К концу 2005 года мы также заключили соглашение с властями Нью-Мексико о строительстве первого в мире космопорта. Строительство космопорта на юге штата на площади 70 квадратных километров со специальными терминалами, ангарами, медицинскими помещениями, клубом, офисами и центром управления обошлось бы нам в 200 миллионов долларов. Климат, свободное воздушное пространство, небольшая плотность населения, расположение на возвышенности и живописнейшие пейзажи – все это делало Нью-Мексико идеальным местом для того, чтобы отправляться навстречу чудесам космоса. Но решающим доводом был профессионализм и энтузиазм секретаря Рика Хоманса и его команды – таких же (ну, почти таких же) фанатов космоса, как мы.
Разрабатывая космолинии и космопорт, мы решили воплотить в жизнь и наше представление о том, как будет выглядеть Virgin Galactic. Мы привлекли гуру дизайна Филиппа Старка, чтобы он создал новый образ, отражающий наши представления о проекте. На нашей с ним встрече он долго и пристально смотрел на меня.
– У вас идеальные глаза, – наконец сказал он.
– Правда? – я даже смутился, хотя такое определение льстило.
И тогда он объяснил мне свою мысль: выстроить концепцию вокруг размытой радужки глаза, что символизировало бы миллионы лет эволюции и появившуюся возможность посмотреть на землю из космоса. Он сфотографировал мой глаз и превратил его в логотип, от которого я был в полном восторге. Теперь, когда мы придумали бренд, я сгорал от нетерпения показать всем, что будут представлять собой наши корабли внутри и снаружи. Я хотел, чтобы они были достаточно просторными и позволили людям в полной мере получить впечатление от космического путешествия.
– Я не хочу, чтобы меня привязали к креслу внутри металлической болванки, которой выстрелили в космос, и не хочу вернуться, так ничего толком и не разглядев, – говорил я команде разработчиков. – Я хочу, чтобы люди возвращались другими после всего, что увидят! Нам нужны большие окна, удобные кресла и пространство, чтобы парить в невесомости.
Мы обсуждали проекты корабля: хотелось, чтобы он был достаточно большим – для четырех, шести или даже 10 человек. Берт отправил членов своей команды полетать «по параболе», чтобы они почувствовали, что можно делать в невесомости. Они вернулись с уверенностью, что можно увеличить небольшой SpaceShipOne и превратить его в красивый, функциональный и безопасный космический корабль.
Старт был взят, и начались поиски сотрудничества – космическое сообщество было немаленьким. Когда-то я с замиранием сердца следил за посадкой на Луну, и с тех самых пор NASA оставалось в авангарде космических путешествий, задавало стандарты и освещало нам путь. И пусть сегодня NASA отошло от пилотируемых космических запусков, всем понятно, насколько важной будет его роль в освоении космоса. Мы обсуждали идеи совместной работы и в итоге подписали соглашение о сотрудничестве в сфере разрабатываемых технологий пилотируемых космических полетов. Кроме того, NASA предоставило нам доступ к своим уникальным сооружениям и оборудованию в Исследовательском центре Эймса в Калифорнии. И в первую очередь это говорило о том, что индустрия принимает Virgin Galactic исключительно всерьез, хотя мы еще только-только начинали.
И когда казалось, что все идет как нельзя лучше, случилась трагедия, которая потрясла всех.
Четверг 26 июля 2007 года обещал быть замечательным днем для Virgin Galactic. Стивен Аттенборо, наш коммерческий директор, который когда-то стал первым штатным сотрудником Virgin Galactic, находился в Нью-Мексико вместе с Алексом Таи в составе экспертной комиссии по архитектуре космопорта. С утра он сообщил мне, что Норман Фостер – может быть, величайший из современных архитекторов и к тому же британец – выиграл наш международный конкурс проектов первого в мире космопорта. На его эскизе космопорт – загадочный, нездешний – словно соткался из воздуха посреди пустыни. При этом он совершенно естественно вписывался в пейзаж и выглядел современным чудом. Мне он нравился.
Стивен и Алекс ехали через пустыню в Лас-Крусес, где мы собирались объявить итоги конкурса. Когда они остановились на бензоколонке, чтобы заправиться и купить мороженого, Алексу позвонили из Scaled Composites, а он тут же перезвонил мне на остров Некер. Я как раз возвращался с прогулки по острову, поэтому ответил на звонок в хорошем настроении, думая, что сейчас мне расскажут подробности о Нормане Фостере.
Но это был тот самый случай, когда в одно мгновение радость оборачивается кошмаром.
– Ричард, ты лучше сядь, – сказал Алекс. – В Мохаве произошел взрыв.
В тот день специалисты Scaled Composites готовились к самой обычной процедуре «холодной продувки». В 2:34 после полудня на северо-восточной границе аэропорта Мохаве они испытывали систему подачи топлива SpaceShipTwo. Это делается без запуска ракетного двигателя и даже вообще без какого-либо горения – нужно было всего лишь определить расход ракетного топлива через проходное отверстие нового клапана. Шарообразная двухметровая цистерна из углеволокна была заполнена закисью азота, которую в Scaled использовали, чтобы обеспечить двигатель кислородом, необходимым для сгорания ракетного топлива. Ничего сверхъестественного: закись азота, как правило, считают совершенно безобидной, с ней можно столкнуться – под названием «веселящий газ» – даже в кресле у стоматолога. Кроме того, команда Бёрта много раз проводила такие испытания на SpaceShipOne.
Но в этот раз что-то пошло не так.
На площадке за испытанием следили 17 человек. Шестеро из них вернулись к посту управления, который находился в сотне метров под защитой земляного бункера и транспортировочных контейнеров, чтобы наблюдать за процессом через мониторы. Остальные 11 отошли за ограду – меньше чем в 10 метрах от испытательного стенда. Когда закись азота воспламенилась, цистерна взорвалась. Звук был как от 250-килограммовой бомбы. Дно цистерны раскололось, и куски углеволоконной оболочки и бетонной платформы разнесло по сторонам. Обломки попали в инженеров, находившихся поблизости.
Многие сотрудники Scaled были в корпусе 75 и слышали, как вдалеке раздался взрыв. Никто не забеспокоился – это было похоже на сверхзвуковой хлопок, обычное дело в пустыне Мохаве, над которой постоянно летают сверхзвуковые самолеты. Однако Чак Коулман, один из инженеров Scaled, который наблюдал за испытаниями, каким-то чудом доковылял до офиса и начал размахивать руками и звать на помощь. По его словам, сначала он даже не понял, что у него в теле большой осколок углеволокна.
Огромное облако пыли висело в воздухе Мохаве, пряча от глаз место трагедии. Когда пыль улеглась, открылась ужасная правда. Погиб Гленн Мэй, который вернулся к работе в Scaled Composites только на этой неделе, а до этого год не был в Мохаве. Обломками были убиты и двое его коллег – Тодд Айвенс и Эрик Блэквелл. Они стали первыми жертвами в истории коммерческих космических полетов. Джейсон Крамб, Кит Фитцсингер и Джин Гизин были серьезно ранены, и их пришлось прооперировать.
Это было чудовищно. Я направил свои самые искренние соболезнования близким погибших и пострадавших. Мы отменили объявление о космопорте из уважения к пострадавшим, а Scaled приступила к расследованию причин. Бёрт, которого не было в Мохаве, тут же примчался в пустыню. Он был безутешен – никогда еще, за все долгие годы безупречной работы, у него не гибли люди. Теперь он потерял троих в один день. Спустя какое-то время я прилетел его навестить. Передо мной был сломленный человек. Казалось, за одну ночь он постарел лет на 20: тихий, молчаливый, вся его энергия испарилась в один момент. Он еле передвигался, тяжело дышал, и казалось, что силы вот-вот его оставят. Бёрт полагал себя виновным в том, что не обеспечил безопасность и что его не было там, когда случился взрыв. Было видно, как его буквально, физически придавил тяжкий груз ответственности.
Позже выяснилось, что Бёрт тяжело болен. У него нашли констриктивный перикардит – воспаление и уплотнение сердечной сумки. Хотя Бёрт, человек с техническим складом ума, отказывался верить, что во всем виновато потрясение после случившейся беды, я не мог выкинуть это из головы. У него было в буквальном смысле разбито сердце. Его жена Тоня соглашалась со мной. Однако они не сидели сложа руки и не упивались жалостью к себе. Вместе они основали фонд помощи семьям погибших.
Было жизненно необходимо понять, что привело к трагедии, чтобы такого никогда не повторилось ни в Scaled, ни в любой другой компании, занимающейся космосом. Калифорнийское Управление охраны труда начало расследование инцидента, а в Scaled параллельно вели собственное, к которому привлекли экспертов из индустрии, в том числе представителей компаний Boeing, Lockheed и Northrop Grumman. Расследование не смогло установить точные причины взрыва, однако по его результатам власти штата оштрафовали Scaled за несоблюдение техники безопасности.
Я долго занимался самокопанием. Я выходил на предрассветные прогулки на острове Некер и думал, думал, думал, что же делать дальше. Поговорив с уцелевшими и с родственниками погибших, я пришел к решению, что нам нужно продолжить работу.
Но продолжать пришлось уже без главного члена команды. Вскоре после завершения расследования Бёрт ушел с должности главы Scaled Composites. В конце 2010 года он объявил, что уходит на пенсию. После 36 лет в Мохаве он бросил свою пирамиду и стал жить на ранчо в Айдахо.
15 Мультисекс
Иногда для нового дела достаточно всего лишь оказаться в нужном месте в нужное время. Именно так и произошло в апреле 2005 года, когда я столкнулся – в буквальном смысле – с Саймоном Даффи, гендиректором кабельного оператора связи NTL.
Я старался не упустить теплые весенние деньки и в тот день, как обычно, вышел на пробежку по Центральному парку Нью-Йорка в перерыве между встречами: бег помогает держать голову ясной, а тело в тонусе. Я бежал, думал о своем и вдруг возле зоопарка врезался в человека, который бежал навстречу. Я остановился, чтобы извиниться, и тут же его узнал.