тупая кретинка и неудачница, и вот я испортила единственное хорошее, что у меня было в жизни, он меня ненавидит, и я ничего не могу поделать. Все пропало. И виновата я, я совершила просто идиотскую ошибку…
Ход мыслей ускоряется, я шагаю все быстрее, и я хватаю себя за руки, оттягиваю кожу, пытаясь… не знаю, что. Сама не понимаю. Посмотрев в зеркало, я пугаюсь собственного дикого взгляда. У меня все тело как будто как-то искрит, как будто я живее, чем надо, как будто тело слишком накалено. Может быть такое, что в теле слишком много жизненной силы? По-моему, у меня что-то типа этого. И все очень быстро. Пульс, мысли, шаги, впивающиеся в кожу ногти…
Может, надо что-нибудь принять. Кажется, что эту мысль мне кто-то очень разумный на ухо нашептал. Да. Конечно же. Мне есть что принять. У меня много всего.
Я принимаюсь рыться в своей волшебной коробочке, в спешке роняя на пол пузырьки и блистеры. Так, клоназепам. Штуки две. Три. Я глотаю и жду, когда все утихнет. Но мысли все еще кричат в голове, носясь по кругу, точно машины на гоночной трассе, это просто невыносимо. Обязательно надо отсюда сбежать…
Тут мне вдруг в голову приходит еще одна блестящая мысль. Пойду погуляю. Растрачу энергию. И свежий воздух пойдет на пользу. Вернусь, отосплюсь, как говорят, утро вечера мудренее.
МОЕ БЕЗМЯТЕЖНОЕ ЛЮБЯЩЕЕ СЕМЕЙСТВО – РАСШИФРОВКА ФИЛЬМА
ИНТЕРЬЕР. РОУЗВУД-КЛОУЗ, 5. ДЕНЬ
Камера дергается, потом ее ставят где-то высоко. Когда оператор выходит, мы видим, что это ФРЭНК. Он в гостиной. И он очень обеспокоенно смотрит в камеру.
ФРЭНК:
Эта штука работает? О’кей. Привет. Я – Фрэнк Тернер, это мой видеодневник. Моя сестра Одри пропала. Это кошмар. Мы встали утром, а ее нет. Родители обезумели…
Он ненадолго закрывает глаза.
ФРЭНК:
Они винят меня. А это…
Он с несчастным видом выдыхает.
ФРЭНК:
В общем, ладно. Я рассказал им о вчерашнем. Ну а как иначе. Одри, если ты это смотришь, – у меня не было выбора.
Долгая пауза.
ФРЭНК:
Одри, пожалуйста, пусть ты вернулась и смотришь это.
Раздается звонок в дверь, и он подскакивает на целый километр.
ФРЭНК:
Погодите.
Он выбегает из гостиной. Проходит несколько секунд, потом он понуро возвращается, а с ним ЛИНУС.
ФРЭНК (в камеру):
Это не она. Это Линус.
ЛИНУС (Фрэнку):
Извини.
Он неловко смотрит в камеру.
ЛИНУС:
Извини.
Большими шагами в комнату входит МАМА с вытянутым лицом, она возбуждена, глаза горят.
МАМА:
Фрэнк, мы просматриваем ее вещи, мне надо знать…
Увидев Линуса, она замирает и очень враждебно смотрит на него.
МАМА:
Ты. Что ты здесь делаешь?
Линуса такая агрессия шокирует.
ЛИНУС:
Я? Я просто… хотел Одри увидеть. Я и не знал, что она пропала, я только что получил ее сообщение.
МАМА:
Какое сообщение?
Линус колеблется, затем протягивает ей телефон. Мама смотрит, еще больше взвинчиваясь.
МАМА (Линусу):
Значит, ты тоже знал о встрече с Лоутонами. Это ты придумал?
ЛИНУС:
Нет!
МАМА:
Но ты, по всей видимости, давал ей всякие «безумные задания».
Она постукивает по телефону.
МАМА:
Вот она просит тебя придумать новое «безумное задание».
ЛИНУС (встревоженно):
Мои были не настолько безумные. Просто заговорить с кем-нибудь в «Старбаксе» и типа того.
Мама его как будто и не слышит.
МАМА:
Линус, уйти из дома среди ночи – это одно из твоих «безумных заданий»?
ЛИНУС:
Нет! Как вы вообще можете…
(Обращается к Фрэнку.)
Разве я бы такое сделал?
ФРЭНК:
Мам, ты теряешь рассудок.
Мама накидывается на Линуса.
МАМА:
Я знаю лишь то, что до встречи с тобой у нее все шло ровно. А теперь она пропала.
ЛИНУС:
Это вообще несправедливо.
Он еле сдерживается.
ЛИНУС:
Ужасно несправедливо. Я пойду. Дайте знать, если чем смогу помочь.
Когда Линус уходит, Фрэнк срывается на мать.
ФРЭНК:
Как ты можешь Линуса обвинять? Уж кого-кого. Сумасшедший дом.
Мама вдруг показывает всю свою боль.
МАМА:
Фрэнк, она пропала! Ты что, не понимаешь – пропала. Я должна испробовать все, учесть все возможности, все варианты…
Она резко смолкает – потому что появляется ПАПА с мобильником, он еле дышит.
ПАПА:
Ее нашли. В парке. Спящую. И увезли.
Что странно, в ту ночь я потеряла солнечные очки и заметила это не я сама, а папа.
– Одри! Ты без очков!
И правда. Глаза без защиты. После стольких месяцев. А я без папиной помощи и не заметила.
Мы в это время сидели в приемной в полиции, и милая женщина-полицейский, Шинеад, поняла все неправильно и подумала, что мы жалуемся на потерю солнечных очков у них в отделении. Нам даже не сразу удалось объяснить, что они нам не нужны.
И это правда. Мне и без них хорошо. Мир стал светлее, хотя я не знаю, из-за чего – из-за того, что я перестала носить очки или потому, что снова стала пить лекарства. Это на время. Доктор Сара прочла мне длиннющую лекцию о том, насколько опасно прекращать принимать их без наблюдения врача и что это может вызывать головокружение (да), учащенное сердцебиение (да) и кучу других симптомов, и заставила меня пообещать, что я больше так не буду. И я пообещала.
От того, что она мне назначила сейчас, меня вырубило, я в эти последние два дня много спала, но все заходили ко мне проведать – почти постоянно. Наверное, чтобы убедиться, что я больше никуда не делась.
Папа рассказал, что пишет новую песню, Фрэнк показывал кучу роликов на Ютюбе, в которых кто-нибудь ловко что-нибудь нарезает (этим он меня начал уже доставать), а Феликс поведал, что он в саду отрезал волосы своему другу Бену, и тот расплакался. Папа эту историю подтвердил, хотя, по словам Феликса, Бен «плакал от счастья».
Но чаще всех заходила мама. Сегодня после обеда она села на мою кровать, и мы смотрели «Маленьких женщин»[13] – этот фильм для просмотра с мамой в кровати подходит идеально, хотя и было странновато. (Старый, с Элизабет Тейлор, если хотите знать.)
Я об этом хотела сказать лишь позже, когда встану, но оно как-то само вырвалось:
– Мам, давай не будем в суд подавать, а? На школу, я тебя прошу. Я хочу, чтобы ты остановилась. Хочу…
Я умолкла. Я уже три раза повторила, так что она, вероятно, услышала.
– Да, – осторожно сказала мама, – но это серьезное дело, Одри, такое решение с ходу принимать нельзя…
– Ты говорила, что деньги тебя не интересуют. Так зачем ты это делаешь? Чтобы они страдали? Чтобы поняли? Сгорали от стыда? Этого не будет.
– Одри, милая…
– Не будет этого. Я уже поняла. Они не извинятся, не устыдятся, не наступит никакого большого удовлетворения, нам же будет только хуже. Мам, это просто ужасно, мы тратим столько денег и нервов. И проиграем в любом случае.
Затем под наше молчание Джо не приняла предложение руки и сердца от Лори – а каждый раз, когда мы смотрим это кино, мне хочется, чтобы она сказала «да».
– Не знаю, – после долгой паузы продолжила мама. – Мне надо поговорить с отцом. Может, обсудим это все втроем.
– Да, хорошо. – Я расслабилась.
Еще какое-то время мы смотрели молча. А потом снова заговорила мама, словно перерыва и не было.
– Доктор Сара мне рассказала, почему ты перестала пить лекарства. Хотела ровный график?
Я расстроилась. Мне очень не хотелось поднимать эту тему. Но я должна была понимать, что она всплывет.
– Я хотела, чтобы мне стало лучше, – пробормотала я, меня прямо в жар бросило. – Ну. По-настоящему выздороветь.
– Ты выздоравливаешь. – Мама взяла мое лицо руками, как в детстве. – Милая, тебе с каждой неделей становится лучше. Ты изменилась. Ты должна это понимать.
– Но меня уже достал этот зигзагообразный график, – недовольно говорю я. – Это как две ступеньки вверх, одна вниз. Это очень