финансовых партнеров из Nedbank. Такое резкое расширение поставило перед нами множество задач, и задачи были не из легких, но сложнее всего оказалось точно подсчитать, сколько людей ходят в наши клубы. Предыдущая бизнес-модель предусматривала единовременные большие взносы за пожизненное членство. В краткосрочной перспективе это было даже неплохо: ты получаешь живые деньги, вкладываешь их в новые клубы, а это дает новые членские взносы. Но если у тебя и так множество залов и расширяться больше некуда, затраты растут, а доходы начинают падать. И если все спрятались, то кто же виноват?
Мы объявили: больше никаких членских контрактов, будем работать по британской модели. Это означало, что долгосрочные абонементы и большие ежемесячные взносы уходят в прошлое. Правда, сначала все восприняли это в штыки. В ЮАР были настолько привязаны к Health & Racquet, что прошлое еще долго нам аукалось. Начало 2001 года я провел в основном в ЮАР, раздаривая бесплатные перелеты в Virgin Atlantic и выстраивая клиентскую службу: к счастью, в стране уже доверяли бренду Virgin.
У нас были далекоидущие цели – 300 тысяч членов Virgin Active в ЮАР к концу года. Время шло, и до перезапуска бизнеса казалось, что эту планку нам никогда не взять. И вот мы вступили во владение: за неделю до того у нас было всего 50 тысяч членов клуба, а к концу недели их стало не меньше 80. Этого было достаточно, чтобы катиться по инерции, – а потом мы довели до ума неподготовленные залы и вложились в новые услуги, и посещаемость медленно, но верно продолжила расти.
Я никогда не забуду, как на открытие клуба Melrose Arch в Йоханнесбурге приехал сам Нельсон Мандела. Когда он вошел, я заметил, что он слегка прихрамывает.
– Все хорошо? – спросил я.
– Колени, – ответил он. – Иногда побаливают после тюрьмы. Каменоломня на Роббенэйланд – камни, камни, камни…