Уж не знаю, что рассчитывали увидеть звезды калибра Джоковича и Надаля на нашем турнире, но, уверен, мы превзошли их ожидания. Наш первый турнир 2013 года начался через день после завершения последнего профессионального турнира, так что теннисисты могли позволить себе расслабиться. В какой-то момент я обнаружил себя в баре – с Борисом Беккером по правую руку и Рафаэлем по левую. Прежде чем мы успели обменяться любезностями, текила уже была разлита по рюмкам.
– У вас что, в АТП[28] так принято?
Мы рассмеялись и снова выпили.
Одна из особенностей турнира состоит в том, что обычные люди – в том числе победители соревнований Virgin Active – играли против звезд. Профессионалы умеют играть попроще, чтобы было весело, но при этом сохранялся дух спортивной борьбы. Умом-то я понимаю, что топ-теннисисты порвут меня как тряпку, если захотят, но все же очень люблю играть с ними на предельно доступном мне уровне и изо всех сил стараюсь продержаться подольше.
Упустив первый Кубок острова Некер (должен признать, что Джокович очень ловкий игрок), я был решительно настроен победить на следующий год. Кантри-музыкант Джимми Баффетт бросил мне вызов, предложив сыграть специальный парный выставочный матч: проигравший должен был пожертвовать приличную сумму на благотворительность.
– Отлично, – согласился я. – И еще: если я выиграю, ты должен будешь сыграть у нас бесплатный концерт. А если ты победишь, я отправлю тебя в космос.
Джимми тут же ухватился за мое предложение.
– Только одно условие, – добавил он. – Партнера для себя я выбираю сам.
Джимми пригласил Майка Брайана, лучшего в мире игрока в парном разряде. Я было забеспокоился, как мне с ними тягаться, но тут увидел, как по пляжу бредет Рафаэль Надаль. После того, как я заполучил в партнеры лучшего теннисиста в одиночном разряде, уверенности у меня прибавилось. К эпохальному матчу мы были готовы. Все шло прекрасно, вечер вели Борис Беккер и Cuban Brothers, зрители восторженно ревели. Лемуры визжали, птицы вопили. Одного попугая я пытался научить говорить «Отличный удар, Ричард» вместо простого «Привет», но не слишком преуспел.
На корте Джимми и Майк были круче, но мы упорно защищались. Как и в любом большом теннисном матче, все решалось в финальном гейме. Мяч ударился о землю слева от меня, и что-то мне подсказало выполнить укороченный резаный бэкхенд. К моему изумлению и счастью, мяч упал за сеткой, и мы выиграли матч. Если спорт, согласно Хейвуду Брауну, проявляет характер человека, тогда обо мне многое говорит этот рискованнейший удар в решающий момент. А то, что он еще и прошел, говорит лишь об одном: я и вправду везучая скотина. А музыка в тот вечер была незабываема!
27 Отец
Как бы ни был важен бизнес, семья всегда стоит на первом месте. Именно поэтому в начале марта 2011 года я перекроил расписание так, чтобы спокойно слетать из Нью-Йорка в Англию на день рождения своего отца, которому исполнялось 93 года.
Чтобы отпраздновать его день рождения, в Кейкхэме, где он жил, собралась вся семья. На побережье несколько дней держалась прекрасная погода, и мне запомнилось, как мы сидели вечером у костра, а отец щедро делился с нами воспоминаниями молодости. Он всегда был прекрасным рассказчиком, совсем как мой дядя Чарли, и от его удивительных рассказов воображение вмиг уносилось бог знает куда. И не важно, что это было – страшноватое описание высадки на пляж в Салерно во время Второй мировой войны, забавные истории о его первых романах, трогательные байки о детстве… Уверен, страсть делиться историями досталась мне от отца.
Жизнь отца, как и у большинства людей, была соткана из повседневных событий. Он был страстным пловцом. На соревнованиях он представлял Кембриджский университет и собирался выступать за сборную Англии, но грянула Вторая мировая. Он поступил на военную службу и был отправлен прямиком в Северную Африку, а позже участвовал в танковых сражениях на Ближнем Востоке, в Италии и Германии. Вернувшись в Англию, отец понял, что ему будет трудновато учиться, но все же добросовестно пошел по стопам многих поколений Брэнсонов и посвятил себя профессии юриста. Но на самом деле у него была мечта стать археологом: в Северной Африке он проводил много времени в пустыне за сбором окаменелостей и прятал их – а потом его отправили в Салерно. Много лет спустя мы вернулись в Африку, подобрали спрятанное, и я до сих пор бережно храню эти реликвии.
Он из года в год так поддерживал меня в погоне за мечтой, что я был невероятно счастлив, когда мне открылась возможность вернуть ему долг. Однажды мне позвонил воздухоплаватель из Египта. У него была компания, которая впервые стала предлагать полеты на воздушных шарах над Долиной Царей.
– Я летел над долиной, – взахлеб рассказывал он в трубку. – Где-то в сотне метров над землей я увидел выступ. Там был огромный камень, который что-то закрывал, и, кажется, на стене я видел иероглифы. Ричард, по-моему, это неизвестная гробница!
Я думал, он меня дурачит, но он настаивал, что это никакие не шутки.
– Скорее приезжай, – упрашивал он, – и я сам все покажу.
Я тут же сделал пару звонков. Сначала я позвонил в Британский музей, чтобы поговорить с экспертом по древнеегипетской истории. Она подтвердила, что в тех местах, где путешествовал воздухоплаватель, очень даже могут обнаружиться неизвестные гробницы: «Это может оказаться гробница Рамзеса VIII. А если это так, то в гробнице Тутанхамона можно будет спокойно открывать супермаркет».
Второй звонок был адресован моему отцу.
– Собирай чемоданы, – сказал я. – Мы едем в Египет.
Когда мы прилетели в Луксор, то решили, что никому не расскажем, зачем мы здесь. Мы встретились с воздухоплавателем, и он дал нам примерные координаты обнаруженного им места. Добираться туда было чрезвычайно трудно – у воздушных шаров пренеприятнейшее свойство лететь туда, куда их несет ветер. Прошло пять дней, а мы так ничего и не нашли. Я расстраивался, а отец был в своей стихии. Он изучал легенды, находил артефакты и вообще отлично вошел в роль – расхаживал в широкополой шляпе, в одежде цвета хаки. Наконец-то он был похож на археолога.
Но вернемся в Кейкхэм. Мы с отцом засиделись допоздна – рассказывали истории и хохотали. Тогда, в 90 c лишним лет, его ум не утратил остроты, хотя ему и пришлось немного сбавить обороты: у него были серьезные проблемы с бедром, а оперировать было нельзя из-за язв на ногах, – так что он уже не мог путешествовать как раньше. Разговор зашел о будущей свадьбе Холли и Фредди. Несколько месяцев назад я сидел на балконе в Rock Lodge, в Улусабе, любуясь, как по саванне бродят слоны, и тут позвонил Фредди. С Фредди Холли познакомилась еще в школе, и с тех пор они не расставались. Фредди – способный бизнесмен. Сначала он занимался грузоперевозками, и у него это прекрасно получалось, а потом присоединился к инвестиционной команде Virgin. С воображением у него все оказалось в порядке, и он помог построить Virgin Sport – наш новый бизнес по организации спортивных фестивалей: бег и прочий спорт в веселой и праздничной атмосфере. И, что самое главное, он с первого дня безгранично любил и уважал мою дочь. Так что было совершенно понятно, зачем он мне звонит. Сначала я притворился, что ужасно занят и не смогу с ним встретиться, а потом, когда Фредди расстроился, я его поздравил и дал им с Холли свое благословение.
Через неделю после празднества я позвонил отцу, чтобы обсудить приготовления к важному дню: Холли и Фредди решили, что они хотят пожениться в тот же день и в том же месте, что и мы с Джоан: 20 декабря, на острове Некер. Отец внимательно слушал, а потом прервал меня. «Желаю вам весело отпраздновать», – просто сказал он. Он еще не договорил, а я уже понял, что он имеет в виду. Это было как нож в сердце. Я думаю, он уже знал, что ему оставалось совсем недолго. Той же ночью, 19 марта 2011 года, он мирно скончался во сне.
Я был опустошен. Хотя нас разделяли километры и километры, мы всегда оставались необычайно близки. Отец для меня был чем-то неотъемлемым – как восходы, как закаты. Он жил полной жизнью, о которой мог бы мечтать каждый. Как и Джоан, отец не любил публичности, но с самых моих первых дней он меня поддерживал – ненавязчиво, по-доброму и с огромной любовью. Помню, как-то мы прогуливались с ним по парку в Шамли Грин. Я тогда подумывал, не бросить ли школу. Отец сказал мне, что хотел бы, чтобы я выучился на адвоката. То же самое ему много лет назад говорил и его отец. Мы с ним отметили, что все повторяется, и я понял: он желает мне счастья, что бы я ни решил. Потом мы еще раз обошли лужайку, и отец произнес: «Ричард, забудь все, что я тебе сказал. Поступай как знаешь. Мы с мамой всегда тебя поддержим». И он сдержал слово.
Когда я думаю об отце, то мысленно переношусь в прошлое, в кондитерскую миссис Эйвенолл неподалеку от нашего дома. Мне было шесть лет. Мы с младшей сестренкой Линди забрались на стул, чтобы «одолжить» пять шиллингов из верхнего ящика отцовского комода, в котором он хранил мелочь. Потом мы пошли в магазин и поменяли наши пять шиллингов на кульки с замечательными сладостями. Но миссис Эйвенолл не спешила нам их отдавать – сначала она позвонила отцу. Он тут же прибежал. «Похоже, ваши дети украли у вас деньги, мистер Брэнсон». Отец посмотрел ей прямо в глаза: «Как вы смеете обвинять моих детей в воровстве!» Мы вышли из магазина, и отец никогда не вспоминал об этом случае – а мы больше никогда не воровали. Таким был наш отец: мудрым, добрым, бесконечно любящим.
Отцу нравилось бывать у нас на Некере и изучать животных. Он часто уходил гулять по острову со своим верным биноклем в руках. Да и просто он любил Некер – как место, где можно было незабываемо отдохнуть вместе с близкими. И неудивительно, что перед смертью он попросил меня, когда наступит срок, привезти его прах на остров Некер. Он хотел, чтобы его прах развеяли на дальнем конце острова – в присутствии близких, среди чудесной природы, которую он так горячо любил.