– Нет, ну сестра у тебя, конечно, просто пушка.
После его слов захотелось ему врезать, но я сдержался. Этому пацану ничего не светит с Лилей. Она бы точно быстро его с небес на землю спустила и сбила всю спесь. Заметив мой недобрый взгляд, Ляля панибратски хлопнул меня по плечу.
– Гонцам за плохие вести вроде башку сносят. Но спасибо, что не тронул. Ну, бывай! Разберись там с бабой своей. А мне надо тетрадь отдать в тридцать третий кабинет.
Лиля в это время вернулась ко мне. Снова удивленно взглянула на Лялю, а когда тот ей на прощание подмигнул, презрительно фыркнула.
– Это кто такой? – спросила она, оглядываясь. – Зачем ты с ним общался?
– Лучший друг Серафимы.
– Смешной какой-то… Себе на уме. Лева, а что у тебя с лицом? Ты узнал что-то неприятное?
Я и сам толком не понимал, что чувствовал в этот момент. И поначалу стал сам себе противен из-за того, что ничуть не усомнился в его словах. Хотя Аксинья – моя девушка. А этого Лялю вижу второй раз в жизни и снова не испытываю к нему особой симпатии.
С каждой новой секундой внутри себя я заводился все сильнее. Мне захотелось немедленно сорваться и уехать к студгородку, чтобы встретить Аксинью. У нее как раз скоро должны были закончиться пары. Лиля продолжала смотреть на меня с беспокойством.
– Так, Лева, мне твое лицо не нравится. Ты снова стал психованным. Что сказал тебе этот милый кудрявый мальчик?
– Я кое-что вспомнил, – ответил я. Говорить Лиле гадости о своей девушке не хотелось. Сестре и так не особо нравилась Аксинья… Когда Белорецкая еще училась в нашей школе, они вроде как были соперницами. – Одна дойдешь?
– Да, поди, не заблужусь, – усмехнулась Лиля. – А маме что сказать? Она ведь уже дома.
– Скажи, что он погиб с честью.
– Да ну тебя, идиот, – пихнула меня кулаком в плечо сестра. – Ты к ужину хоть вернись. А то опять скандал закатит.
Я с нетерпением посмотрел на наручные часы.
– Ладно, беги, – сжалилась надо мной сестра. И я был ей очень благодарен за то, что в этот раз она не пристала с расспросами. – Придумаю что-нибудь.
На прощание я приобнял сестру и быстрым шагом направился в сторону трамвайной остановки. До универа Аксиньи было пятнадцать минут езды. Главное, успеть застать ее.
Весь путь я страшно грузился под громыхание пустого трамвая. Мне не хотелось верить Ляле, но дурное предчувствие не отпускало. В голову лезли только тревожные мысли.
Полчаса я просидел на нагретом каменном бордюре напротив входа, прежде чем увидел на крыльце Аксинью. Она с подругами вышла из здания университета вместе с громкой трелью звонка. Лучи майского солнца еще больше золотили ее волосы, и я снова подумал, что Аксинья – самая красивая девушка на свете. Но будто бы больше не моя. Да и никогда моей не была.
Аксинья весело смеялась, слушая своих подруг. Затем она оглядела двор и встретилась со мной взглядом. Тут же перестала смеяться и поменялась в лице. Я никогда не встречал ее около университета. Сначала не получалось по времени, а потом Аксинья мне запретила. И хотя я выглядел старше своего возраста, Белорецкая все равно скрывала от своих подруг, что встречается со школьником.
Вот она что-то негромко сказала им и сбежала со ступеней крыльца, размахивая сумочкой. Подбежала ко мне, быстро чмокнула в щеку и, схватив за рукав, повела под тень старого клена.
– Привет! Ты что здесь делаешь? – немного обескураженно спросила она, оглядываясь по сторонам.
– У тебя новая сумка? – спросил я каким-то незнакомым глухим голосом. Я знал эту фирму и цену на сумку тоже знал. Лилька бредила такой и просила у отца подарить на конец учебного года. Оттого и старалась закончить год без троек.
– Ты заметил? – произнесла уже знакомую фразу Аксинья, от которой меня немного замутило. Внутренний голос продолжал горьким ядом разъедать все внутри.
– Заметил.
– Что с тобой? – забеспокоилась теперь Аксинья. – Зачем ты приехал? Что-то случилось?
– Где ты была в пятницу?
– В пятницу? – растерялась Аксинья. Затем словно собралась с духом и насмешливо произнесла: – Готовилась к зачету. А потом спать пораньше легла. Я же тебе писала, забыл? К чему вообще эти вопросы? Ты меня в чем-то подозреваешь?
– Тебя видели в клубе, – прямо сказал я и добавил: – Не одну.
– Кто видел? – тут же ответила Аксинья. – Это все неправда.
– Один мой знакомый видел. Есть фото.
Фотографий у меня, разумеется, никаких не было. Но они и не нужны. Видя бегающий взгляд Аксиньи, я понял, что можно обойтись и без вещественных доказательств. Ее выдали глаза, которые тут же заблестели виноватыми слезами.
И если бы не странное поведение Аксиньи, когда она без объяснения причин вдруг куда-то пропадала, я бы никогда не поверил Ляле. Но сомнения закрадывались уже давно. А еще я вспомнил наш с Лилей неприятный разговор, когда сестра удивлялась, откуда у Аксиньи деньги на классную квартиру в центре. Когда-то Белорецкая действительно жила в обеспеченной семье, но после развода отец уехал в другой город и, похоже, откровенно забил на дочь. Хотя Аксинья все это время уверяла в обратном. Говорила, что отец раскаивается и поэтому одаривает ее подарками. «И для чего она с тобой? – вопрошала сестра. – С ее запросами не удивлюсь, если спонсора себе какого-нибудь найдет рано или поздно. А что ты ей можешь сейчас дать? Только красоту и молодость. Обычный школьник, пусть и из богатой семьи…» Помню, как в тот раз я разозлился на Лилю. Это был один из редких случаев, когда мы с сестрой сильно поссорились.
Аксинья даже не оправдывалась. Стояла передо мной, опустив голову. Моя первая любовь. Девушка, пронзившая сердце.
Наконец Аксинья посмотрела на меня в упор глазами, полными слез.
– Прости, – только и сказала она. – Все это не всерьез. Я тебя люблю. Ты хороший, Лева. Нам ведь так здорово вместе. Хочу, чтобы ты был единственным…
Я не верил ее словам. И чем больше она говорила, глупо оправдываясь, тем хуже я себя чувствовал. Тело вдруг показалось недвижимым и тяжелым. Будто в мокрой отяжелевшей одежде меня потянуло на самое дно. Когда в глазах темнеет и не хватает воздуха… Меня еще ни разу в жизни никто не предавал. Я был пустым и разбитым.
Я ее даже не дослушал. Развернулся и на тяжелых ватных ногах пошел в сторону остановки. Аксинья, забив на подруг, кричала мне вслед, что я когда-нибудь все пойму и ее прощу. А пока мне просто надо остыть и обо всем подумать. Но я понял, что уже остыл. Практически мгновенно. Правда, перед этим сгорев до самых щепок.
Не помню, как добрался до дома. Слез не было, но в горле все-таки застрял неприятный солоноватый комок. Я ни разу в жизни не переживал такое и поэтому просто не знал, как себя вести. И из-за девчонки никогда не плакал.
На автомате разувшись, прошел в комнату. Мама, как обычно, увязалась с расспросами, почему я после школы не вернулся домой вместе с Лилей.
Не выдержав, я на нее сорвался. Крикнул ей в лицо, чтобы она хотя бы сегодня оставила меня в покое, и громко хлопнул дверью.
Мне по-прежнему не хватало воздуха. Тогда я распахнул настежь окно и повалился в одежде на кровать. Лежал, уставившись в потолок, под шум проносящихся по проспекту машин. В школьной сумке безостановочно вибрировал телефон. Слезы больше не душили, но внутри поселилась незнакомая ледяная пустота.
Кто говорил, что любовь спасет мир? Она его только рушит.
Серия девятая
Сима
Я так боялась конца мая из-за всех итоговых контрольных, но, как оказалось, совершенно напрасно. Последние пару недель мы со Стаховичем с небывалым для меня энтузиазмом взялись за учебу. Я пропадала у него дома неприличное количество времени. Даже строгая мама Льва смирилась с моим присутствием и относилась ко мне уже не так враждебно. Помимо истории Стахович предложил мне помочь закрыть долги и по другим предметам, по которым я отставала. А я, не желая ударить перед ним в грязь лицом, старательно выполняла все задания, которые Лев мне поручал. Разумеется, круглой отличницы из меня не получилось, все равно вышло приличное количество троек, но учебный год закончился намного лучше, чем я себе представляла.
Лев все это время активно мне помогал, но часто во время наших занятий был каким-то отстраненным и молчаливым. Нет, со мной он держался приветливо. Временами, как обычно, подкалывал. Но все равно было чувство, что что-то его сильно гложет. Наверняка это из-за той красивой девушки, с которой он расстался в начале мая. Ляля тогда сразу поведал мне, что рассказал Льву о встрече у клуба. Раз уж я, видите ли, не осмелилась. Я сказала, что лезть в чужие отношения некрасиво, а Ляля возразил, что видеть, как делают из твоего приятеля посмешище, и молчать – еще более скверный поступок.
Поначалу Лев выглядел сломленным. Конечно, я должна была сочувствовать ему, но никакого сочувствия не было. Только непонятное злорадство. Этого чувства я стыдилась и не могла взять в толк, откуда оно вообще во мне вдруг появилось. Но ничего не могла с собой поделать.
За это время случилось и еще кое-что… Конечно, Стахович не мог промолчать и растрепал своей тете все, что произошло у нас дома. Поэтому, как только синяк сошел и я вернулась в школу, Антонина Юрьевна подловила меня у входа. Снова потащила в кабинет, расспрашивала обо всем, ахала, охала, чем вгоняла в тоску. Мне хотелось поскорее обо всем забыть, а она наоборот – снова нагнетала.
Не хватало мне проблем с отцом, так еще и годовые контрольные… Конечно, больше всего я переживала из-за истории. Именно от нее зависела моя судьба. Теперь мне вдруг стало принципиально перевестись в одиннадцатый. Как круто все поменял всего лишь один месяц. Мне даже было плевать на Бурыкину и Шандареву. Благодаря Стаховичу я впервые ощущала в этой школе поддержку не только от Антонины Юрьевны…
Контрольная была написана аж на четверку. И хотя мы со Львом проработали все вопросы, которые он откуда-то заранее достал, мне все равно не верилось. А Грымзе – тем более. Историчка даже оставила меня после уроков и долго пытала, откуда я все могла списать. Задавала дополнительные вопросы, на кото