Опустившись на лавку, что пряталась в тени раскидистого дерева, Морт хлопнул себя по коленям: «Как же тут хорошо!». Никаких резких звуков, только приятный шепот листьев, сквозь которые изредка пробирался слабый ветерок. Суета исторического центра здесь казалась нелепым побочным эффектом туристического сезона. Глубоко вдохнув прогревшийся воздух, Морт поймал себя на мысли, что все это может кончиться в любую секунду! Того и гляди, райское местечко наводнит толпа вездесущих путешественников с детьми и портативными колонками…
«Да, наверняка, так и будет…» — вздохнул про себя Смерть, завидев плетущуюся в его направлении старуху. Медленно, словно столетняя черепаха, она ползла к лавке, заранее вытянув вперёд трясущуюся руку. Морщинистая кожа собиралась на предплечье тяжелыми складками. Издалека могло показаться, что бабуля вырядилась в безразмерную кофту телесного цвета. Яростно сражаясь с отдышкой, она достигла цели и, буквально, рухнула на деревянные перекладины. Немного погодя, она начала копошиться в сумке, закреплённой на поясе. Отыскав нужную вещицу, незнакомка улыбнулась, взглянув на соседа украдкой. Трепещущими пальцами она сжала белый платочек, несколько раз промокнув им испарину на лбу. Морт мельком осмотрел женщину и, не обнаружив ничего занятного, кинул руки за голову, прикрыв веки.
— Вам, должно быть, отвратительно наблюдать такую старую перечницу, как я? — все ещё задыхаясь, спросила незнакомка.
— Нет. Старость — не уродство и не болезнь. Просто захотелось немного вздремнуть. Не думал вас оскорбить…
— Сразу видно, что вы славный юноша! Хорошие манеры — большая редкость в наше время… — задумчиво произнесла женщина, устремив взгляд куда-то вдаль.
— Поверьте моему опыту, они всегда были редкостью…
С доброй улыбкой и неподдельным интересом, великовозрастная дама осмотрела острого на язык мальчишку, словно пытаясь в чем-то убедиться. Со стороны это выглядело забавно! Ровесница Джона Кеннеди и представитель поколения Z. Интересная намечалась дискуссия…
— К слову о хороших манерах! Меня зовут Рут, и я из Чикаго! — воскликнула старушка, протянув мятный леденец. — Хотите?
— Очень приятно, Рут! Я — Морт. От конфеты, пожалуй, откажусь, я только что поел… Вам нужна помощь? Хотите, я позвоню вашим родственникам?
— Нет-нет-нет! Пожалуйста! — Рут засуетилась, точно птица, угодившая в силки. — Все в порядке. Я просто хотела пройтись одна. Редкое удовольствие в моем положении… — с грустью произнесла женщина, взглянув на покрытые вздувшимися венами кисти рук.
— Ноги уже не те? — Морт, смекнув, что диалога не избежать, повернулся лицом к собеседнице. — Я заметил, как медленно вы шли сюда.
— В моем возрасте двигаться самостоятельно — уже победа! Это, слава богу, удается. Ну, а спешить мне, как понимаете, некуда…
— Так в чем же дело?
— Дочь и внучка не отходят от меня ни на шаг. Словно конвоиры, отслеживают каждое движение… — вздохнула Рут. — Они, наверное, с ума сейчас сходят… У меня, знаете ли, есть серьезное противопоказание к уединению. На самом деле их много, но самыми серьезными моя дочь Анна считает деменцию и рассеянный склероз. Кто-то за годы наживает одно, кто-то другое, а у меня — старческое бинго!
Морт усмехнулся, глядя на то, как пожилая дамочка изливает душу первому встречному, даже не зная, с кем ей довелось завести беседу.
— Позвольте угадаю! Вы проделали столь долгий путь не просто так? Хотите выпросить у Господа что-то?
— Вы очень прозорливы, юноша! Именно так. Есть у меня одна небольшая мечта…
— Желаете излечиться от всех болезней и принять участие в благотворительном марафоне? — не сдержавшись, пошутил Морт.
— Ох нет, я не любила бег даже когда была вашей ровесницей, а сейчас и подавно! — премило воскликнула старушка, театрально поморщившись. — Моя мечта куда прозаичнее, в прочем, есть в ней и романтический подтекст…
— Поделитесь, не томите!
— Обещаете не сбежать, услышав ответ? Мне очень приятно беседовать о чем-то кроме лекарств и плана лечения… — серьезно выдала Рут и, дождавшись кивка от собеседника, продолжила. — Я мечтаю закончить свой земной путь. Я так устала от этой жизни…
— То есть, хотите умереть? Вам совсем не страшно?!
— Нет, друг мой, это ничуть не страшно. Намного хуже слышать разговоры дочери и зятя, считающих тебя глухой слабоумной старухой. Ужасно просыпаться от боли. Неприятно понимать, что ты уже никогда не будешь свободен в своих поступках и решениях. Печально осознавать, что близкие люди по-прежнему заботятся, но с куда большей охотой говорили бы о тебе в прошедшем времени. Погано быть обузой, балластом, лишним грузом, от которого всем не терпится избавиться… Вот, что на самом деле страшно, милый юноша! — в какой-то момент Рут замолчала, словно ее саму неприятно удивили эти открытия. — Если бы я могла попросить что-либо у Бога, я бы молила его о вечном покое, переходе в иной мир, где я вновь увижу мужа, моего ненаглядного Тео…
— А что, если бы вы узнали, что встречи не случится? Что смерть лопнет вас, словно мыльный пузырь, не оставив даже воспоминания? Не будет воссоединений с мужьями, родственниками и домашними животными… Никаких райских садов, вечного блаженства и прочей аллилуйи. Это повлияло бы на ваше решение?
— Что же… осознавать это — печально. Но ни на секунду я бы не задумалась над своим решением. Все это, — Рут оглядела части своего на ходу разваливающегося тела, — не жизнь, а настоящее мучение, которое должно закончиться. Поверьте, Морт, смерть я встречу не с гримасой ужаса, а с благодарной улыбкой. В этот момент я буду по-настоящему счастлива… Хотя, я уже счастлива! Сегодня я впервые прошлась в одиночестве… Ближе к ночи поплачусь за это невыносимыми болями во всем теле, но пока все хорошо. Спасибо вам за доброту и снисходительность! — завершив монолог, старушка сморщилась, будто от дольки лимона во рту и в глазах ее заблестели слезы.
Не сказав ничего в ответ, Морт мягко положил свою ладонь поверх ладони Рут, словно любящий сын, утешающий роптания седовласой матери. Женщина, ничуть не удивившись поступку, наклонила голову вбок, едва коснувшись острого плеча. На ее лице затаилась кроткая, преисполненная благости улыбка, веки послушно опустились. Старушка сделала глубокий вдох и обмякла на выдохе, точно провалилась в глубокий, долгожданный сон. Чувствуя, как тело женщины безвольно оперлось на него всем весом, Смерть кивнул и вновь закрыл глаза. Где-то вдалеке два женских голоса отчаянно звали Рут, срываясь на сиплый крик, но до скамейки в парке это доносилось, как сквозь толщу воды, что незримо затопила пределы этого укромного местечка…
Глава 7. Между Джеком и Джимом
Тонкая змейка табачного дыма неспешно ползла вверх, извиваясь и растворяясь в душном пространстве комнаты с наглухо задернутыми шторами. Сломанный пополам окурок, раздавленный о стенку каменной пепельницы, тлел упорно не желая гаснуть. Казалось, он из последних сил пытается отравить и без того непригодный для дыхания воздух…
Высокий худой мужчина с сединой на висках вынул из пачки последнюю сигарету и вновь закурил. На вид ему было чуть больше шестидесяти. Высокий лоб, залысины, острые скулы и волевой подбородок, покрытый щетиной, рождали властный образ. Глубокие морщины, похожие на линии, коими испещрена ладонь, выдавали мыслителя, а усталые небесно-голубые глаза — древнюю душу.
Случайному гостю не составило бы труда догадаться, какой образ жизни вел этот одинокий скромный мужчина. Вопреки европейской моде, он не пытался молодиться, не истязал себя тренировками в спортзале и даже не бегал по утрам. Точно зная цену каждой минуты проведенной на Земле, мсье Анри (именно под таким именем его знали соседи) проводил отведенное ему время так, как считал нужным… а именно — в компании двух лучших друзей: Джека Дениелса и Джима Бима. Чуть реже к ним присоединялся старина Джонни Уокер, но от его рассказов всегда голова кругом, а потому, в холостяцкой берлоге его не очень-то жаловали…
В крошечной, захламленной гостиной, плавно перетекающей в спальню, никогда не выключался старенький телевизор. Для хозяина-затворника это было единственной возможностью слегка приглушить тот невыносимый писк, что разрывал голову, стоило на секунду остаться в тишине. Непропорционально большая черепушка полнилась разными мыслями. Далеко не все из них оказывались приятными. Стараясь избежать встречи с безумными идеями и суицидальными порывами, мужчина напивался до беспамятства. Вливал в себя столько алкоголя, что ближе к полуночи не мог вспомнить кто он и почему еще дышит…
Как и любой закоренелый отшельник, мсье Анри был не слишком приветлив и не всегда помнил о необходимости придерживать двери перед теми, кто идет вслед. Впрочем то, что могло показаться грубостью, на самом деле ею не являлось. Местные знали это, а потому — не держали зла. Одинокий старик вызывал у них чувство неловкого сострадания. Ведь статус холостяка — это здорово, когда тебе слегка за тридцать. Перешагивая рубеж «почтенного возраста», мужчина перестает казаться редким экспонатом. Выветривается странное очарование заядлого одиночки, с ним же уходит интерес противоположного пола… Ему на смену приходит понимающее сочувствие, или, еще хуже — жалость, от которой тошнит не меньше, чем от посиделок с Уокером.
Здесь, в этом небольшом и совершенно неприметном городке под названием Кретей, что притаился на подступе к Парижу, остаток жизни коротали сотни неприкаянных стариков. Большинство из них, еще двадцать лет назад жили и работали в столице. По выходным выпивали в барах, а по будням неспешно прогуливались вдоль величественной реки Сена, не отказывая себе в удовольствии созерцать настоящее чудо, грандиозный Собор Парижской Богоматери, издалека напоминающий средневековый замок.
Так незамысловато проносилась их жизнь, точнее лучшие ее годы. Авралы, отчеты, деловые встречи, премии, государственные праздники и ежегодные отпуска… Закруженные до беспамятства на этой адской карусели, вчерашние менеджеры, учителя и продавцы-консультанты пожелали сойти. Они и не заметили, как однажды утром проснулись сварливым и всем недовольными стариками с острой болью в спине.