Робин Гуд сунул пальцы в рот и свистнул. В тот же миг между домиками на деревьях взметнулись в воздух бесчисленные сети-ловушки, блеснули медвежьи капканы, закачались мины, сделанные из набитых порохом бревен, срикошетили клинки. Сотни стрел, со свистом разорвав воздух, впились в двери хижин, и из окон начали выглядывать испуганные лица членов экипажа «Игрэйны».
– Ложная тревога! – крикнул Робин.
Все немного поворчали, затем каждый вернулся к своим прерванным занятиям.
– Видели? – улыбнулся Агате Робин. – Так что идите. Гуляйте. Наслаждайтесь. Порой, когда все видится в мрачном свете, бывает очень полезно вспомнить, почему так хорошо жить на этой земле.
– Не думаю, что мне это удастся, – натянуто ответила Агата. – Сегодня, во всяком случае.
– А вы сделайте это не для себя, тыковка. Для него, – сказал Робин, поворачивая голову.
Агата посмотрела в ту же сторону и увидела за окном холм, с которого недавно вернулась вместе со всей своей командой. Могильный холм, склон которого был покрыт ровными рядами могил – старых и совсем свежих… сегодняшних…
И стоящего перед одной из них парня в пропитанной кровью рубашке.
Ланселота и леди Гримлейн похоронили на закате, когда замерший Шервудский лес был наполнен тяжелым влажным запахом листвы. Но теперь, когда Агата возвращалась на кладбище, тот же лес казался ей совершенно другим, словно с наступлением темноты он ожил. Девушки-фейри в зеленых платьицах и со светящимися розовыми крылышками за спиной высовывали свои головки из древесных дупел и щебетали:
– Это же подружка Софи!
– О, мы любим Софи!
– Любим Софи? А кто такая эта Софи?
– Ну, та, в красивом платье!
– А разве Софи не убивает фейри?
– Я слышала, что Сториан написал об этом по ошибке и сам это признал.
Разбуженный этими голосами, древесный тролликот свесил с ветки свою круглую, с торчащими ушами голову и недовольно фыркнул, учуяв фейри. Агата же тем временем едва не наступила на лесного гнома, который вначале было рассердился, но потом, узнав ее, радостно запищал «Агата! Агата!» и протянул ей свой крошечный блокнот с просьбой оставить автограф. А затем появилась неряшливо одетая жена гнома и утащила его назад в их нору.
Агата вздохнула, с облегчением подумав о том, что, пожалуй, впервые в ее жизни в сказке за каждым ее шагом не следят репортеры из дешевых бульварных газет, и убить ее тоже никто не пытается. Пустячок, как говорится, а приятно. У тропинки, по которой шла Агата, сидели две птицы-дракона (одна красная, вторая оранжевая) и жарили пойманную ими мышь на язычках своего же собственного пламени, которое по очереди выдыхали из клюва. Увидев Агату, они долго смотрели ей вслед и радостно щебетали – не забывая, впрочем, про свой ужин. Встретилось Агате и семейство светящихся лягушек (приветствуя ее, они проквакали гимн Камелота), а еще внезапно выпрыгнул из-за какого-то пня толстенький мангуст и невнятно прокричал с набитым то ли бабочками, то ли стрекозами ртом:
– Под’уга Умы!
В теплой, шелестящей листьями лесной ночи Агата понемногу расслаблялась. Эмоциональный шок, в котором она находилась последние несколько часов, начал отступать.
На смену ему приходило ощущение покоя. Знаете, даже в самых чудесных уголках Бескрайних лесов никогда нельзя чувствовать себя в полной безопасности. Нигде, кроме Шервудского леса, где Робин и его Веселые ребята создали свой собственный магический Лес-Внутри-Лесов, в котором не было места политическим интригам внешнего мира всегдашников-никогдашников. Даже сам Робин… Если учесть, что он был и разбойником, и защитником бедных, и отважным бойцом, и любителем ухлестнуть за девушками, то Агате сложно было решить для себя, какой он – скорее добрый или скорее злой?
Приближаясь к могильному холму, Агата смотрела на силуэт Тедроса, и ее сердце переполнялось любовью. Да, Робин прав, необходимо согреть и поддержать Тедроса, потому что сейчас ему было в тысячу раз хуже, чем ей. Она нужна своему принцу.
Агата продолжала подниматься к свежей могиле и уже подходила к Тедросу сзади, но… внезапно остановилась у него за спиной.
Тедрос был не один.
Сама не зная почему, Агата нырнула за дерево и встала так, чтобы ее не было видно, а сама она могла слышать разговор.
– Я с раннего детства воображал себя сэром Ланселотом, – говорил Райен, босой, в расстегнутой черной рубашке, светлых брюках и с блестящими после купания волосами. – Представлял, как скачу рядом с твоим отцом и помогаю ему победить Зеленого рыцаря. Мечтал, как после великой победы обмениваюсь подарками с королем на глазах у всего народа. А сколько подушек я загубил, когда протыкал их деревянными ложками, представляя, что передо мной враги короля Артура! Я так хотел когда-нибудь стать рыцарем Камелота и служить ему так же, как сэр Ланселот!
– Многие парни об этом мечтали. И мечтают до сих пор, – сказал Тедрос. Его закапанная кровью рубашка тоже была расстегнута – в Шервудском лесу было тепло, даже слегка душно. – Недавно у себя в замке я разговорился с одним гвардейцем. Он говорил, что мечтает служить Камелоту, а потом… предал его.
– Конечно, на деле служить гораздо труднее, чем мечтать об этом, – сказал Райен. – Что касается меня, то я хочу просто служить, не замахиваясь на то, чтобы занять место сэра Ланселота.
На волосы Тедроса опустились несколько фейри, они с интересом прислушивались к разговору. В мерцающем свете их крылышек Агата смогла рассмотреть, что новый рыцарь короля смуглее, не такой мускулистый, однако выглядит крепче и решительнее Тедроса, – возможно, благодаря короткой стрижке, высокому лбу и мощной нижней челюсти.
– Ты действительно считаешь, что Змей твой брат? – спросил Райен. – То есть, я хочу сказать, сын твоего отца?
– Леди Гримлейн никогда напрямую этого не говорила. Однако перед смертью сказала мне, что совершила что-то ужасное, скрыла свой поступок и от Артура, и от всего мира, – ответил Тедрос. – Кроме того, сам Змей назвал меня своим братом. А еще поклялся, что может вытащить Экскалибур из камня. Этого, кстати, и леди Гримлейн никогда не отрицала. Но если Змей сможет вытащить Экскалибур, это будет означать, что он действительно сын моего отца. Но разве сын моего отца стал бы пытаться убить своего собственного брата? Разве он мог бы убить Ланселота, лучшего друга и рыцаря своего отца?!
– Друга и рыцаря, который предал твоего отца. Рыцаря, за голову которого твой же отец назначил награду, – осторожно возразил Райен. – Может быть, таким образом Змей отомстил сэру Ланселоту за твоего отца. Или за своего, это уж как посмотреть. Если бы Дот так удачно не посадила Змея в заколдованный мешок, следующей его жертвой вполне могла стать твоя мать.
– Раньше я никогда не допускал мысли о том, что сын короля Артура может оказаться таким злодеем, как Змей. Но мне и в голову не приходило, что Змей мог стать злодеем именно потому, что он сын Артура, – Тедрос посмотрел на Райена и добавил со вздохом: – Однако, как выясняется, такое тоже возможно. А это значит, что Змей может оказаться настоящим королем Камелота.
– Бояться нечего. Змей находится там, где и должен находиться – в тюрьме. Когда ты возвратишься в Камелот, снова попытайся вытащить Экскалибур, и я уверен, что на этот раз у тебя все получится, – тепло сказал Райен. – Но и кроме этого у тебя много дел дома. Нужно заботиться о своем королевстве. Готовиться к свадьбе… позаботиться о своей матери, наконец.
Тедрос посмотрел на рыцаря, немного помолчал, затем сказал:
– Я боюсь возвращаться домой, Райен.
– Но Тедрос…
– Ты не понимаешь. После того как Ланселот увел у отца мою мать, я его возненавидел. Я хотел, чтобы Ланс умер. Но потом полюбил его как родного отца. Моя мать не сможет жить без Ланса, он был для нее всем. И видеть, как она стоит во время моей свадьбы одна… Нет, я не смогу. Просто не смогу. Не понимаю, почему она заставила Ланселота отправиться в Леса вместе со мной. Я не так дорог ей, как был он.
– Неправда, – возразил Райен. – Ты сам говорил, что она настояла на том, чтобы Ланселот отправился в Леса вместе с тобой. Она пошла на этот риск ради тебя.
– Так ты королям не только спасаешь жизнь – ты еще и мозги им умеешь вправлять, – грустно хмыкнул Тедрос, вытирая слезы.
– Это одна из обязанностей рыцаря. Его работа, так сказать.
– А умирать – это тоже одна из его обязанностей? Тоже его работа? – мрачно спросил Тедрос. – Я говорю так потому, что все рыцари, которые у меня были, погибли. Может, передумаешь становиться следующим?
– Я рискну, – ответил Райен. – Мой долг рыцаря – защищать тебя, а все издержки пойдут уже за мой счет.
Тедрос хмыкнул, вытер нос рукавом своей рубашки и ехидно спросил:
– Где ж ты был, пока я учился в школе? Защищал бы меня от… сам понимаешь… девушек.
Райен рассмеялся.
Агата, стоя за деревом, слушала их, испытывая противоречивые чувства. С одной стороны, она была рада, что Тедрос не замкнулся после тяжелой утраты и нашел в себе силы разговаривать со своим новым рыцарем. Но с другой стороны, ей было обидно, что он делится своими чувствами не с ней. Она не могла припомнить, чтобы Тедрос хоть раз так открыто, свободно, легко общался с ней за последние полгода. А может быть, и вообще никогда.
– Нет, серьезно, почему Директор школы тебя не принял? – спросил Тедрос.
– Отсеял, – ответил Райен. – Может, потому, что я родом из Фоксвуда, а оттуда на поступление в школу подают заявки больше парней, чем из любого другого королевства всегдашников. Я очень старался стать хорошим всегдашником, пока рос. Но когда подошел день приема в школу, я не получил билета на Цветочное метро. Честно говоря, тогда я даже был уверен, что билет дали, но его припрятала моя мать. Она никогда не хотела отпускать меня в эту школу. Но сейчас я думаю, что мог бы и не оказаться сегодня здесь, если бы учился с тобой в одном классе – и знаешь почему? Ведь когда ты находишься в свободном полете в Лесах, то легко можешь проявить себя там, где что-то случается. Например, победить Змея на Ринге или странствовать верхом по землям всегдашников и никогдашников, расправляясь с наемниками Змея и спасая твоих друзей-студентов, которые находятся на преддипломной практике. А окажись я в школе… Там, наверное, я просто превратился бы в еще одного всегдашника, старающегося выслужиться перед тобой. Нет, в школе невозможно доказать, что ты можешь стать хорошим рыцарем.