— Знаю это лучше, чем кто-либо другой. Когда я затачивал новый кол и выходил на охоту, мне не приходилось выслеживать жертву. Я выбирал из сотен неприкаянных душ, молящих разбить оковы предавших их тел. Верь мне, когда я говорю, что это было непросто. Непросто выбрать всего одну девушку, самую несчастную и нечестивую из всех… Она — капля в море. Песчинка в огромной пустыне. Но в то же время — эффективный инструмент для налаживания диалога с бездумным большин…
— Было ли это единственным способом говорить с людьми?! — в очередной раз изменив журналисткой этике, Патриша прервала собеседника на полуслове.
— К сожалению! Думаешь на кривую дорожку этих девушек толкнули матери? Или, может быть, священники, читавшие им воскресные проповеди? Нет, они, конечно же, хотели для них иной, лучшей жизни. Но все слова — пустой звук на фоне жертвоприношений, что совершал я. Увидев в вечерних новостях сообщения об очередной дешевке, выброшенной, как и полагается дешевкам, на помойку, десятки, а может быть и сотни девушек решали выбрать иной путь. И так каждый раз. В этом плане вы, журналисты, помогали мне тащить тяжёлый крест. Каждая новость, каждая заметка, каждое сообщение отодвигали страшный конец, постигший Садом и Гоморру еще на чуть-чуть. И за это я благодарен… — по старой привычке Редвуд махнул рукой, но тут же застонал от пронизывающей боли, что частично передалась его собеседнице.
— Жалеете, что вас поймали? — Мюррей внезапно поняла, что давно не сбивается и, тем более не заикается.
— Нисколько! Точно знаю, что я лишь одна из отверток в большом чемодане инструментов, которым владеет Бог. Моё дело продолжится, если на то будет ЕГО воля…
— Если я правильно поняла, вы считаете себя человеком верующим?
— Да, дитя. Я лишь способ, которым Владыка ведёт свой промысел.
— Положим… Но какая, в таком случае, у Господа цель? — Патриша приняла чуть более расслабленную позу и отключила диктофон (последняя, самая коварная ошибка интервьюера, не позволяющая доносить слова собеседника в первозданном виде).
— Побороть истинное зло способно лишь другое зло, более темное и ядовитое. Такое как я. Создавая чудовищ мне подобных, Господь пытается спасти нас всех… вновь! — Редвуд расплылся в мягкой, доброй улыбке и, казалось, больше не страдал. — Его цель — женщины, внешне слабые создания, что в сущности управляют миром, искусно меняя роли. Ласковая мама, добрая бабушка, любящая жена, строгая учительница, заботливая медсестра, что через час без отвращения сменит мои подгузники… Вот кто на самом деле всем заправляет, Джеймс Браун! This is the woman's world, в конечном итоге. Именно женщины должны понять кое-что важное, неотложное. В таком случае мы, возможно, получим отсрочку…
— Почему вы предпочли электрический стул смертельной инъекции? Вы ведь знали, что будет больно?
— О нет, я ничего не решал. Это был выбор общества! Ведь вся моя жизнь, в какой-то момент, превратилась в перфоманс. В нем подразумевались развитие и кульминационная точка. Нечто выдающееся, что позволит истории стать культовой! А у каждой культовой истории есть свое эпичное завершение, по которому составляется итоговое впечатление. Вы ведь знаете эти фильмы с дурацким концом, который никому не нравится? Такие ленты не получают премии и не собирают миллионы в прокате. Понимаете, о чем я? В сущности, история может быть совершенно бездарной, или, напротив, гениальной, но если не будет захватывающего дух финала — все зря! А если будет — каждый найдет в ней определенные смыслы, а если их там нет — заложит собственные. Мне нужна фееричная концовка. Сдохнуть от передозировки снотворным — не классно. Сейчас я селебрити! И уходить со сцены должен подобающе. Этого хотят люди, кто я такой, чтобы им перечить?
— А почему вы не пытались оспорить решение суда и отказались от адвокатов? Вы ведь могли выбить себе пожизненное… — тяжело вздохнув, произнесла Патриша, словно вовсе не слышала того, что было сказано ранее.
— Ну уж нет, мне противно жить в мире, где такого кровопийцу как я сначала пытаются убить током, словно корову, а потом, заботливо лечат и протирают тряпочками до тех пор, пока нельзя будет повторить попытку.
— Тогда последний вопрос… Почему мы?
— Что?
— Почему вы решились на беседу с мелкой, провинциальной христианской газетой, основная аудитория которой уже и читать-то не в силах… В смысле, вы могли щёлкнуть пальцами и на моем месте оказались бы люди из CNN, NBS, да хоть сама Опра! Так почему именно мы?
— Не хочу стать интернет мемом, иконой для фриков или неудачной шуткой. Я точно знаю, что мои слова вы воспримите со всей полагающейся серьезностью. Так, как того требует ситуация. Вы должны знать и рассказать своим читателям, а в последствие и всему миру, что конец близок. Я знаю это, потому что мне были сны… В этот раз все по-настоящему. Этот прогнивший мир, в котором после всех злодеяний на Фейсбуке появилась моя фан-страничка, обречён на страшную гибель и это случится раньше, чем можно представить. Я даже знаю, почему не умер… В смерти больше нет смысла, ибо грядёт страшный суд. На нем решится все и для всех. Разом. За сим вынужден попрощаться… Мне не очень хорошо… — произнёс Рональд, заслышав шаги доктора в коридоре.
Озадачено ступая по гулким лестничным пролетам, Патриша старалась осознать слова Редвуда. Она почти не жалела, что из головы вылетел самый первый вопрос, значившийся в списке (Почему кол?). В целом, журналистские задачи отошли на второй план, что было крайне непрофессионально, но логично. Слишком уж много противоречий вызывали ответы этого психа, да и он сам… С большинством высказанных соображений Мюррей была в корне не согласна, но, самое страшное заключалось в том, что в глубине души, на каком-то уровне сознания, о существовании которого Патриша ещё не догадывалась, она понимала, что Редвуд прав. Возможно не во всем, но во многом. Как это уложить в привычную картину мира, не подкосив канонические христианские заповеди (вроде «не убий»), девушка не понимала. Точно также, как и не понимала, что собой представит конечная версия интервью, с учетом того, что самая пикантная его часть прошла мимо записи… Так или иначе, это был сильный разговор, всколыхнувший что-то важное внутри. Им непременно стоило поделиться с миром…
Ужасное чувство голода, словно дожидавшееся своей очереди, скрутило желудок. До ближайшего населенного пункта, где можно было перекусить, больше получаса езды. Отыскав в сумочке мятную конфету, девушка сунула ее в рот, спешно покинув пределы исправительного заведения. Притомившийся таксист, ожидавший Патришу в ста метрах от входа в здание, был явно рад её возвращению. Задорно подмигнув и переключив фм волну с новостей на музыку, он спросил:
— Куда теперь прикажете, мисс?
— Аэропорт Джексонвилл… и да, если по пути заедем в фастфуд — буду признательна. Обед за мой счет!
Таксист довольно улыбнулся и поспешил унестись прочь с этой богом проклятой земли. Патриша крепко сжимала в руках сумочку с диктофоном, словно двигалась по темному переулку, опасаясь грабителей. Прямо сейчас в ее руках находился самый настоящий эксклюзив, билет в большое будущее, а может и возможность изменить мир. Мысленно она поблагодарила судьбу и даже Рональда Редвуда за такой шанс, отчего в следующую секунду ее передернуло.
Меньше всего на свете Мюррей хотелось терять человечность и веру в Бога. Уезжая прочь из Рейфорда и оставляя за собой облако пыли, журналистка поклялась больше туда не возвращаться. Слишком уж сильное впечатление на нее производило место, в котором на законном основании могли лишить жизни. До начала апокалипсиса тем временем оставалось ровно 24 часа.
Глава 6. Рут из Чикаго
Грубый мужской смех, точно петарда взорвался в мирно дремлющем Иерусалиме. Эхом ему вторило смущенное женское хихиканье, после чего положенная тишина вернулась на предрассветные улицы. Все, кого потревожила пара туристов, плетущаяся из бара, вновь смогли забыться. Все, кроме Морта. Его сон и без того был неглубок, а теперь оборвался вовсе, превратив мягкую постель в душное, неуютное ложе. Раздраженно фыркнув, он оперся на локоть и попытался разглядеть положение стрелок на циферблате наручных часов. 05:15. Если все идёт по плану, уже вечером будет готов паспорт и кейс с наличными. Тогда дело останется за малым: купить билеты в Париж и навестить одного старого знакомого. В последний раз.
Недовольно сжав лицо ладонью, Морт поспешил в душ. Вчерашняя усталость по-прежнему ломала тело, словно и не было часов, проведенных в дремоте. Хотя, бог с ней, с усталостью! Как освободить голову от тягостных мыслей и угрызений совести?! Это — задачка посложнее…
Толкая себя под струи холодной воды, Смерть думал о том, что отель, по сути своей, престраннейшее место! Подумать только, заведение, где под одной крышей собираются самые разные, незнакомые между собой люди… Где-то за стеной, плотно прижавшись друг к другу, сладко посапывает парочка молодоженов. В соседнем от них номере, в ворохе смятых простыней сидит одинокий мужчина, бессмысленно крутящий барабан револьвера с мыслями о самоубийстве после расставания с женой. Пройдите дальше по коридору, и вы наткнетесь на группу азиатских туристов, марширующих на завтрак. Здесь — молодой парень, что провёл ночь в объятиях проститутки. Там — заплаканная девчонка, сбежавшая из родного дома от отчима-алкоголика…
Но все это меркнет на фоне того, что в номере 303 минувшей ночью поселился его величество Мор и прямо сейчас он, отчаянно пытается взбодриться. Всего через 15 минут Смерть отправится на поиски символического перекуса, ну а пока он бесцельно упирается лбом в керамическую плитку, разрешая потокам воды укрывать своё жилистое тело.
Еще до полудня Танатос успел пройтись до знаменитого рынка «Махане-Иегуда», также известного как просто «Шук». Здешний торговец, как водится, попытался обсчитать гостя… но, поймав на себе его тяжелый взгляд, вернул все до копейки (чем, возможно, спас собственную жизнь). Немного подкрепившись, Морт решил найти место более тихое и уединенное. Ведь прилавки с сочными томатами и лотками ароматной клубники — это хорошо, но крики местных торгашей и громкая музыка утомляют. В качестве убежища был выбран парк Сакер. Огромный, но пока еще безлюдный, он показался юноше оазисом тишины посреди бескрайнего океана болтовни и автомобильных сигналов.