ассказал Уоррингтону о том, как погиб его зять за два года до этого.
Все вещи Лэнга и его бумаги пропали бесследно. Много позднее, уже в 1910 году, французскому археологу Боннель де Мезьеру удалось отыскать племянника Амаду Лабейды, и тот рассказал, что записи убитого «христианина» берабиши сожгли, боясь их магических свойств. Но в конце 20-х годов прошлого века вопрос о бумагах Лэнга стал предметом очень острой полемики между английскими и французскими газетами. У истоков ее стоял британский консул и тесть путешественника полковник Уоррингтон, который, надо отдать ему справедливость, проявил незаурядные энергию и настойчивость, пытаясь выяснить судьбу экспедиции.
Сначала полковник подозревал, что паша Юсуф что-то от него утаивает, и пытался «выжать» из паши какие-нибудь сведения, хотя тот, особенно первое время, знал ничуть не больше его самого. Но когда 2 мая 1827 года в одной из парижских газет появилась корреспонденция о гибели Лэнга, автор которой ссылался на своих информаторов в Триполи, разъяренный Уоррингтон решил, что майора убили по наущению французского консула, а Юсуф находится с ним в сговоре. Полковник особенно опасался, что бумаги Лэнга похищены и находятся в распоряжении французов, которые, разумеется, не преминут воспользоваться этими документами в ущерб британским интересам. Хотя французы гибели Лэнга были непричастны, учитывая всю остроту англо-французского соперничества в изучении Западной Африки, подозрительность Уоррингтона, пожалуй, можно как-то объяснить.
Созданную Уоррингтоном легенду о похищении французами бумаг Лэнга с готовностью подхватили ультрапатриоты в английской прессе. Об этом писали как о чем-то совершенно бесспорном, обвиняя консула Руссо во всех смертных грехах, — история довольно обычная, когда дело касается таких хрупких вещей, как национальный престиж и приоритет в открытии. Раздражение прессы усиливалось еще и тем, что экспедиция Лэнга — «миссия в Томбукту» — оказалась, несмотря на свой трагический конец и на то, что Лэнг действительно первым из европейцев нового времени дошел до Томбукту, довольно бесплодной в научном отношении. Отчасти это произошло, конечно, из-за гибели дневников путешественника, но, рассуждая объективно, трудно не прийти к выводу, что первая его экспедиция в Сьерра-Леоне принесла куда больше пользы для решения проблемы Нигера. И отсюда легко понять тот подлинный пароксизм бешенства, который охватил часть британской прессы в конце 1828 года, когда распространилась новость, что какой-то никому не известный француз Рене Кайе не только побывал в Томбукту, но и пересек всю Западную Африку с юга на север — от Фритауна до Танжера — и теперь собирается опубликовать свои дневники, где собраны его впечатления о путешествии, длившемся полтора года.
КЛАППЕРТОН — ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ(1825–1827)
Как только путевые заметки «миссии в Борну» были опубликованы, немедленно вспыхнула с новой силой дискуссия вокруг все еще не разрешенной «проблемы Нигера». Клаппертон, а в какой-то степени и Денэм оказались в состоянии прямого конфликта с Барроу и «Quarterly Review». Этот журнал объявил предположение Денэма, что Чад не имеет стока, «недопустимым» и полностью отверг идею Клаппертона о впадении реки в Бенинский залив. Зато другой журнал, «Blackwood’s Edinburgh Magazine», обвинил в свою очередь «Quarterly Review» в «упрямом стремлении во что бы то ни стало сделать Нигер и Нил одной и той же рекой». Как он утверждал, открытия «миссии в Борну» доказывало, что Нигер может впадать лишь в Атлантический оке ан. Споры не прекращались, и разрешить их можно было, только отправив другую экспедицию на Нижний Нигер.
По прибытии в Англию Клаппертон доложил лорду Батерсту о переговорах с султаном Сокото. Министр тут же осведомился, не намерен ли новоиспеченный капитан флота возглавить другую экспедицию в Африку. Клаппертон согласился не раздумывая: желание немедленно вернуться на Нигер и во что бы то ни стало самому добиться окончательного ответа на вопрос: куда впадает Нигер? — было слишком сильно. И как раз здесь он, так сказать, заочно столкнулся с Лэнгом, отправлявшимся во вторую экспедицию в Западную Африку. Еще возвращаясь из первого путешествия, Клаппертон, будучи в Триполи, наотрез отказал Уоррингтону, настаивавшему, по указанию министра, чтобы он «изложил на бумаге все наиболее важные сведения, которыми он располагал и которые могли помочь исследованиям капитана Лэнга»; приезда этого путешественника тогда со дня на день ожидали в Триполи.
Но и в Лондоне в министерстве колоний от Клаппертона сразу же потребовали подготовить подробную справку для Лэнга. Чиновникам лорда Батерста нельзя было отказать в логике: капитан только что побывал в Сокото и, таким образом, находился ближе, чем кто-либо другой, к районам предстоящего следования Лэнга. Клаппертон продолжал упорствовать. Тогда в министерстве дали ему понять, что Батерст не намерен мириться с таким эгоистичным поведением. Однако Хью не без оснований считал Лэнга конкурентом, неожиданное вмешательство которого грозило лишить его самого славы открытия Нигера: он был теперь уверен, что река впадает в Бенинский залив.
Сдавшись, Клаппертон написал Лэнгу письмо, содержавшее полезные, но для данного случая довольно общие сведения, без учета того, что соперник сам имел достаточный опыт путешествий по Африке. Письмо было немедленно переправлено Лэнгу, который уже выехал из Триполи и находился в Бени Улиде. Тот, зная об отказе Клаппертона консулу, отнесся к сведениям, содержавшимся в письме, весьма скептически. Тем не менее надо отдать должное Клаппертону, который после перечисления довольно общих истин о том, как должен себя вести человек, путешествующий по странам Африки, прямо советовал: «Если Лэнг, дойдя до Томбукту, сможет затем спуститься вниз по Нигеру до Яури или Нупе, то на тот случай ему следует запастись рекомендательным письмом к Мухаммеду Белло, фульбскому султану, который окажет путешественнику необходимую помощь и содействие для продолжения пути».
Капитан Клаппертон не ошибался относительно дальнейших планов британского правительства и своего в них участия. Ободренная приемом, который был оказан Клаппертону, Англия не желала упускать представившуюся возможность установить отношения с могущественными правителями на севере Нижнего Нигера и расширить торговые связи. Торговля, которую англичане могли бы вести на Нижнем Нигере, закупая слоновую кость, индиго, шкуры, а также пальмовое масло, зависит от судоходности рек, впадающих в Бенинский залив и вытекающих из глубинных районов. Так считали и Клаппертон, и Денэм. Султан Белло в разговорах с гостем также предлагал использовать путь не через Сахару, а с Бенинского залива. Как он утверждал и как сообщал Клаппертон в письме 6 июня 1825 года, от побережья десять дней пути до Раки и двенадцать — до Сокото.
В британском правительстве, находившемся под сильным впечатлением достижений «миссии в Борну», в кратчайшие сроки был разработан план повой экспедиции, на сей раз — с южного направления. Клаппертону предстояло отправиться в путь из Бадагри (неподалеку от Лагоса) к Бусе, затем проследовать на север во владения султана Белло; с ним Англия была готова заключить торговое соглашение на условиях, которые уже обсуждались в предыдущее путешествие.
Так и случилось, что спустя три месяца после прибытия из первого путешествия Клаппертон уже вновь находился на пути к Гвинейскому побережью.
Корабль «Брейзн», в июне 1825 года покинувший Портсмут, спустя пять месяцев, в конце ноября, вошел в воды Бенинского залива. На его борту кроме Клаппертона находились еще несколько членов экспедиции, в их числе соотечественник начальника — врач Диксон. Он уже служил в Вест-Индии и считал себя прекрасно приспособившимся к тропическому климату. Во всяком случае предполагалось, что он обладает достаточными медицинскими познаниями, чтобы позаботиться не только о себе, но и о здоровье других членов экспедиции.
Как было задумано организаторами экспедиции, прибыв на Нижний Нигер, она должна была разделиться на две группы. С этой целью включили еще двух участников — морского офицера Пирса и военного фельдшера Моррисона: первый был прекрасным лоцманом, второй — человеком, весьма искушенным в вопросах естественной истории; предполагали также, что он сможет остаться в качестве британского консула при дворе ал-Канеми в Борну. К несчастью, ни тому, ни другому не довелось применить свои таланты на практике: месяц спустя после выхода из Бадагри они пали жертвой губительного для европейцев климата верхнегвинейского побережья.
Кроме этих членов экспедиции, капитан взял с собой молодого корнуэльца Ричарда Лэндера, который, мечтая об исследованиях Африки, был счастлив отправиться туда при первой представившейся возможности. Как только в Лондоне распространился слух о том, что Клаппертон возвращается на Нижний Нигер во главе новой экспедиции, Ричард обратился к прославленному исследователю и попросил разрешения сопровождать его, причем в любом качестве. Молодой человек произвел хорошее впечатление на Клаппертона, который и предложил ему место «доверенного слуги».
Несколько позднее, уже в Африке, в экспедицию был включен переводчик Пэскоу (вместо умершего мулата Колумбуса). Интересна судьба этого человека, который сыграл значительную роль в исследовании Африки. Хауса из Гобира, он был взят в плен во время джихада фульбе и продан в рабство. Невольничий корабль, на который он попал, был захвачен английским крейсером. Освобожденный Пэскоу согласился остаться на британской службе: сначала в качестве моряка, а затем проводника и переводчика в экспедициях.
Путешественники имели задание адмиралтейства обследовать помимо северных стран также устья Нигера и других рек, впадающих в заливы Бенин и Биафра. Нм надлежало установить, на судах какого типа возможно плавание по этим рекам, и выяснить, позволяют ли условия создать в тех районах переселенческую колонию. Одной из основных целей, как уже отмечалось, было расширение возможностей для британской торговли. Для осуществления этих задач Батерст в инструкции, направленной путешественникам 30 июля 1825 года, рекомендовал широко использовать метод «задаривания»