— Что ты, что ты! Дома хранится, в чулане. А зачем он тебе понадобился? Помнится, кое-кто его на дух не выносил и грозился порезать ножницами…
— Я была ребенком, пап. С тех пор сто лет прошло. Теперь любопытно рассмотреть косолапого получше. Ты не против, если я заеду и поищу его?
— Могла не спрашивать! Забыла, что мы — родственники?! — рассмеялся Синицын. — Тетя Лара передает привет! Спрашивает, когда заедешь в гости?
— Ей тоже. Обязательно заеду, папуль! Просто дел, как всегда, по горло… Но обещаю, в июне свидимся.
— Ловлю на слове! А то уже забыл, как внуки выглядят… Доиграешься, не признаю!
— Не беспокойся, они тебя точно помнят. На добрых и щедрых людей у них неискоренимая память! — протянула Маркелова. — Все, родненький, я тебя обнимаю! До встречи.
— Целую!
Кристина положила трубку. Часом позже она переступила порог дома, в который теперь не приходила без надобности. Не потому что на то была ее воля. Просто взрослые люди, в отличие от детей, существа крайне несвободные. Они служат вещам и обстоятельствам. Чуть реже другим взрослым… А на исполнение собственных желаний у них почти не остается времени. Тот вечер не стал исключением. Кристина явилась в отчий дом неспроста. Ее будто вели знамения.
— И где же ты можешь прятаться? — громко вопросила Маркелова, словно ожидая подсказки от мягкой игрушки.
Груда коробок и пластиковых контейнеров в чулане заставила серьезно попотеть. Игорь Алексеевич слыл умнейшим человеком и уважаемым профессионалом в своем деле… Но, по сути своей, он был обыкновенным мужчиной, не умел поддерживать порядок в доме, вернее, делал это как мог! Никакой системы в сортировке и хранении вещей. Все ненужное барахло беспорядочно поселялось в кладовке. Найти здесь что-либо не представлялось посильным. Но именно за этим Кристина и пришла сюда. Понять и победить невозможное. А потому, как говорится, глаза боятся — руки делают! Вскрывая один картонный ящик за другим, бывшая обитательница квартиры тщательно осматривала содержимое в поисках той самой игрушки.
— Да уж, папочка… Однажды я приду и наведу здесь порядок! — дважды чихнув от скопившейся в воздухе пыли, произнесла Маркелова.
Одним из последних на глаза попался неприметный черный ларчик на манер тех, что фигурируют в русских сказках. Недоверчиво отперев замки, Кристина просияла мгновением позже. Вот он! Попался!
— Ну, здравствуй! Давно не виделись. — усмехнулась девушка, хлопая медведя ладонью, словно в наказание. — До чего же ты грязный. Хочешь в стирку? — прищурилась она в напускной строгости, ответив самой себе дурацким голосом — Нет, только не это!
Квартира, в которой прошло детство Кристины обладала удивительным свойством. Тут всегда становилось легко и беззаботно. Словно время откатывалось назад, превращая Маркелову в Синицыну и отнимая у нее попутно груз тревог и печалей… Мишка не был частью воспоминаний, но обладал той же магией, что и китайские куклы барби с огромными лысинами в районе макушки. Он заставлял улыбаться и вспоминать времена, когда Кристине не было нужды о ком-то заботиться. Когда весь мир, усилиями Игоря Алексеевича, крутился вокруг не по годам серьезной малышки.
— И когда все успело так поменяться? — очередной риторический вопрос сорвался с губ и Кристина направилась в ванную, чтобы постирать в раковине запылившегося медведя.
Уже выкручивая вентили горячей и холодной воды, Кристина застыла в причудливом осознании: стоит мылу коснуться игрушки, она потеряет свое значение. Отпустит его вместе с ароматом ладоней матери, что, наверняка, еще можно услышать в этой неказистой, неумело сшитой зверюшке. Да и потом, неизвестно чем она набита и как содержимое воспримет контакт с водой… К чему рисковать?
— Представляешь, малыш, я ведь чуть тебя не сгубила! — прошептала Маркелова, вспомнив, как однажды постирала любимого плюшевого льва, а тот, словно в отместку, сгнил и начал дурно пахнуть. — Интересно, что у тебя там, в животике? — большие пальцы девушки попытались размять брюшко медведя, но этому помешала сорочка из грубой мешковины.
Расстегнув крошечные пуговицы, Кристина, к собственному изумлению, обнаружила небрежный шов, скрепленный расползающейся нитью. «Непорядок!» — мысленно заключила Маркелова. — «Сейчас мы тебя подлатаем…». Сыскав набор для шитья, она уселась на диван, под самую яркую из ламп, чтобы отчетливо видеть «пациента».
— Для начала избавимся от старых швов… — прокомментировала девушка, проходясь ножницами по ослабшим узам.
Медведь, что в представлении Кристины должен был заворчать или, на худой конец, недовольно цокнуть, остался нем. Старая нитка покинула его плюшевое тело, позволив искусственной ране разойтись в стороны. Глазам открылся посеревший синтепон, сбившийся в комочки. Маркелова подумала, что было бы неплохо расправить их до того, как прореха вновь зашьется. Бережными движениями она принялась исполнять задачу и, практически сразу, ощутила нечто чужеродное во чреве игрушки. Что-то твердое и угловатое. Пуговица? Не похоже… Запустив пальцы глубже, Кристина ухватилась за квадратик и потянула на себя. Сердце ускорило бой от осознания того, что это был обыкновенный тетрадный листок, многократно сложенный и скрепленный обрывком скотча.
— Боже мой… — все, что сумела произнести девушка в попытках деликатно устранить липкую ленту.
Слезы хлынули безудержными ручейками в тот момент, когда это удалось и взгляду предстало самое настоящее письмо:
«Моя милая, сладкая девочка! Моя Кристина! Я решила написать это послание прямо сейчас, даже несмотря на то, что твоя душа еще не поселилась в моей утробе, а до твоего появления на свет остается долгих двенадцать месяцев… К несчастью, нам с тобой не отмерено много времени вдвоем. Это я чувствую… нет, знаю наверняка! Единственное, на что надеюсь — успеть наглядеться в твои огромные карие глаза, что так часто вижу во снах. Самое большое из желаний — отвести тебя в школу, увидеть как улыбаешься от первой полученной пятерки, а может и золотой медали… Что дальше — одному лишь Богу известно. Именно поэтому я решила оставить письмо. Молюсь, чтобы однажды ты нашла его и в то же время боюсь этого, ибо ведаю, что случится это в страшный час. Думаю, к тому моменту ты и сама все поймешь про меня, про себя и про ту силу, что мы с тобой делим. Как бы там ни было, постарайся быть мудрой и справедливой. А еще — слушай зов сердца! Не потому что можешь или должна, а только ввиду того, что нет у тебя другого выбора. Такова твоя доля. Со своей я уже смирилась. Меня привели в этот мир, чтобы я родила тебя. Это большая честь и ответственность. Не сердись на судьбу за мое отсутствие. Как говорится, неисповедимы пути господни… и, если он решил все устроить подобным образом — так тому и быть! Помни о том, что я всегда с тобой. Сердцем, разумом, душой… Обратись ко мне, когда жизнь повергнет в пучину отчаяния и я протяну руку помощи! Люблю тебя, моя крошка! Твоя Мама Оля…»
Вместо подписи и даты в завершении письма, точно алая печать благородных домов, виднелся след от поцелуя. Вдоволь наревевшись, Кристина прильнула к нему губами. Первое и последнее (?) послание от той, по ком скорбела девушка. «Только бы это не оказалось сном!» — взмолилась Кристина, ощутив тоненький, едва уловимый аромат духов, исходящий от бумаги. Кто знает, может то лишь подарок воображения, но какая разница? Если что-то можно почувствовать прямо сейчас — значит нет обмана.
— Спасибо тебе, мамочка… Спасибо! Спасибо! — залепетала Маркелова. — Молю, дай мне знак! Ты обещала! Укажи мне путь, без тебя не справиться…
Словно в ответ на просьбу, в соседней комнате включился телевизор. Без страха и какого-либо волнения, гостья метнулась навстречу звукам. Экран новенькой плазмы транслировал музыкальное видео. Девушка, подозрительно напоминающая Кристину, с чемоданом на перевес, на фоне апокалиптических пейзажей современного Парижа. Она — единственная, кто не сбежал, когда сгустилась тьма. Она — единственная, кто бесстрашно встретил облако мрака, сметающее все на своем пути…
Je remue le ciel, le jour, la nuit
Je danse avec le vent la pluie
Un peu d'amour, un brin de miel
Et je danse, danse, danse,
Danse, danse, danse, danse
Et dans le bruit, je cours et j'ai peur
Est ce mon tour?
Vient la douleur…
Dans tout Paris, je m'abandonne
Et je m'envole, vole, vole, vole, vole, vole, vole…
Кристина понятия не имела, о чем поет некая Indila, но уже отчетливо понимала свой следующий шаг…
Глава 18. В Ванной
Каждый вдох давался с трудом. Горячий пар проникал в ноздри, омрачая разум. Тонкие предплечья безвольно покоились на бортиках ванной. Взмокшая не от воды, но от пота голова неестественно запрокидывалась. В простенькой светлой комнате толкались клубы белесого тумана, отчего контуры предметов казались нечеткими, а стены, вымощенные керамической плиткой, безостановочно рыдали…
К вентилю подачи холодной воды сегодня не прикасались. Зато горячая лилась шумно, заставляя кран извергать кипящий поток и скопившийся в трубах воздух. Адская мука на Земле. Адская мука, к которой приговорила себя светлейшая из душ. Еще немного и пытка окончится. Все грехи Патриши Мюррей умрут вместе с ней.
Нет, девушка вовсе не преследовала цели свариться заживо или спровоцировать сердечный приступ. Просто она хорошо помнила (хоть и не знала, откуда), что перед тем, как вскрыть вены, необходимо принять горячую ванну. Так пальцы завертели звездочку с красной точкой по центру. А дальше — пришло четкое осознание: именно это и ждет Патришу на том свете! Никаких формальностей в виде суда над душой, без малейшего промедления ее низвергнут в ад, в огромный котел с кипящей серой, что уже, наверняка, исходит тяжелым паром и зловонием в ожидании мученицы. «Так к чему отсрочки? Пусть все начнется здесь и сейчас…» — прошептала Мюррей и легла на спину, ощущая прибывающий кипяток.