ути — второй после секса фетиш этого общества потребления. Оставайся в самом беззаботном, самом приятном возрасте как можно дольше — так ты сможешь продлить всевозможные наслаждения! Причем с 18 лет (возраст может варьироваться в разных странах) к прочим наслаждениям непременно должны добавиться и сексуальные, так что готовиться к этому надо заранее, овладевая даже не техникой секса, сколько самим подобным отношением к нему как к еще одному способу получить удовольствие, причем самому крутому и модному. И не надо себя ни в чем, кроме возраста, ограничивать. А если так, то не слишком ли условны возрастные ограничения?
Общество потребления, общество не повзрослевших, но вполне половозрелых детей с ужасом обнаружило, что оно начинает потреблять детей в самом грубом смысле этого слова. Оно попробовало эту ситуацию изменить… но чтобы изменить ее по-настоящему, потребуется некоторая радикальная переоценка ценностей. Нужно научиться глядеть на человеческое тело и вообще на человеческую жизнь несколько иными глазами, чтобы другой человек перестал быть для тебя всего лишь возбудителем.
Дети сами очень хорошо чувствуют такие вещи. Однажды две маленькие девочки рассматривали альбом с репродукциями картин мастеров Возрождения, и одна из них хихикнула: «они же все голые!» Другая рассудительно ответила ей: «это ты будешь голой, если разденешься, а они обнаженные». То есть не степень наготы создает неприличную ситуацию, а… как бы это точнее сформулировать? Отношение к телу, которое вызывает у нас это изображение. Если мы, глядя на картину, готовы восхищаться красотой человеческого тела, это искусство. А если мы проникаемся желанием это тело потребить, то, вне зависимости от наличия одежды (которая может скорее подчеркивать и намекать, нежели скрывать), это уже порнография, в том числе и детская. Да, конечно, такое определение очень субъективно, его не внесешь в законодательные акты, не положишь в основу правоохранительных инструкций.
Но если мы не научимся различать эти вещи хотя бы сами для себя, если не попробуем объяснить это различие тем, кто находится вокруг нас — боюсь, никуда нам не деться от укоров собственной совести, и, что еще хуже, от насилия над детьми, иногда физического, иногда только психологического, но ведь и оно остается насилием.
Кстати, слово «педофилия» в переводе с греческого обозначает «любовь к детям». Людям, да и высшим животным свойственно своих детенышей кормить, оберегать, любоваться ими и с ними играть. Именно это можно называть словом «любовь», если не получается назвать им что-то более высокое. А вот если мы начали называть этим словом мерзкий разврат, значит, проблема не в том, что любовь сама по себе плоха — а в том, что мы так и не научились любить по-настоящему, ни детей, ни взрослых.
36. Бесплатное или бесцельное?
Народ протестует против нового законопроекта, который, по словам его критиков, ликвидирует в России бесплатное образование и здравоохранение. Вполне вероятно, что закон действительно плох, что он ущемит права граждан — но я сейчас не о законе. Я о самом образовании. Если нам не нравится закон, надо, по-видимому, не просто ужасаться и ждать, что школы теперь перепрофилируют в бордели (а в дискуссии мне довелось слышать и такое), но предложить некую здравую альтернативу.
Прежде всего, действительно бесплатного образования и здравоохранения для всех у нас в стране давно уже нет. Да, есть врачи и учителя, которые самоотверженно выполняют свою работу за бюджетные копейки. Если повезет, наши дети попадут именно к таким. Но никто этого, к сожалению, не гарантирует. А гораздо чаще нам приходится сталкиваться с другим (пока скажу только об образовании): либо совершенно бесплатная муниципальная школа в спальном районе, в которую ребенка отдавать бывает просто страшно, либо школа платная. Платность еще не гарантирует качества, к сожалению, но полная бесплатность почти наверняка гарантирует его отсутствие. Есть, повторюсь, и исключения, но их не слишком много.
Кроме того, плата за обучение в школе у нас стыдливо называется… да как она только не называется! Спонсорскими взносами, оплатой охранника, деньгами на ремонт в классе, на новый телевизор и на подарки учителям. Разница с оплатой через кассу только в том, что в кассу платят определенную сумму за определенные услуги и знают, чего потом можно потребовать, а все эти поборы совершенно произвольны и никаких прав тебе не дают. А уж если ты хочешь, чтобы твой ребенок куда-нибудь после школы поступил… Вступительные экзамены сменились ЕГЭ, но точно так же одни родители нанимают репетиторов, другие — ищут «возможность повлиять», и находят.
Конечно, разрушать то хорошее, что существует действительно бесплатно или за символические деньги, совершенно не нужно. Но точно так же не нужно притворяться, что наша нынешняя система нас устраивает, и дело тут далеко не только в деньгах. Система очевидным образом порочна, и все эти сборы-подарки это ясно показывают. В конце концов, музеи или библиотеки тоже бедствуют, но нам и в голову не приходит дарить после каждого посещения их сотрудникам деньги в конвертике.
Но чтобы систему изменить, нужно прежде всего понять, в чем цель этой системы, что она должна обеспечивать на выходе. Наше нынешнее школьное образование в общих чертах сохраняет принципы советской системы, результата своеобразного эксперимента: дать всему населению энциклопедическое образование, какое было в дореволюционных гимназиях, только в сокращенном виде (скажем, без древних языков). Надо сказать, что у этой системы есть немало преимуществ, особенно в социалистическом обществе, где «кадры решают всё» и перемещаются с одного места на другое по воле партии. Чем универсальнее детали, тем проще сборка.
Но сегодня такое образование вызывает всё больше вопросов — слишком изменился мир, да и науки радикально усложнились по сравнению с временами гимназий. К ньютоновской механике добавились квантовая механика и теория относительности, а вот объем человеческого мозга не изменился. С другой стороны, сегодня мы научились поручать примитивные и утомительные расчеты электронике — но школа этого просто не заметила. Мой десятилетний сын пачками решает примеры с многозначными числами, как и мы делали в те времена, когда обычный калькулятор стоил треть средней зарплаты. Но вот математическому мышлению их, к сожалению, совершенно не учат — только забивают в головы алгоритмы, и проверяют, насколько точно они следуют этим алгоритмам и насколько аккуратно записывают их в тетрадки.
На уроках русского языка их учат «подчеркивать орфограммы» (вам часто приходится это делать в обыденной жизни, дорогие читатели?), но совершенно не учат тому, чего так не хватает современной молодежи, воспитанной на клипах и компьютерных играх — текстовому мышлению. Человек, закончивший школу, умеет складывать буквы в слова и слова — в предложения, но предел его восприятия — эсемеска или сообщение в твиттере. В тексте, состоящем из десятка абзацев, он не может выделить главную мысль, отследить аргументацию, развернуто выразить свое отношение, свыше слов «круто» или «отстой». Зато его учили орфограммы подчеркивать.
На уроках английского — та же самая зубрежка правил, стандартных ответов на стандартные вопросы… Но когда он слышит английскую речь, он даже не пытается ее понять: в школьном учебнике такого нет. Вот именно поэтому к нему, десятилетнему, уже ходят репетиторы по английскому и математике. Не забесплатно и не из школы.
Стандартный подход убивает всё живое. Сегодня столько говорится о разных психологических типах, о синдроме дефицита внимания, о неведомых «индиго» и «альтернативной одаренности». Сходите в первый класс, вам там покажут индиго: дети, сели ровно, руки сложили на парте, открыли тетрадки, отступили один сантиметр, пишем с наклоном… Либо ребенок вписывается в эти требования (они никогда не пригодятся ему в жизни, но они очень удобны для учительницы), либо он у вас дебил, его надо пичкать нейролептиками и переводить в школу для отстающих в развитии. Какой же школе хочется портить себе показатели будущего ЕГЭ?
В результате главный вопрос — не о платности, а о цели всеобщего школьного образования. В советское время задача была — преподать всем гражданам одинаковый набор знаний, начала всех наук. Возможно, в свое время она была верна, но сегодня она и нереальна, и неадекватна; пытаться сохранить как можно больше элементов этой системы, на мой взгляд — бессмысленная задача.
Предлагается и другая модель: обеспеченные граждане учат своих детей платно чему захотят, а всем остальным дается некое базовое образование на уровне церковно-приходского, и добро пожаловать к станку или на погрузку ящиков с пивом. Эта система вполне «адекватна» вызовам времени, но слишком уж несправедлива. Кстати, на Западе существуют особые фонды, которые позволяют одаренным детям получать элитное образование за счет грантов — это платное образование, но платят за него не обязательно родители.
Возможно ли нечто третье? Некая гибкая система, способная адаптироваться и под изменяющиеся вызовы времени, и под особенности данного конкретного ребенка? По-видимому, да. В свое время маленькая страна Финляндия, где нет ни нефти, ни газа, ни крупных торговых путей, решила сделать ставку на образование. Теперь юные финны стабильно занимают призовые места на международных олимпиадах, а деньги в страну приносят высокие технологии (всем знакома, например, Nokia). Как им это удалось — отдельный и большой разговор. Но, насколько я могу судить, при реформе школьного образования финны задались прежде всего вопросом «а как нам лучше научить вот этого ребенка тому, что явно будет востребовано в его жизни?»
Мы в любом случае платим за образование своих детей. Различаются только модели: или в карман учителю, или через кассу, или через налоги, которые у нас вычитаются из зарплаты. Но пока что школа в основном общается с нами на языке «чтобы завтра пришел с родителями» и «не нравится — забирайте», мы остаемся в ее глазах докучливыми просителями и нерадивыми двоечниками. Вот что надо менять в первую очередь, и лишь затем задумываться о конкретных способах финансирования. И если мы будем начинать с вопросов «а как нам потратить бюджетные деньги» и «а как бы нам сохранить то, что давно разваливается», у нас точно ничего путного не выйдет.